Дракон, эрл и тролль
— Ваше высочество…— проверил он свою догадку. Ответа не последовало.
Джим осторожно коснулся руки принца. Дотрагиваться до члена королевской семьи без разрешения или приказа было тяжким преступлением. Но принц не шевелился. Джим легонько подергал его руку.
Принц не реагировал.
Джим поднялся, прислушиваясь к дыханию Эдуарда, которое уже перешло в храп, и направился к двери. Он открыл ее и шагнул к стоявшему на страже воину.
— Скажи, кто-нибудь из здешних слуг, особенно те, кто прислуживает в Большом зале, знают тебя в лицо, Уилфред?
Уилфред покачал головой:
— Не думаю, милорд.
— Тогда спустись вниз. Войди тихо, не привлекая внимания, если сможешь, пройди за спиной сэра Джона Чендоса и леди Анджелы к высокому столу и передай сэру Джону сообщение. Говори тихо, чтобы никто, кроме леди Анджелы, не услышал, скажи, что я жду его здесь, и по возможности быстро. Если леди Анджела также захочет прийти, скажи, что я просил этого не делать.
— Да, милорд. — Уилфред отстегнул свой пояс, на котором висел меч в ножнах, опустил его на пол. Простым воинам разрешалось носить меч в замке только с особого разрешения графа, и оно было дано из-за необходимости охранять Роберта Фалона.
— Ты помнишь, что я велел передать? — спросил Джим, хотя ответ был ясен.
— Слово в слово, милорд. — Уилфред обнажил в улыбке редкие зубы. Потом повернулся и пошел по коридору, двигаясь быстро и неслышно в сапогах без каблуков. Джим вернулся в комнату.
Он уселся в ожидании, но уже через десять минут дверь отворилась без всякого предварительного стука или поскребывания, и вошел Чендос. Уилфред оставался в дверном проеме, пока Джим не кивнул ему. Тогда он отступил назад и закрыл за собой дверь.
— Леди не придет, — сказал Чендос, подойдя к стулу, где, откинувшись на спинку, спал пьяным сном принц. Чендос взглянул на молодого человека. — Я присоединил к твоим словам и свои, чтобы убедить ее остаться. За высоким столом больше пустых мест, чем положено в этот обеденный час. — Он повернул голову и проницательно взглянул на Джима: — Он рассказал, что его беспокоит?
— Агата Фалон, — ответил Джим. Ему очень хотелось добавить словечко о короле, отце принца, но Чендос все и так прекрасно понимал, объяснять было излишне.
Чендос кивнул и вновь взглянул на принца:
— И все же это невозможно.
— Я не знал, как переправить принца в его апартаменты, не привлекая внимания слуг. Вот почему я послал своего воина за тобой. Надеюсь, ты не счел меня бесцеремонным, сэр Джон, за то, что я вовлекаю тебя…
— Ни в коем случае, Джеймс. Все понятно, и будет намного лучше, если его увидят в таком состоянии со мной, чем с тобой. Если ты одолжишь мне своего человека, что стоит у двери, то мы вдвоем отведем его ко мне, мои комнаты ближе. Если повезет, мы даже никого не встретим по пути. Тогда пусть спит дальше. Этого не повторится после того, как я поговорю с ним. — Он посмотрел на Джима: — Утром он будет в состоянии меня выслушать. У него слишком хорошо работает голова, чтобы не понять, что подобные происшествия на руку таким людям, как Агата Фалон. Так ты одолжишь своего человека?
Джим открыл дверь и позвал Уилфреда.
С помощью Джима они подняли принца на ноги, одна рука его висела через плечо Чендоса, а другая — Уилфреда. Сэр Джон и Уилфред придерживали принца за кисти рук и обнимали за талию, чтобы он сохранял вертикальное положение.
Джим открыл дверь, и все вышли в коридор. Там было пусто.
Чендос повернулся, собираясь идти, и взглянул на Джима.
— О-хо-хо, — вздохнул Чендос, — и все это в преддверии годовщины со дня рождения Господа нашего Иисуса. Прекрасные праздники выдались у милорда графа в этом году, — а ведь это только начало. Счастливого Рождества, Джеймс.
Глава 10
— Ты же понимаешь, — говорил Джим Энджи, — что все это не мое дело, но, как всегда, я в гуще событий.
Было позднее утро первого дня Рождества, почти полдень. Джим и Энджи сидели в своей комнате. Роберт крепко спал в своей, в его комнате больше никого не было. Энджи отослала кормилицу с поручением и позаботилась, чтобы прислуги, привезенной из Маленконтри, тоже не было рядом, поэтому они могли свободно разговаривать. Джим ожидал возможности поговорить с женой с того часа, когда его посетил принц.
До сих пор им это не удавалось. И вот наконец они одни. Энджи уклонилась от присутствия на полуночной церковной службе в часовне замка. Однако Джим чувствовал необходимость появиться там; к счастью, его считали высокопоставленной особой, и он мог сидеть на жесткой, без обивки, скамье алтаря. Большинству гостей замка приходилось стоять, иначе все они не вместились бы в часовню.
Так Джим провел половину ночи, а затем принял еще одно, возможно необходимое, но неприятное решение — участвовать в охоте на кабана, назначенной на утро после Рождества; с этой охоты он только что вернулся.
Можно сказать, что ему повезло и на охоте. Гости провели несколько часов в седле и, замерзая в лесу, устали слушать лай собак впереди, не видя никаких следов зверя. И вдруг он появился — величиной с бычка, явно такой же тяжелый, но более опасный.
Джиму повезло — он был не очень близко и смог подать коня назад, а поэтому не оказался среди тех, на кого бросился кабан. Не был он и среди тех, кто спрыгнул с коня и накинулся на зверя с пиками. Тем охотникам здорово не повезло. Кабан не оставил им ни малейшего шанса. Он бросился вперед, разорвал нескольких вцепившихся в него собак и прорезал всю свору, подобно стреле, несущейся через камышовые заросли. Он опрокинул двух стоявших впереди всадников и исчез в чаще.
Собаки мчались следом, как и остальные всадники, но случилось так, что одним из сброшенных наземь оказался граф. Нет сомнений, граф был сильным и ловким охотником и воином — в свое время. Но время это миновало. И теперь он беспомощно лежал в снегу. Он тяжело дышал, доспехи не позволяли ему подняться, даже если бы он мог отдышаться. Это положило конец охоте. Собаки отказывались возвращаться, но их принудили, хотя они могли бесконечно преследовать кабана, несмотря на то, что у них не было никаких шансов, даже у всей своры, против одного зверя.
Итак, охота окончилась. Джим чувствовал себя скверно, и от недосыпа, и от всего прочего. Он в изнеможении упал на стул и попытался рассказать Энджи, что с ним случилось с того момента, когда Каролинус послал их с Брайеном в подземелье поговорить с троллем. К тому же пора было одеваться к обеду, до которого оставалось полтора часа. Нынче был особый из всех двенадцати дней рождественских праздников, и каждому следовало надеть лучшую одежду. И хотя Джим не уделял никакого внимания тому, как он выглядит, он должен подчиниться правилам. Энджи, напротив, хотела, чтобы у нее осталось побольше времени на одевание. Поэтому она выказывала нетерпение, что было на нее не похоже, но Джим должен был рассказать ей обо всем.
— Полагаю, — продолжал Джим, — я здорово влип с этим троллем в подземелье и другим, который, возможно, находится среди гостей. Наверное, потому, что я только подмастерье Каролинуса и должен выполнять его поручения. Но что у меня общего с Агатой Фалон, или принцем, или намерениями Агаты и принца насчет короля Эдуарда? Разве это мои проблемы? А ты что думаешь?
— Кого интересует, что я думаю? — отозвалась Энджи. — Разве тебя касается, что думают другие — Каролинус, принц, Чендос? Тебе должно быть важно, чтобы король поручил опекунство над Робертом достойному человеку. Ты ведь не хочешь терять дружбу с принцем? Даже ради Роберта?
— Не думаю, что мнение принца что-нибудь значит для его отца в подобных делах, — заявил Джим. На лбу Энджи появилось небольшое, но отчетливое грозовое облачко, и Джим поспешно добавил: — Но я, конечно, не сделаю ничего, что могло бы помешать опеке.
— Это означает, что ты будешь помогать принцу, Чендосу, да еще и графу. Но вряд ли они ждут от тебя невозможного. Найдешь ли ты этого другого тролля, поможешь ли принцу с Агатой Фалон — что может быть поставлено тебе в вину? Я не удивляюсь. Эта женщина пойдет на все, попытается даже стать королевой Англии, — но ведь нас касается только ее кольцо? Ты же не хочешь, чтобы его пришили к одежде Роберта?