Я, бабушка, Илико и Илларион

– Милиция, стреляй!
– Куда стрелять? Откуда я знаю, где твой вор?
– Ну тогда в меня стреляй!
– Смелей, смелей! Жми наверх!
Раздался свисток. Потом два раза ударили в колокол, потом чей-то благословенный пинок втолкнул меня в вагон, и паровоз, словно только этого и ждал, вдруг дернулся и загудел, стараясь перекричать вопли и причитания оставшихся на перроне.
Страсти понемногу улеглись. Я забрался на третью полку, подложил под голову узелок и прикрыл нос папахой… Табачный дым ест глаза. Вагон мерно покачивается, скрипит. Колеса выстукивают монотонную дробь. И этот перестук напоминает что-то родное, близкое и в то же время такое далекое, что и не припомнить. Глаза слипаются… Я уплываю, уплываю куда-то далеко… Все вокруг заволакивает туманом… Когда хочется спать, самое тяжелое на свете – веки… Но что это стучит? Ах, да, ведь я на мельнице. Стучат жернова. В ожидании помола я засыпаю. И вдруг:
– Зурико-о-о! – зовет бабушка.
– Иду! – отвечаю я, вскакивая.
– Зурико-о-о! – зовет опять бабушка, заслоняя глаза от солнца.
– Иду, бабушка, иду! – кричу я и выбегаю по затянутому туманом подъему.
– Ау-у-у! Зурикела! Куда ты? Ау-у-у… – Гудок паровоза сливается с тревожным криком бабушки.
«Илларион… Илико… Илларион… Илико…» – выстукивают колеса.
– Мост… – слышу я сквозь сон чей-то голос.
– Эй, кто-нибудь, откройте окно, задыхаюсь! – говорит кто-то другой.
– Нужно дышать по очереди, иначе до Тбилиси воздуха не хватит! – говорит третий.
– Чей это чемодан? Уберите сейчас же, иначе выброшу его в окно!
На этот раз я свешиваюсь с полки и вижу говорящего. У него острый, похожий на топор нос, да и все лицо какое-то острое.
– Попробуй тронь! Вылетишь вслед за ним! – огрызнулся полный пассажир с веснушчатым, словно индюшиное яйцо, лицом. – Этого чемодана четыре оболтуса ждут не дождутся.
– Не знаю, кто там ждет, но эту мозоль я не напрокат брал. Убери, говорю, чемодан, не то выброшу в окно! – повторил угрозу «топор».
«Индюшиное яйцо» нехотя взял свой чемодан и взглянул наверх.
– Эй, как тебя зовут? – окликнул он меня.
– Зурико.
– Так вот, сходи сейчас же вниз! Развалился там, как князь Багратион-Мухранский! Место это для чемоданов, понял?
– А я чем хуже вашего чемодана?
– Э, брат, в этом чемодане на три тыщи продуктов, а у тебя в голове – что?
– Зачем вы меня оскорбляете, дядя?
– Приношу свои извинения, уважаемый! А теперь скатывайся вниз! Да поживее!
– Не сойду! Думаете, дома у меня не было чемодана? Был, но я его с собой не тащил. Нечего чемодану разъезжать в поездах! Его место под тахтой! Да!
– Нет, ты только посмотри, как он со мной разговаривает, этот оболтус! Да у меня, если хочешь знать, четыре сына, и каждый старше тебя! – вскипел «индюшиное яйцо».
– И приятно тебе будет смотреть, как твоего сына сгоняют с места? – спросил «топор».
– Ах, так? И ты туда же? Пожалуйста, в таком случае пусть мальчишка лежит на полке, а мой чемодан на твоей мозоли. Мне наплевать! – сказал «индюшиное яйцо» и сел.
– Сойди вниз, сопляк! Слышишь! – теперь уже набросился на меня «топор».
– Не сойду! – сказал я и уставился в потолок.
– Проводни-ик! – завопил «индюшиное яйцо».
Проводник просунул в дверь сперва фонарь, затем – нос и потребовал предъявить билеты. Но тут же сам усмехнулся своей наивности и велел приготовить деньги.
У двоих пассажиров оказались билеты. Проводник иронически оглядел их и вышел.
Наступило молчание. Каждый думал о чем-то своем. Убаюканный ровным покачиванием вагона, я вновь задремал на отвоеванной полке… Словно наяву, я вижу, как во двор входит Илико. Он тащит на плече мешок с кукурузой. Вот он снял свою ношу, положил ее под мушмулой, сам присел тут же в тени и задымил самокруткой.
– Илико, дай закурить! – прошу я.
Но Илико не обращает на меня внимания, он смотрит куда-то вдаль.
– Дядюшка Илико, дорогой, ну, угости же меня табаком! Ведь это я, Зурико, не узнаешь меня?
Илико встает и исчезает в тумане.
– Илико-о! – зову я.
– Кто там?
Я вздрогнул словно ужаленный и проснулся. Пассажиры дремали. Потоки дождя хлестали в окна вагона. Промокшие деревья, перегоняя друг друга, спешили укрыться куда-то… Вдруг на лоб мне упала холодная капля. Затем вторая, потом капли забарабанили чаще. Я отодвинулся. На полке собралась небольшая лужица, я проложил ей пальцем дорогу, и вода потекла вниз, на чью-то голову.
– Эй, что там с тобой, несчастный?! – завопил пострадавший, вытирая лоб ладонью и подозрительно нюхая мокрую руку.
– Со мной – ничего. Это дождь, – ответил я спокойно.
– Так ты сообрази там что-нибудь…
– А что я могу сообразить? Подняться и черепицу, поправить?
– Не болтай лишнего, сукин сын! Дырку-то заткнуть можешь?
Я присел на койке, нащупал в потолке небольшое отверстие и вставил в него палец. Вода потекла по вытянутой руке и собралась за пазухой. Я расстегнул пояс и дал ей дорогу. Вскоре я почувствовал, что мои сапоги до половины наполнились водой.
– Ничего не получается! – сказал я и стал спускаться вниз.
– За что с нас деньги сдирают! – возмутился пассажир с билетом.
– Уж ты бы помолчал! Едет бесплатно и еще обижается! – огрызнулся безбилетный.
Я спрыгнул на пол, и вода из сапог фонтаном брызнула до самого потолка.
– Скинь, парень, сапоги, простудишься, – посоветовал мне «топор». – Протяни-ка ногу, я подсоблю!
– Ничего, дядя, не беспокойтесь! – Я ухватился за полки, подтянулся на руках и легко вылез из сапог.
– Ого! – воскликнул «индюшиное яйцо». – Разве можно так безбожно истязать себя? Сшил бы себе на номер больше!
Вокруг засмеялись. Я с трудом втиснулся между двумя попутчиками. Дождь перестал, все облегченно вздохнули. Я согрелся.
– Слушай, – начал опять «топор», – убери хоть сейчас свой проклятый чемодан, иначе, вот те крест, выброшу его в окно!
«Индюшиное яйцо» молча взял чемодан и забросил его на мою полку.
Снова наступило молчание.
Вдруг кто-то робко чихнул.
– Будь здоров! – отозвались хором со всех сторон. Потом чихнул еще кто-то. А спустя полчаса в купе только и слышно было, что пожелания здоровья, долгой жизни и благополучия, как будто встретились после долгой разлуки близкие родственники.
– Ну нет, так дело не пойдет! – заявил вдруг «топор». – Пока мы все не схватили воспаление легких и на этом вагоне не поставили красный крест, нужно что-то сообразить!
– Видать, не такой уж он балда, каким казался! – сказал «индюшиное яйцо» и вытащил откуда-то бутылку водки.
– У меня есть вино, целый пуд, вон там, на третьей полке, снимем бочонок… – вмешался в разговор молодой блондин, которого до сих пор никто не замечал.
– Нет, вино сейчас не пойдет. Выпьем-ка лучше водки! – ответил «топор», радостно потирая руки.
– Воля ваша, – вежливо согласился блондин.
– Ты лучше вынь пробку из бочонка. Как бы он не лопнул и не залил всех нас! – обратился чисто одетый пассажир с билетом к молодому блондину. Блондин молча выполнил приказ и снова сел. Пассажиры стали доставать разную снедь. Кто-то пожертвовал нам еще бутылку водки, «топор» добавил от себя две и сам же занял пост тамады.
– Товарищи! Среди вас нет ни одного, кто бы был моим товарищем, но знаете ведь, как бывает в поезде? В поезде люди сближаются, становятся друзьями. Кто мы? Откуда нас черт несет?
– Я из командировки возвращаюсь, – заявил пассажир с билетом.
– Прекрасно! – продолжал тамада. – А он кто? Откуда? Черт его знает! – «Топор» указал пальцем на «индюшиное яйцо».
– Как это «черт его знает»! – подпрыгнул тот. – Ты что это разошелся?! Придержи язык, а то…
– Дай же произнести тост! Что взбеленился? Так о чем я говорил? Да. Знаете вы меня? Нет. Знаю я вас? Тоже нет! В другое время плевать я на вас хотел, но в том-то и заключается сила поезда! Поезд соединил, сблизил, сроднил нас! А поэтому – да здравствует поезд! – закончил он и опрокинул в рот стакан.