America Latina, или повесть о первой любви
Мы остановились и начали шепотом спорить, но тут на нас вдруг вышли из чернильной тьмы трое туристов под охраной «гида-натуралиста».
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— Гуляем.
— Здесь запрещено гулять без сопровождения гида!
— Да? Мы не знали. Ну что же, давайте вы и будете нашим гидом.
— Нет, так не положено. Вернитесь в Тортугеро, уплатите 50 долларов и принесите квитанцию.
— Но тогда будет уже утро!
— Ничем не могу помочь. Немедленно возвращайтесь!
И четверка бодро двинулась дальше. Юлька пошла обратно в деревню, а я одел поверх белой футболки темную куртку, отошел к лесу, чтобы меня не заметили на фоне неба, и крадучись помчался волчьей рысью вслед за туристами.
Вскоре мне показалось, что метрах в ста впереди что-то темнеет. Я упал на землю, накинул капюшон и погрузил в песок ноги и руки, чтобы спрятать их от комаров.
Вглядываясь в кромешный мрак, я постепенно убедился, что это люди. «Ага, — подумал я, — они увидели свежий след, выходящий из моря, и выжидают положенные 20 минут, чтобы быть уверенными, что черепаха начала откладку яиц и ее уже нельзя спугнуть».
Вскоре они встали и перешли немного вперед. Я немедленно рванул следом. Все четверо стояли на коленях, окружив что-то жутко громадное, тяжко ворочающееся и горестно вздыхающее. Я тихо и вежливо опустился рядом. Гид включил фонарик, осветил меня и яростным шепотом осведомился, какого черта я не выполнил его распоряжение.
— Почему не выполнил? — робко спросил я. — Моя подруга как раз пошла за квитанцией, а я — за вами, чтобы не потерять из виду. Ведь без вас у нас нет гида!
— Заткнитесь, не мешайте смотреть! — хором зашикали туристы, и гид, скрипнув зубами, перевел луч фонаря на черепаху.
Трехметровая туша, похожая на опрокинутую лодку с парой длинных, как крылья, передних ласт, лежала в песке. Под задними ластами зияла свежевырытая яма, куда время от времени скатывались белые кожистые шарики. Прошло не менее сорока минут, пока самка закончила кладку и, небрежно закопав кучу яиц, поползла к воде. Это был действительно крупный экземпляр, и продвижение давалось ей с огромным трудом — передний край панциря двигал перед собой вал песка, могучие ласты отчаянно взрывали землю, мучительным усилием продвигая великаншу на несколько сантиметров вперед. После каждых двух-трех движений черепаха подолгу отдыхала, роняя на песок тяжелые слезы (у черепах и крокодилов солевыводящие железы находятся в уголках глаз) и все так же душераздирающе вздыхая. Мы пытались помочь ей, но с таким же успехом можно было бы подталкивать застрявший танк. Нам показалось, что прошли часы, прежде чем первая волна обрызгала измученную черепаху. Накатывающиеся волны одна за другой приподнимали ее над землей, рептилия резко взмахивала ластами, продвигаясь вперед, и снова плюхалась на дно. Я шел рядом, положив руку на кожаный панцирь и подталкивая ее к морю.
Вдруг дно ушло из-под ног, очередная волна окончательно оторвала бедняжку от песка, черепаха мощно ударила «крыльями» и в мгновение ока легко и стремительно умчалась прочь, рассекая воду с изяществом летучей рыбки.
Мы разровняли песок над кладкой и черепаший след, чтобы бродячие собаки или дикие свинки-пекари не разрыли гнездо. В сезон откладки яиц зелеными черепахами пекари за сотни километров собираются в Тортугеро, приходя через леса и болота из внутренних районов страны. Но сейчас пожива была не столь обильна, и на пляже нигде не было видно ни зверей, ни их следов.
Тут гид опомнился и яростно заорал:
— Какого дьявола ты все еще здесь? Немедленно вернись в деревню! Ты что, английского языка не понимаешь?
— Да-да, конечно, извините, — виновато пробормотал я, повернулся и пошел в Тортугеро.
Я боялся, что Юлька расстроится, что вернулась в отель и не увидела черепаху. Но она, как настоящий друг, только порадовалась за меня, а потом рассказала о своих приключениях.
В нашем номере она обнаружила третьего постояльца — громадного серо-голубого краба. Уже зная по опыту, что крабы могут здорово ущипнуть клешней и к тому же тащат все, что плохо лежит, она мужественно решила дать бой чудовищу и бесстрашно притаилась в засаде на кровати, зажав в руках большую кастрюлю.
Несколько раз монстр выходил из убежища под полом, и Юлька пыталась накрыть его кастрюлей, но каждый раз промахивалась. Коридор отеля то и дело оглашался громким звоном и русским матом. Наконец ей удалось пленить страшилище и выкинуть из номера.
Я похвалил ее за отвагу, и мы пошли купаться, благо уже светало. Когда мы выходили из воды, мимо нас, качаясь, проползли трое туристов и «гид-натуралист».
Кажется, они нас не узнали.
Мы вернулись в Лимон на том же катере. Только теперь я понимаю, как много мы потеряли из-за недостаточного знания испанского. Среди местных жителей встречаются замечательные рассказчики, а наш обаятельный лодочник явно был человеком с богатым жизненным опытом. Но в тот раз мы вынуждены были плыть по каналам в основном молча.
В Лимоне мы поселились в другом отеле, но он оказался немногим лучше первого.
Уже не помню, что мы там написали на стене, но что-то написали точно. Мы рассчитывали поймать здесь попутный корабль до какого-нибудь порта Венесуэлы или Колумбии. В этой части Карибского моря нет пассажирского сообщения, но индульгенция давала нам возможность устраиваться на грузовые суда.
На тихоокеанском побережье Центральной Америки, кроме испанцев, метисов и остатков индейских племен, живут креолы — потомки негров, завезенных в качестве рабов из Западной Африки. (В других частях Нового Света слово «креол» имеет совсем другие значения.) Говорят они на креольском языке — упрощенной версии английского со множеством испанских слов и грамматических оборотов. Когда у нас возникали лингвистические трудности в общении с местными жителями, мы всегда искали глазами негра, зная, что с ним можно будет объясниться на английском.
Мы три дня проторчали в Лимоне, дожидаясь очередного «бананового судна» до Картахены. Все это время стояла сильная жара, но море близ города слишком грязное, чтобы купаться. В Лимоне почему-то поразительное количество нищих и бичей. Как и в любом городе большинства стран мира, здесь есть «плешка», где каждое утро собираются желающие устроиться на работу на день. Сюда приезжают владельцы мелких компаний, чтобы набрать грузчиков или разносчиков. Обычно в небольшом городишке на «плешке» каждое утро собирается пять-десять человек, представляющих если не самое «дно», то «придонные слои» местного общества. Но на лимонскую плешку собиралась огромная толпа. Даже в Перу и Боливии, живущих несравнимо беднее Коста-Рики, нет такого количества люмпенов всех мастей.
Кроме огромного скопления грифов-урубу на базаре, единственная достопримечательность этой дыры — пара трехпалых ленивцев (Bradypus variegatus), висящих на большом дереве в городском сквере. Естественно, мне очень хотелось влезть наверх и познакомиться с ними поближе. Я попросил Юльку постоять на стреме, пока я полезу на дерево с фотоаппаратом. По разработанному мной хитроумному плану, она должна была прогуливаться под деревом, делая вид, что не имеет ко мне никакого отношения, и время от времени повторять как бы невзначай:
— Кажется, дождик собирается… Кажется, дождик собирается…
А при появлении полицейского должна была громко запеть:
— Вихри враждебные веют над нами…
Но почему-то на этот раз вместо дружеского понимания и сочувствия, которого я ожидал от Юльки, ответом на мое предложение было: «На меня не рассчитывай, псих ненормальный!»
Ранним-ранним утром, когда город еще спал и пускал во сне слюни, я как бы случайно завел ее в пустынный парк. Юлька попыталась оттащить меня от дерева, но появление двух случайных прохожих позволило мне вырваться и приступить к задуманному исследованию.
Дерево было очень толстым, неудобным и грязным. Лишь взобравшись на первый сук, я посмотрел вниз и увидел громадную толпу. Запрокинув головы, открыв рты и затаив дыхание, взрослые и дети в напряженном ожидании смотрели, что я буду делать дальше. А Юлька сидела на скамейке и притворялась, что разглядывает вывески на другой стороне улицы.