Тайная тетрадь

Сам Реваз был человеком сурового нрава, мужественным, щедрым и благородным. Стрелял метко, духом был силён. Мало кто решался покуситься на его добро, хотя времена были неспокойные. А для молодых джурмутовцев не было никаких авторитетов. По их мнению, забрать у неверного не только дозволено, это ещё весьма похвальное, богоугодное и праведное дело. За это они должны были получить признание и славу в этой жизни и довольство и воздаяние перед Аллахом в жизни загробной.
Под покровом ночи камилухцы добрались до стоянки табуна Реваза. Застрелили конюхов и угнали в горы лошадей. К полудню перешли перевал за Закаталами и держали путь в сторону Джурмута. До аула оставалось меньше пяти вёрст. Довольные удачным походом, они загнали лошадей на поляну и, положив на землю винтовки, спустились к речке, чтобы совершить предзакатную молитву. Когда они делали омовение, раздался выстрел, эхом раскатившийся по отвесным скалам и ущельям. За их спинами в двадцати шагах стоял сам Реваз с длинной пятизарядной винтовкой.
Он был очень метким, и пули били в десяти сантиметрах у ног камилухцев. Это означало: «Я не хочу вас убивать, уходите отсюда». Братья бросились бежать и оглянулись только, когда перешли речку. На другом берегу Реваз поднял их винтовки и крикнул:
— Я мог застрелить каждого из вас как цыплёнка. Но дарю вам жизнь с надеждой, что вы больше не станете покушаться на моё имущество. Оружие забираю, ибо не уверен, что вы не будете стрелять в меня.
Реваз со своим табуном направился в сторону Кахетии. Братья оказались в ужасном положении. Без оружия преследовать Реваза опасно. Вернуться в аул без коней и оружия — несмываемый позор на целые поколения. Как быть, куда идти, каков выход? Они были в полной растерянности. Старший сказал, что единственный выход — добраться как можно быстрее до аула, вооружиться, найти лошадей и догнать Реваза.
— Лучше сложить свои головы в бою, чем навлечь позор на наш род. Реваз не рискнёт передвигаться ночью, он испугается засады. Да и не успеет за ночь, а завтра в течение дня мы его догоним и отобьём лошадей. Если не успеем, хоть до самой Кахетии дойдём, но что-нибудь отобьём — другого выхода нет.
Когда четверо братьев поднимались во двор, их мать возвращалась с сенокоса.
Она приняла их за гостей, которые идут из Цора, такие часто останавливались в Камилухе. Только когда незнакомцы приблизились к порогу, она узнала в них своих сыновей. Но никак не могла поверить, что её молодцы вернулись без коней и оружия.
Три брата молча седлали коней. Она обратилась к среднему сыну:
— Ильяс, что происходит? Почему у тебя не твоя винтовка? Где твоя лошадь? Где оружие и лошади моих сыновей?! — кричала мать в отчаянии.
Как рассказывают, она была жёсткая и властная женщина.
Сын был вынужден ответить:
— Когда мы молились, грузины угнали наших лошадей и забрали оружие, бабу (мама). Далеко они не пойдут, на рассвете мы вернёмся со своим оружием и табуном.
Мать, словно лишившись сил, тяжело села на ступеньку.
— Валлагьи, я слезинку не проронила бы, если бы вместо вас мне принесли четыре жаназа (тела убитых), лучше бы вам умереть, чем вернуться с этим позором.
— Будет, бабу, всё. Завтра на рассвете ты получишь или сыновей с добычей, или четыре тела, другой дороги нет, — сказал Ильяс, ударил плетью коня и направился с братьями в путь.
Всю ночь скакали братья через горы и долины, через реки и ущелья. Рассвело. Через перевал в сторону Закаталы направились братья. Дорога шла на небольшой холм, оттуда они должны были спуститься на плато. Дальше через густые леса дорога вела вниз в сторону Алазанской долины.
Впереди скакал старший из братьев. Когда приблизились к холму, он оглянулся на братьев. Осенние лучи солнца золотом окрасили вершины дальних гор. Была чудная погода, и всё вокруг торопилось дышать, жить, радоваться оставшимся тёплым дням перед наступлением зимы. Братьям было не до солнца и не до радости. Собственная дерзость загнала их в ловушку. Даже мать родная, которая жалеет собственных сыновей больше всех на свете, не оставила иного пути — надо было поскорей покончить или с позором, или с жизнью.
 
Гнедой конь старшего брата исчез за поворотом. Раздался выстрел, умножился эхом, пронёсся по горам. Братья схватились за ружья и помчались на выручку. Раздался второй выстрел. Иляс понял, что там засада, резко спрыгнул с коня и осторожно высунулся с винтовкой.
Он увидел ужасную картину. Старший брат лежал на тропинке, его шея и лицо были окровавлены, полуоткрытые глаза уставились в небо. Раздался третий выстрел, и пуля пробила правое плечо Ильяса. Он понял, что если выйти, то всех перебьют, сделал знак младшему брату, чтобы не высовывался. Спустился чуть ниже, выглянул из-под кустов и увидел, что второй брат, выронив уздечку, навалился на шею лошади, а та ржёт, дёргая головой из стороны в сторону, и уносит его в сторону леса. Понял Ильяс, что и второй брат убит. Подозвал к себе младшего, надел на палку папаху и дал брату, чтобы высунулся. Раздался выстрел, папаху пробило. Зато Ильяс узнал, откуда стреляют.
По его расчёту, в винтовке врага оставался последний патрон. Четыре выстрела уже было. Ильяс решил обойти гору и выйти на Реваза с другой стороны. Младшему брату показал место, откуда тот должен был опять выставить папаху, спровоцировав пятый выстрел. Всё пошло по плану. Раздался пятый выстрел в папаху. Ильяс знал, чтобы поменять магазин, Ревазу нужно будет время. Он встал во весь рост и побежал прямо в сторону стрелка. Когда он завернул за поворот, Реваз уже почти перезарядил винтовку, но уронил последнюю пулю. Загнать её в магазин он не успел, раздался выстрел Ильяса. Реваз схватился за живот. Сквозь пальцы начала просачиваться кровь, капая на щебень и окрашивая его в густой багровый цвет.
Реваз упал на колени и потянулся к винтовке. Ильяс смотрел, удивляясь его живучести и воле. Через мгновение появился младший брат Ильяса и, выхватив кинжал, коршуном налетел на Реваза. Он бил беспорядочно, яростно, не глядя, куда попадает, по шее, по лицу, по голове. Бездыханное тело Реваза покатилось вниз, голова держалась на недорубленных сухожилиях.
Ильяс направился к убитым братьям. Старшего уложил на ровное место, другого — рядом со старшим. Рукой закрыл им глаза и накинул чобосы на их лица  1.
В метрах пятидесяти раздался выстрел. Один, два, много выстрелов. Ильяс схватил винтовку и бросился туда. Открылась страшная картина. Все семь лошадей Реваза были расстреляны, а рядом с трупами, обхватив руками голову, сидел младший брат и смотрел в одну точку. Ильяс обнял брата, поднял его и сказал:
— Нам пора, на выстрелы могут прийти.
Они направились к телам убитых братьев. Но через несколько минут младший брат побежал обратно, будто что-то забыл. Вернулся он, пряча что-то за пазухой. Ильяс повернул брата к себе. «Покажи», — сказал он. Младший показал. За пазухой у него была голова Реваза. На Ильяса смотрели два больших мёртвых глаза на разбитом окровавленном лице. Ильяс взял эту страшную голову, вернулся к телу Реваза и положил её рядом с ним. На мгновение остановился и сказал брату:
— Реваз был настоящий мужчина. Таких надо уважать. Была бы сейчас у меня возможность, я бы его по-человечески предал земле.
Когда к вечеру во двор МохIол ХIасана привезли тела двух убитых молодцев, мать вышла навстречу. Женский плач и причитания поплыли над селом. И только одного голоса не было в этом хоре. Голоса матери. Когда кто-то осмелился спросить, как она себя чувствует, то услышал:
— Сегодня чуть лучше. Хуже было вчера, когда мои сыновья вернулись домой без коней и оружия.
После этого в Джурмуте появилось выражение: «Сегодня лучше, сказала жительница Камилуха, у которой убили двух сыновей».
И опять перед нами вопрос: что должно войти в народную память и формировать нашу ментальность? Слова матери, которая сама погнала детей на погибель, предпочла носить траур по сыновьям, а не видеть их живыми, но потерпевшими позорное поражение. Или поступок одного из этих сыновей, который, рискуя жизнью, вернулся к телу своего врага, потому что достойный соперник заслуживает уважения. Не знаю я. И вы, наверное, не знаете.