Дурная кровь (СИ)

«— Я хочу, чтобы это сделал ты, Картер. Я не собираюсь бегать за тобой, как все твои поклонницы, и лить слезы в подушку. Просто сделай это, черт возьми»! 
«четыре… пять … шесть …»
Делаю ещё один рывок, ощущая, как на щеки падают первые капли дождя.
Холодный ветер бьет в лицо, но я лишь крепче перехватываю ветку, готовый вот-вот сорваться вниз.
«Ты должен уехать, Картер. Она счастлива, она не желает больше видеть тебя. Не мучай девочку, если в тебе есть хоть малость тёплых к ней чувств, уезжай». 
«Не подходи к моей дочери. Она забыла тебя... Полностью вычеркнула из своей памяти. Хватит кружить вокруг нашего дома. Хватит!» 
Горькая улыбка искривляет губы.
Слабачка!
Для неё было проще забыть…
«Семь… восемь… девять...»
«Она с Эденом. Я не хочу, чтобы они тебя увидели. Хватит стоять, как тень, около нашего дома. Они счастливы. Она наконец -то ожила. Неужели ты хочешь снова все испортить?» 
Я же сам этого хотел. Просто самолично толкнул ее в объятия Эдена. Скупая слеза стекает по щеке, и в тишине ночи я отчётливо вижу, как Эден выносит ее из дома на руках. Тера смеется, когда он ставит ее на землю, а я больше не дышу. Я, практически, вжимаюсь спиной в стену, но глаз отвести не могу.
«Малышка моя, ты уверена, что мы не простудимся?» «Эден, это всего лишь дождь. Вспомни, мы же с тобой всегда любили гулять в такую погоду» 
От этих слов все внутренности скручивает. «Мы любили ... Мы любили... Я и ты … — Хочется закричать, но я сдерживаюсь.
«Десять … одиннадцать… двенадцать… 
Сколь раз нужно еще подтянуться, чтоб унять боль?
«Тебя взяли в сборную. Ты должен уехать в Вашингтон. Это новые возможности, Картер. Ты и футбол, вы одно целое. Тебя ждёт большое будущее, мой мальчик.» 
«Сынок. Я договорился, ты будешь учиться на архитектора, как и мечтал, только не здесь. Твой тренер сказал, что тренировки и учебу можно совмещать. Я верю в тебя сынок.»
«Тринадцать… четырнадцать … пятнадцать…
Он не сможет любить ее, как я. Не познает ее, как я, не рассмотрит и не увидит ее настоящую. Любимое число шестнадцать. Любимые цветы розы, только на длинной ножке, обязательно с капельками от росы. Любимое время года осень, цвет желтый, я могу до бесконечности перечислять. Наш дом у озера, наше пристанище. Дерево в роще, на котором я когда-то соорудил шалаш. Мы больше туда не заберёмся вместе. Стена за Брентвудом, где написаны наши имена, она символично обвела их сердцем, и рядом написала одно лишь слово «навсегда».
Она никогда не вспомнит…
Никто больше не увидит то, что видел в ней я. Настоящий цвет глаз, истинную улыбку, родинку, совсем незаметную у виска, все, что мне дорого, я буду хранить в себе.
«Шестнадцать».
Слишком символично. Отпускаю руки и лечу прямиком в воду. Она холодная, остужает кровь. Выныриваю на поверхность и плыву к берегу.
— Эй, Картер, ты не заболеешь? — выкрикивает Оливер. — Осень так-то, лето уже позади.
Что он, черт возьми, здесь делает? Оливер еле стоит на ногах, сжимая в руках бутылку виски и, отклоняясь назад, пьёт прямо из горла.
— Будешь?
Я выхожу из воды, стягивая через голову мокрую футболку, и закидываю на плечо.
— Ты что так надрался, Оливер? Каникулы закончились, завтра учебный день.
Он хрипло смеется.
— Это все эта стерва, извела мать ее. Я для неё все, а она нос воротит. Подкаблучник говорит, противно даже рядом со мной находиться. Черт их пойми, этих девчонок. Вот чего ей нужно, Картер? Что я делаю не так?
 
— Я вижу, ты думать начал, — произношу я, хлопая его по плечу, — ну ладно, не буду мешать, а то это бывает реже, чем солнечное затмение.
Прохожу мимо, собираясь уйти, но Оливер меня окрикивает.
— Картер, вот скажи, ты такой придурок, а девчонки, как москиты на тебя слетаются. Что же это получается, что бы Холи обратила на меня внимание, я должен быть похожим на тебя? Для тебя же они, как конфеты, развернул одну, и надоело. Скажешь не так?
Я хрипло смеюсь, боль в груди не отпускает. Разворачиваюсь, и, подойдя к нему, беру из его рук бутылку и пью прямо из горла. Если бы он знал, что все эти обертки служили для одной лишь цели, забыть одну.
— Проверь подсоединение языка к мозгу, Оливер, — говорю я, — не нужно быть придурком, и походить на кого-то тоже не стоит. Хочешь, дам тебе действительно дельный совет. Просто переключись на кого-то другого и будь самим собой. Ты добряк, таким и оставайся.
— Как переключиться, если я без неё жизни своей не вижу?
— Вот так, Оливер, переступая через себя. Через боль. Пусть она хоть на миг осознает, что это значит, когда твоя вселенная, не она. Тогда и жди результат. Надеюсь, у тебя получится.
— Спасибо, Картер, ты настоящий друг. И прости, что я тебя придурком назвал.
— Вот только соплей мне ещё тут не хватало.
— Завтра в Нэшвилл выдвигаешься? Слышал, ты машину утопил, можешь со мной махнуть?
— Нет, дружище, мне в другую сторону.
  
19
 
Нэшвилл— столица штата Теннесси, центр округа Дейвидсон
— Это мое детище. Я хочу, чтобы «Крылья бабочки» оценили по достоинству, — произношу я, прижимая учебники к груди, и продвигаясь в аудиторию.
— Да, я знаю, что для тебя это действительно важно. Я, если честно, очень сильно волнуюсь. Не хотелось бы дополнительную практику проходить в другом городе. Говорят, что на одно место по два студента, — произносит Холи, — если меня на целый месяц отправят в другой город, я с ума сойду.
— Не переживай, не отправят, твой проект неплох. Я бы, конечно, больше уделяла ему времени. Ты последнее время все время пропадаешь черт знает где.
Мы заходим в полупустую аудиторию и занимаем свои места.
— Я не могу сосредоточиться на архитектурных разработках. Оливер завёл себе подругу, понимаешь? Везде с ней, вчера вообще зажимались с ней в углу, а на меня ноль реакции. Это такая у него любовь? Стоит ли вообще парням после такого верить? Я удивлена ее словам, но виду не подаю. Оливер очень хороший парень и по моему мнению, без ума от моей подруги. Не знаю, что у него перемкнуло, но поговорить с ним стоило.
— То есть, ты признаешь, что тебе он нравится? — спрашиваю я, внимательно наблюдая за ее реакцией.
Стоило мне спросить, как дверь открывается, и виновник нашего разговора заходит в аудиторию.
— Привет, Оливер, как дела? — спрашиваю я парня, ткнув Холи в бок.
Он сегодня выглядел, на мой взгляд, очень даже ничего. Высокий, широкоплечий, сильно отросшие и немного вьющиеся волосы спадали на лоб. Нет, он не был красавчиком, в привычном смысле этого слова, но игнорировать его мужественность не было смысла.
— Привет, Тера, — говорит он, едва мазнув по мне взглядом.
На Холи он вообще не смотрит. Я даже в удивлении приоткрываю рот. Вальяжной походкой он минует нас и разваливается на скамье, рядом с Джеком.
— Вот видишь, — шепчет мне Холи, — он игнорирует меня. Как будто я вообще пустое место. Бесит!
— Тихо, я с ним обязательно поговорю. Не может быть, что он за эти полгода потерял к тебе интерес.
Аудитория стремительно заполняется студентами, и я прекращаю наш разговор, полностью погрузившись в свой проект большого пентхауса. Я назвала его «Крылья бабочки». За идею взяла свой детский рисунок, стеклянный потолок, с окнами, в виде крыльев, переливающихся на солнце и радующих глаз. Я над этим проектом работала семь месяцев. Душу в него вложила, и надеялась на то, что мое детище заметят. Эден, конечно, помогал мне как мог, но в последнее время он пропадал на работе. С момента аварии прошёл не малый срок. Все было прекрасно, я жила и наслаждалась жизнью. Правда, отношения с Эденом развивались слишком стремительно. Нас все считали парой, да и я без него не видела себя. Он как будто стал для меня каким-то самым родным парнем на свете. Все было ровно и хорошо, но иногда, оглядываясь по сторонам, я чувствовала, что чего-то не хватает. Как будто картинка не вяжется. Вот он, любимый парень под боком, учёба, друзья, но какая-то пустота в сердце давила на грудь. Как будто я проживаю не свою жизнь, а чужую, а моя где-то осталась позади.