Молчи!

— Ну, в бизнесе этого иногда нельзя избежать. — Она подумала, что стоит сменить тему. — Вы будете… э… скучать по Лос-Анджелесу?
— Немного. Но я учился в Корнелле и с тех самых пор хотел вернуться в Нью-Йорк. — Он засунул руки в задние карманы брюк, и рубашка натянулась на его широкой груди. — Вы знаете, чем отличается этот город? Грубыми официантами, переполненным метро… запахом влажной шерсти зимой.
— Возможно, мне следует рассказать об этом одной моей клиентке, работающей над новым ароматом, — сказала Лейк. — Духи «Влажная шерсть на Манхэттене». — «Боже, какая глупость», — подумала она, но Китон засмеялся, и его глаза не отрывались от ее лица.
— Великолепно, — сказал он. — Конечно, я буду немного скучать по Лос-Анджелесу. В основном по погоде. Кроме того, должен сказать, что место, которое я бросаю, действительно отличается разнообразием маркетинговых идей.
— И что это за идеи?
— Там проводят общественные мероприятия, доставляют роскошную еду из ресторанов, поддерживают прекрасный сайт.
— Я бы хотела побольше узнать об этом.
— Когда? — спросил он, еле заметно улыбаясь. Китон буквально прожигал ее взглядом. «Секс при помощи глаз», — подумала Лейк.
— На ваше усмотрение, — ответила она и стала гадать, предложит ли он ей выпить с ним кофе. Нет, он из тех мужчин, которые сразу переходят к выпивке; таким не свойственно хождение вокруг и около.
И тут появилась Брай с неизменным клипбордом в руке.
— Доктор Шерман ждет вас, Лейк, — сухо сказала она. Сегодня ее рот походил на рану — помада в сочетании с короткими каштановыми волосами казалась слишком яркой.
— Хорошо, я иду.
Лейк помедлила, ожидая, что Брай уйдет, но та не шелохнулась. Тогда Китон поднялся со стола.
— Встретимся позже, — сказал он, улыбаясь, и Лейк прочитала в его глазах: «Продолжение следует».
Она десять минут прождала перед закрытой дверью в кабинет Шермана и заподозрила, что Брай намеренно поторопила ее. Когда наконец дверь отворилась, на пороге появилась молодая пара. Муж казался напряженным, почти пристыженным, и Лейк подумала: «Им, должно быть, сообщили, что именно в нем причина невозможности зачатия».
Шерману было чуть за шестьдесят, он был грубоват и начисто лишен чувства юмора. Желтоватые седые волосы, нос картошкой и бледная, почти прозрачная, кожа. Пока он много и сбивчиво говорил властным тоном, Лейк делала заметки, пытаясь сосредоточиться, но ее мысли витали далеко. Она думала о встрече с Хочкисом. А затем, против своей воли, о Китоне. «К чему все это приведет?» — гадала она. Она действительно пойдет выпить с ним? По самым разным причинам ей следует держаться от него подальше, и далеко не последней из них было предостережение адвоката. Ну, на самом-то деле она не должна запирать себя в четырех стенах, до тех пор пока дети не приедут из лагеря. Разве она не может потанцевать, даже если Китон из породы ловеласов — а она не сомневалась, что это так.
— Наиболее жизнеспособные эмбрионы живут до пятого дня инкубации, — услышала она голос Шермана и сделала попытку сконцентрироваться на его словах. — Это так называемая стадия бластоцисты. Мы можем поместить один или самое большее два жизнеспособных зародыша в матку. Это не только способствует отбору эмбрионов, но и уменьшает шансы многоплодия. Никто из порядочных докторов не хочет повторить прецедент Октомон.  [1]Вопросы есть?
— Э-э… я думаю, этого достаточно, — ответила Лейк. — Я хорошо знакома со всеми процедурами благодаря материалам, которые вы мне предоставили.
Шерман был рад завершить встречу, как и Лейк. Совершенно ясно, что они не смогут стать лучшими друзьями, но это не помешает Лейк работать.
По пути в комнату для заседаний Лейк искала глазами Китона, но его нигде не было видно. Дверь в кабинет Гарри Клайна была открыта, и она заглянула туда, желая поздороваться. Ей очень нравилось разговаривать с ним — он, как истинный психиатр, казалось, был заинтригован каждым словом, — но Клайна в кабинете не оказалось.
 
— Я слышала, он рано ушел, — тихо сказала Эмили, одна из пожилых медсестер, возникшая позади Лейк. — Какое-то срочное личное дело.
Лейк вернулась к статьям, и через час работа была завершена. Когда она шла в архив, чтобы положить просмотренные материалы обратно в папки, то опять глазами искала Китона, но безрезультатно. Вернувшись, она увидела в дверях своей комнаты Стива, который явно хотел видеть ее. Удивительно, как сильно он походил на свою сестру Соню. Они были наполовину бельгийцами, наполовину пакистанцами, и оба отличались исключительной привлекательностью.
— Вот и ты, — сказал он. — Как дела?
— Хорошо, — ответила Лейк. — Мне действительно нравится работать над этим проектом, Стив.
— Я знал, что ты идеально подходишь для него. Кстати, сегодня у нас ужин в честь Марка Китона. Ты присоединишься к нам?
— Спасибо, но я должна пораньше освободиться, — сказала она. Это был поспешный необдуманный ответ, и она сразу пожалела о нем.
— Мы не собираемся сидеть до зари, — не отставал Стив. — Пошли, будет весело. Кроме того, доктор Китон попросил, чтобы я пригласил тебя.
Лейк пожала плечами, стараясь изобразить безразличие.
— Ладно, почему бы и нет? — улыбнулась она. — Я принимаю приглашение.
Они пойдут в «Бальтазар», сказал Стив. В Сохо. В восемь.
Когда десятью минутами позже Лейк шла по Парк-авеню, то едва сдерживала волнение. Она представляла, как будет сидеть рядом с Китоном, и уже почти чувствовала на себе его взгляд. «После всех этих несчастливых лет я заслуживаю такого вечера», — сказала она себе. На какое-то мгновение она вспомнила предупреждение Хочкиса. Но разве адвокат сам не предлагал ей общаться с людьми? К тому же детей в городе нет. И потому она спокойно может провести вечер с друзьями.
Вернувшись домой, Лейк приготовила себе поздний обед, отправила детям факсы и, поскольку ее помощница поехала в свадебное путешествие, перебрала кое-какие бумаги. Ближе к семи она задалась вопросом, что ей надеть. Померила и отвергла черные брюки и белую блузку; пышную юбку и другую блузку; ту же самую блузку с джинсовой юбкой-карандашом.
Наконец, когда кровать была завалена вещами, она выбрала легкое коралловое платье, блестящие золотистые сандалии и золотые серьги-кольца. Платье хорошо сочеталось с ее длинными темными волосами и слегка открывало ложбинку между грудями. Лейк почувствовала себя немного грешницей — словно ей было шестнадцать и она только что украла из лавки помаду. Перед уходом Лейк прихватила легкий плащ, поскольку не знала, какая погода будет вечером.
Всю дорогу по Уэст-Сайдскому шоссе под монотонный шум кондиционера такси она прокручивала в уме сцену с Китоном в комнате для заседаний, вспоминала, как он сидел в нескольких дюймах от нее. Он просто любит флирт или хочет пойти дальше? А хочет ли этого она? Подумав о том, что значит «дальше», Лейк покраснела.
Когда такси свернуло на Хаустон-стрит, Лейк вспомнила другое предупреждение Хочкиса — о том, что за ней могут следить, — и посмотрела через заднее стекло на дорогу. За такси «хвоста» не было. Ее почти насмешила собственная паранойя.
В «Бальтазар» она приехала последней из их группы. Единственное свободное место оказалось рядом со Стивом и напротив доктора Томаса Левина, другого партнера клиники. Китон сидел на противоположном конце стола рядом с женой Стива Хилари. Кроме того, тут были: Шерман, доктор Кэтрин Хосс, эмбриолог клиники, спутник Хосс, Мэтт Перкинс, также специалист по эмбриологии, недавно пришедший работать в клинику, похожая на школьницу жена Перкинса и блондинка, невеста-трофей Левина, накачанная ботоксом. На ее руках блестело множество браслетов. Китон вежливым кивком поприветствовал Лейк, чем и ограничился. В этом похожем на пещеру французском бистро с крутящимися под потолком вентиляторами она даже не могла слышать разговор, который вели за другим концом стола.
Лейк глубоко вздохнула, пытаясь подавить раздражение. Она-то представляла, что будет сидеть рядом с Китоном, разговаривать с ним, а может, даже время от времени чувствовать, как его нога прижимается под столом к ее ноге. Но рассчитывать на это явно не приходится. Неожиданно она потеряла интерес к разговорам с людьми, которых едва знала. Зачем она вообще пришла?