America Latina, или повесть о первой любви
Но делать нечего, пришлось карабкаться дальше на виду у десятков зевак. Ленивцы дожидались меня на самом верху. Они едва обернулись при моем появлении, продолжая жевать листья и почесываться длинными когтями. Их шерсть имеет зеленоватый оттенок из-за растущих в ней водорослей, которыми питаются гусеницы одного из видов бабочки-огневки. Вероятно, в этой спутанной, похожей на паклю массе волос находят приют и иные насекомые, потому что оба ленивца постоянно чесались. Никаких других особенностей поведения за время наблюдения мне установить не удалось.
Помахивая фотоаппаратом, я спустился вниз, весь коричневый от грязи, покрывавшей кору дерева. Народ почтительно расступился передо мной, но Юлька вдруг перешла на другую сторону улицы и до самого обеда не желала со мной разговаривать. До сих пор не могу понять, чем я ее обидел?
Лимон надоел нам до чертиков, и мы совершили вылазку в национальный парк Кауита недалеко от панамской границы. Райский уголок: уютные бухточки с белым коралловым песком, рощи кокосовых пальм, полоска леса с обезьянами и попугаями, терпимое количество комаров и туристов. Полчища раков-отшельников прочесывали заросли, громко шурша сухими листьями.
Мы забрались в самую уютную бухточку, и я сказал Юльке:
— Сейчас буду тебя учить подводному плаванию. Одевай маску и поплывем вон туда, на риф.
Белая полоска пены виднелась метрах в ста от берега, там, где волны разбивались о коралловый барьер.
Мы одели пляжные тапочки, чтобы не порезать ноги, и зашагали по дну лагуны к рифу. Вдруг Юлька начала хныкать:
— Я боюсь! Я же почти не умею плавать! У меня маска протекает! Плавай сам на своем рифе! Не хочу, и все!
Я долго пытался ее уговорить, потом махнул рукой и пошел дальше один.
Выскользнув из лагуны сквозь узкий проход между огромными шарами кораллов-мозговиков (Leptoria), я сразу же убедился в том, что риф не особенно интересный. Отчаяно маневрируя в накатывающихся волнах прибоя, я попытался просочиться обратно в лагуну, но выбранный мной просвет в стене рифа оказался тупиком. Вместо того, чтобы рыбкой влететь в спокойную воду, я ударился о «колючую изгородь» кораллов Acropora palmata и здорово ободрался. Раз за разом сердитые буруны колотили мной о риф, пока, наконец, я не сумел через него переползти. Оставляя за собой кровавую дорожку, я побрел к берегу и обнаружил там Юльку, которая безмятежно плавала в маске среди разноцветных рыбок.
— Вовка, там такая красота! — закричала она, выныривая, — такие цвета! Ой, что это с тобой?
— Ничего, пустяки. Зря ты не пошла со мной на риф, там гораздо интересней.
И, морщась от боли, я повалился на горячий песок.
Перехватив мороженого в придорожном кафе, мы поймали джип обратно в Лимон.
Хозяин машины, индеец из местного племени брибри, хорошо говорил по-английски, но он почему-то оказался не очень разговорчивым.
Назавтра прибыло «банановое судно». Эти здоровенные теплоходы курсируют по всему побережью, собирая бананы, и затем отвозят их в Европу. Капитан, интеллигентного вида голландец, согласился подбросить нас до Картахены на севере Колумбии, но из-за всяких бюрократических проволочек, о которых даже писать противно, мы не успели оформить нужные бумажки до отхода судна. Целый день я мотался по жаре взад-вперед между портом и городом, а Юлька сидела на портовой проходной, отбиваясь от периодических предложений пойти попить кофе или просто поговорить.
Единственным утешением Юльке было мороженое, которое я ей привозил, а мне — встреча с великолепным золотым дятлом (Colaptes), которого я заметил из автобуса в один из рейсов.
Следующего борта в подходящем направлении пришлось бы дожидаться неделю, так что мы плюнули и уехали в Сан-Хосе, надеясь добраться в Панаму и затем в Колумбию (на пароме или пешком через Дарьен). После удачи с Коста-Рикой мы рассчитывали и панамскую визу получить без особых проблем — ведь в Москве ее выдают за пару часов.
— Да-да, конечно, — сказал сотрудник посольства. — Вот только запросим наше министерство и сразу выдадим визу. Уплатите 10 долларов и приходите завтра с утра.
Утром мы ни свет ни заря примчались в посольство и были встречены все тем же жизнерадостным «maсana» — «завтра». Дело было в пятницу.
История тихой, не имеющей даже собственной армии Коста-Рики бедна событиями. Эта страна избежала бесчисленных революций, переворотов и гражданских войн, являющихся любимым национальным спортом некоторых ее соседей. По этой ли причине, или по какой другой, в симпатичном Сан-Хосе не так уж много достопримечательностей. Кроме «памятника неизвестному конкистадору», Музея Нефрита с интереснейшей коллекцией каменных фаллосов, священных наркотических кактусов-мескалито (Lophophora williamsii) и других предметов доколумбовой культуры, и зоопарка нам не удалось найти что-либо интересное. Напрасно я прочесывал вдоль и поперек Tico Times — единственную местную газету на английском языке. Мы лежали в койке в номере полюбившегося нам Gran Hotel Imperial, я читал вслух объявления, а Юлька записывала в дневник впечатления.
— Капитан с командой или без предлагает услуги по судовождению, — читал я.
— У нас нет судна, — вздохнула Юлька. — Как называется бурелом из камня?
— Лавовый поток. А, вот интересно: «Герпетологический клуб сообщает, что в среду состоится первое вылупление черепашат вида Peltocephalus tracaxa в неволе.
Приглашаются все желающие».
— Это было позавчера.
—«Дорогая редакция! Мы с мужем приехали из Австрии в вашу страну, чтобы отдохнуть. Но в ресторане, куда мы зашли, сидел какой-то ужасный костариканец и курил. Мы потребовали, чтобы он немедленно покинул ресторан, но он не только не убрался, но даже не извинился! Мы сегодня же улетаем домой и посоветуем всем нашим друзьям никогда не ездить в вашу ужасную банановую республику!»
— Это сама редакция написала, — предположила Юлька.
— Или вот: «В пруду Западного парка появился крокодил и уничтожает уток. Как он туда попал, неизвестно. Гулять вблизи пруда с маленькими детьми не рекомендуется.» Пошли, попробуем его поймать и запустить в панамское посольство!
Делать все равно было нечего, так что мы сбегали в парк и посмотрели на маленького смешного крокодильчика, а также на великолепных черных с серебром бабочек Urania. На следующий день мы потащились за 50 км в национальный парк Таканти. Мы вымокли под проливным дождем (сухой сезон уже кончался), но вместо леса обнаружили поля и свежие вырубки. Подобно очень многим заповедникам Латинской Америки, Таканти существует только на бумаге.
Экологический туризм — один из основных источников дохода Коста-Рики. Сотни тысяч гринго приезжают посмотреть на широко разрекламированные национальные парки «чемпиона третьего мира по охране природы». Но даже здесь охрана парков находится в довольно плачевном состоянии, и каждый год сельскохозяйственные земли наступают на леса. Что уж говорить о других государствах, где положение еще хуже. Впрочем, кое-где, например в Перу и Венесуэле, природу удалось сохранить в гораздо большей степени. Но у этих стран не так хорошо поставлена реклама, и доходы от туризма намного ниже.
В воскресенье я все же решил рискнуть и съездить в маленький заказник на горе Смерти (Sierra del Muerte), который почему-то не упоминается в рекламных проспектах. Юльку я решил зря не тащить, поскольку был уверен, что опять найду там только поля и расчищенные пастбища.
К моему удивлению, на вершине горы все же сохранился приличный кусок облачного леса со множеством колибри. Я нашел гнездо одной пары в листе огромного «лопуха»
гигантской бегонии (это растение типично для высокогорий Коста-Рики). Черная птичка с ярко сверкающими рубиновыми, темно-зелеными и синими мазками на оперении сидела на чашечке из пуха и паутины размером с бадминтонный воланчик.
Когда она взлетела, в гнезде оказались двое крошечных птенцов.
Гуляя по лесу, я наткнулся на небольшой кусочек парамо. Так называется особый тип растительности, который во влажных высокогорьях Южной Америки заменяет альпийские луга. Здесь оно было очень похожим на наши северные болота, только вместо папоротников росли более грубые «живые ископаемые» — Zamia из цикадовых.