Мой одинокий волк (СИ)

— Отец очень любил меня, свой дом, семью. Он трудился на земле, выращивал овощи, разводил скот. Мы хорошо жили, ни в чем не нуждались. Отец часто брал меня в поле и катал на лошадке. Он специально для меня купил пони. Я до сих пор вспоминаю то время. Время, когда я была по-настоящему счастлива.
«Что за чушь она несет», — вертелось в моей голове, — «зачем мне все это нужно знать». Девушка все больше настораживала меня. Ее отстраненный вид, немигающий застывший взгляд, монотонный глухой голос все больше подтверждали мою догадку о ее невменяемости. Я начинал жалеть, что, впустил ее в дом и согласился выслушать.
— Я очень любила своего отца, — продолжала говорить Кларисса, — мир для меня рухнул, когда его убили. Моя мать принесла эту весть в дом, громко вопя на всю округу. Мне до сих пор по ночам сняться ее крики. Мы не нашли его тела, только следы крови на камнях, возле протекавшего в лесу ручья. Нам некого было оплакать и похоронить. Мне было тогда семь лет и в тот день я поклялась отомстить. Целых пятнадцать лет я ждала этого момента.
Девушка развернулась ко мне лицом, и хищная улыбка прочертила ее губы. Все мои инстинкты вопили об опасности, но я только в оцепенении сидел на стуле, ожидая развязки, завороженный глубиной ее зеленых глаз.
Я пропустил миг, когда мою грудь коснулись волчьи лапы, своей мощью сшибая меня со стула и придавливая к полу.
Рыжая волчица оскалила пасть, утробно зарычав. Тряхнула шкурой, избавляясь от обрывков платья, превратившегося в момент оборота в лохмотья.
Я сдавил ее руками за шею, слыша над ухом клацанье клыков. Началась борьба, сопровождаемая моим шумным дыханием и глухим рычанием со стороны волчицы. Каким-то чудом я отшвырнул ее от себя, ударив кулаком в голову, лягнув ногой по мягкому боку. Перекатился в сторону окна, где в нише низкого столика был спрятан пистолет. Я охотник и всегда готов убивать. Рукоятка мягко легла мне в руку и мне осталось только нажать на курок, целясь в летящую на меня волчицу. Пуля впилась в ее грудь, совсем рядом с сердцем.
Волчица приземлилась рядом со мной, готовая вцепиться зубами в горло, гулко хрипя, сверкая от ненависти затуманенным взглядом. Сил не хватило. Пошатнувшись, не удержалась на лапах и повалилась на меня, обильно орошая мою белоснежную рубашку толчками вытекающей из раны кровью.
Я отпихнул от себя волчицу. Встал на ноги. Поднял руку, сжимающую пистолет, взвел курок. Волчица была еще жива. Хрипло и тяжело дышала, вывалив язык из пасти, остановила на мне покрытый поволокой застывший взгляд.  К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т
Надо добить эту тварь. Прекратить ее мучения.
Я приставил дуло пистолета к голове волчицы, между немигающих глаз. Волчица дернулась в агонии. Заскулила и обреченно закрыла глаза.
Мой палец, зажимающий курок, дрогнул и я непроизвольно опустил оружие, когда увидел, что вместо волчицы у моих ног лежит обнаженная девушка.
***
Я так и не смог нажать на курок своего пистолета. Я не убиваю женщин.
Кларисса не приходила в сознание три дня. Пуля прошла навылет, задев легкое и дыхание девушки с каждым выдохом с хрипом вырывалось из горла.
Я не знал, выживет ли она. В шкуре волчицы было бы больше шансов, но видно у Клариссы не доставало сил на оборот. Или она подсознательно опасалась этого делать.
Я перевязал ее рану и пригласил знакомого лекаря, отсыпав ему золотых монет за молчание. Тот вручил мне дурно пахнущую мазь и склянку с темной жидкостью. Обнадежил, что шансов спасти Клариссу почти нет. В тот момент я даже не знал, чего хочу больше — ее жизни или смерти, но злости на девушку во мне точно не было.
Она была красива, не смотря на мертвенную бледность, покрывавшую ее лицо, растрепанные медные пряди, разметавшиеся по подушке. Но это была опасная красота, обаяние хищника.
Я никогда раньше не встречал женщин оборотней и не верил в их существование. Передо мной явно был бесценный экземпляр и мне хотелось изучить ее, проникнуть во внутренний мир, познать сущность.
Нет, мне все же будет чертовски жаль, если Кларисса умрет.
 
Кларисса выжила. Открыла глаза на четвертый день своего беспамятства. Взглянула на меня мутным, полным боли взглядом. Оскалила зубы. Я воспользовался моментом, влив ей в рот ложку лекарства. Кларисса закашлялась, проглатывая.
— Умница, — похвалил я ее, стирая платком каплю отвара, скатившегося с ее губ.
Я лично ухаживал за Клариссой. Мне не хотелось нанимать сиделку и впускать в дом постороннего человека. Не хотел сплетен и огласки. Не хотел, чтобы вообще кто-то знал о ее существовании.
Я менял ей повязку, прикрывающую рану, щедро обрабатывая пулевое отверстие вонючей мазью, которая оказалась довольно действенной, и рана почти не воспалялась. Обмывал ее девичье упругое тело, скользя мягкой тканью, смоченной в теплой воде по округлостям соблазнительной груди, вниз, к впадине живота и узким бедрам. Старался все делать быстро, целомудренно отведя взгляд от укромного места. Укутывал ее в теплое одеяло и взбивал подушку под головой.
Я боялся, что она умрет, но еще больше испугался, когда понял, что она выживет.
Кларисса ненавидяще зыркала на меня из-под опущенных ресниц, плотно сжимала зубы, не соглашаясь пить лекарство. Злобно фыркала, когда я пытался перевязать ее рану.
— Кларисса, я хочу помочь тебе, — уговаривал я ее, как маленького непослушного ребенка, — пожалуйста, открой ротик. Я знаю, что горько и не вкусно, но этот настой поможет тебе быстрее встать на ноги. Ты же хочешь выздороветь? А убить меня?
Кларисса в ответ скалилась и послушно открывала рот, глотая горькое варево. Похоже, идея убить меня была лучшим стимулом к ее выздоровлению.
— Хорошая девочка, — хвалил я ее, кормя с ложечки куриным бульоном, радуясь, что она безотказно открывает свой ротик.
Поистине, с материнской заботой поправлял простынь и подтыкал одеяло. Расчесывал гребнем спутанные волосы. Что бы она не скучала, рассказывал забавные истории и читал вслух книги.
Но все же, глядя как Кларисса все больше крепнет с каждым днем, в моей голове все чаще вертелся один вопрос — «Что мне делать с ней дальше?»
Больше всего хотелось заключить перемирие, дать денег и отпустить на свободу. Я не хотел мести и вражды, но признавал ее право ненавидеть меня.
Мой род истребил много оборотней, этим и разбогател. Раньше шкура измененного была в большой цене, не то, что сейчас. После войны с варгами права оборотней узаконили, признали их заслуги перед королевством. Иметь в приятелях измененного даже стало почетно. До чего докатился мир. Мой батюшка наверняка перевернулся в гробу от таких изменений.
Кларисса стонет, пытаясь приподняться, лечь поудобнее. Я слышу это из своего кабинета, в котором работаю, разбираясь с документами. Моя дверь всегда открыта, чтобы видеть и слышать, что происходит в комнате напротив.
Я встаю из-за стола, вхожу в ее спальню, помогаю приподняться повыше, бережно поддерживая за плечи. Подкладываю под спину дополнительную подушку.
— Спасибо, — слышу ее приглушенный голос.
Ого, это что-то новенькое. Я с интересом заглядываю ей в лицо. Кларисса слабо улыбается, окутывая меня благодарным взглядом.
— Ты сильно занят? — шепчет она, — посиди со мной.
Мы проговорили до позднего вечера. Обо всем, не касаясь прошлого.
Вскоре Кларисса начала вставать. Я приобрел для нее несколько платьев и пару мягких туфель. Выводил во двор. Усаживал в кресло-качалку и укутывал шерстяным пледом.
Ей нравилось сидеть во дворе, ловя ласковые лучи солнца, проступавшие сквозь низкие осенние облака. Погода нас баловала, даря тепло в эти последние осенние дни.
Когда Кларисса окончательно поправилась, я спросил, что она планирует делать дальше.
— Вернусь в родные края, — пожала плечами Кларисса.
— Ты больше не планируешь убить меня? — спросил я шутливым тоном.
Она не ответила на мой вопрос, мрачно посмотрев в мою сторону, лишь спросила:
— Это было легко? Убить моего отца.