Фактор беспокойства (СИ)
Глянь, моя рибонько, — срібною хвилею стелеться полем туман.
Я пою в полный голос и у меня легко и покойно на душе. Словно я у себя на Родине и вокруг меня мои старые друзья и знакомые. Аккордеонист, лишённый инструмента, поспешно записывает слова песни в пухлую тетрадку, а его сотоварищи как могут мне подыгрывают, но полностью признавая моё право на соло и лишь чуть слышно аккомпанируя аккордеону. Интересно, неужели эту старинную песню, написанную Михаилом Старицким здесь ещё никто не слышал?
А как запомнят мелодию? Что-то сомневаюсь в том, что здесь у кого-то есть музыкальное образование и знание нотной грамоты. Но эти мысли лишь небольшой фон и не мешают мне полностью отдаваться пению и игре. Я играю и вспоминаю замечательного советского киноактёра и режиссёра Леонида Фёдоровича Быкова, которому сейчас ещё нет и шести лет. Но который вырастет и снимет культовый советский фильм о лётчиках на войне, песня из которого обретёт своё второе дыхание. Будем Жить! И мы обязательно будем жить и петь замечательные песни. В том числе и из этого кинофильма.
https://youtu.be/I3Jou2exqSs
* * *
«Проводы» закончились далеко за полночь, но я ушёл раньше. Мой «сольник» растянулся почти на час, да потом ещё тексты песен правил. Хорошо, что «нотных грамотеев» среди музыкантов не нашлось, а то бы и до утра провозился, но «лабухи» божились, что все песни переняли на слух. Дай-то бог, мне не жалко, пусть поют. Но затем перед моими глазами как-то подозрительно часто замелькала «кровь с молоком», а меня начали усиленно зазывать в гости, обещая отдельную горенку с пуховой перинкой и намекая что у «Опанаса в хате тесно».
Ага, вот так вот ляжешь на перинку с подушкой в обнимку, а проснёшься с дивчиной под боком. И пожалуйте бриться! В смысле жениться. Нет уж! В тесноте да не в обиде. Отговорился ранним вылетом и ушёл спать, да и поручик с молодой женой вскоре явились «прощаться». Но этого уже не слышал, устал как собака и сладко дрых без задних ног, даже не помню, что и снилось, но вот перед самым пробуждением привиделась чем-то встревоженная Сонечка. Даже удивился при пробуждении, давно она ко мне в сновидениях не приходила, уж и забывать начал.
Утро ясное, на небе ни облачка и видимость «миллион на миллион». У земли слабый ветерок, но без порывов. Владимир Николаевич прощается с семьёй, садится в свой «Фиат» и уходит на взлёт. Я пока остаюсь на земле. По договорённости с Порфёненко дождусь окончания его «пилотажа» и только после этого взлечу. На мне второй комплект лётной формы, что запасливый пилот приобрёл для себя, но для меня не пожалел. Комплекция у нас одинаковая и галифе с гимнастёркой подошли мне «как родные», только реглан на размер больше, но это не существенно.
И ботинки с крагами тоже оказались впору. Раньше думал, что они только с обмотками носятся, оказалось есть вариант с носками и крагами. Мой саквояж и «костюмчик от Кравица» аккуратно упакованный в тючок вполне себе спокойно поместились в рундук за спинкой кресла пилота. Чаша кресла уже выполнена в классической форме, но вместо парашюта в чаше опять лежит кожаная подушка, набитая овечьей шерстью. Понятно, «Парашют в комплектацию самолёта не входит». © Ну да ладно, мне ж не воевать на нём, а только до аэродрома долететь. Надеюсь, что долечу без лётных происшествий.
Бравый поручик действительно оказался отличным лётчиком-пилотажником, так он в «воздушном цирке» без малого десять лет выступал. Наловчился. Но вот о чём его голова садовая думает, это уже мне непонятно. Так и выкидыша у молодой жены дождаться недолго, а то что «у Гали задержки и все сроки прошли», мне «будущий папаша» уже успел похвастаться пока мы к взлёту готовились.
Подхожу к женщине, беру её за руку и начинаю комментировать фигуры самолёта, попутно громко нахваливая пилота (и проклиная про себя эту бестолочь), и объясняя для чего в воздухе нужна та или иная фигура, и какую роль она играет в бою. В общем убедил взволнованную молодку, что ни один враг к такому мастеру-виртуозу и близко не подберётся, и она может быть за мужа совершенно спокойна. Вроде бы успокоил.
Но вот самолёт встаёт на круг ожидания и приходит моё время. Прощаюсь с дядькой Опанасом и тот горестно вздыхает:
— Эх, Михась! Жаль у меня ещё одной дочки нету. Я б за тебя отдал её не задумываясь! Но ты, если что, нас не забывай и приезжай. За тебя любая наша краля с удовольствием пойдёт. И песни ты ладно складываешь, и поёшь душевно и дело у тебя стоящее! Глянь, все девчата только на тебя и смотрят!
Это действительно так. На селе и в маленьких городках вообще все рано встают, а тут такое событие! Посмотреть на «еропланы» сбежалась вся округа, но мне уже пора. Сажусь в кресло, пристёгиваюсь и зажимаю тормоза. По моей команде из-под колёс убирают тормозные башмаки и подаю команду «от винта». Хоть и нет здесь авиамеханика и пуск от сжатого воздуха, но регламент есть регламент, мало ли какой недоумок под винт сунется. Винт начинает раскручиваться, включаю магнето, открываю подачу топлива и одновременно закрываю подачу сжатого воздуха.
Двигатель чихает, взрыкивает и начинает работать в штатном режиме. Отпускаю тормоза и самолёт слегка раскачиваясь начинает выкатываться на выгон. У этой модели вместо костыля установлен дутик и качусь по земле без привычной мне тряски. Добавляю оборотов и зажимаю тормоза прогревая двигатель. Но вот пришло время взлетать. Делаю небольшой круг над полем, приветливо покачиваю зрителям крыльями и набираю высоту.
Опасаясь за «казённое имущество» Владимир Николаевич строго-настрого запретил мне «крутить фигуры», но попробуй тут удержись после его выступления и тех ожидающих взглядов от местных красоток что меня провожали. Пилот я или пивень из курятника, что только кукарекает громко, но на плетень и тот с трудом взлетает? Оглядываюсь в поисках своего «ведущего» и заметив его кручу рукой над головой, подавая сигнал, что иду вверх.
«Горка» и сразу «хаммерхед», вновь «горка», «мёртвая петля», «иммельман», «бочка», «бочка размазанная», вновь «горка» и «сплит». «Крен» и с крутого «виража» сбросив скорость выхожу и занимаю своё место рядом с Порфёненко. Всё, можно лететь! «Командир» грозит мне кулаком, но потом не выдерживает и хохочет, показывая большой палец. Он меня прекрасно понимает и не осуждает, а грозит для порядка.
«Строем фронта», то бишь «крыло к крылу» идём вдоль реки Парана до Росарио, там первая посадка. Могли бы и с одной дозаправкой перелететь до Асунсьона, но Порфёненко не хочет рисковать. Всё-таки двигатели ещё «не обкатанные», да и крепление расчалок надо проверить. Мало ли, может от тряски ослабли? Но всё в порядке и дозаправившись берём курс на Ресистенсию, это уже близко к максимальной «паспортной» дальности в восемьсот километров.
В Ресистенсии вновь заправляемся и оформляем на таможне «перевозку транзитного груза» через границу с Парагваем. Документы в порядке, все подписи и печати на своих местах, таможенный сбор уплачен. А в ящиках на пароходе и по реке, или «своим ходом» по воздуху, чиновника не интересует совершенно, это не его проблемы.
Вновь разбег, короткий полёт и через два часа садимся на взлётное поле вблизи столицы Парагвая. Моё путешествие окончено. Сейчас оформим купчую на биплан, переоформим документы на «Кузнечика» и завтра с утра слетаем в парагвайский Форт Филадельфия на расположенную там «авиабазу». Установим и пристреляем пулемёты, переночуем и утром вернёмся в Асунсьон. «Кузнечик» уступит место в ангаре моему истребителю, и мы разлетимся с Владимиром Николаевичем в разные стороны. Он на фронт, я в Чили.
Вечером в гостинице тщательно изучаю топографическую карту с нанесёнными от руки ориентирами перелёта (те самые «кроки») и старательно запоминаю все наставления Порфёненко о предстоящем маршруте. От него же узнаю, что Анды вообще-то уже «покорены», это сделал француз Жан Мермоз проложив «воздушный мост» из Аргентинского Буэнос-Айрес в Чилийский Сантьяго.