Фактор беспокойства (СИ)
А мой-то командир разбушевался не на шутку и «вошёл во вкус», пытаясь «расковырять» уже следующее звено, впрочем, «звеньев» как таковых уже нет. Внизу настоящая «собачья свалка» и «не наши собаки» поджав хвост пытаются смыться с этой «негостеприимной помойки». Но в пылу атаки Порфёненко не замечает, что к нему снизу приближаются сразу все три боливийских истребителя, ну, так на этот случай у него ведомый есть! Даю газ до упора и разогнавшись с «горки» догоняю ближайший «Хаук». Опять короткая очередь в упор и очередной ротозей спешит на встречу с землёй. Два его товарища резко раздумывают атаковать моего ведущего и уходят на разворот оставив ему на съедение свои бомбардировщики. Ну, господа… это не спортивно! Да и не уйти вам от меня. Я выше, скорость больше, а вы пока ещё развернётесь? Пилот второго истребителя видимо это хорошо понимает или оказывается более опытным и хладнокровным. Он разворачивается ко мне и идёт в лобовую атаку. Стрелять начинаем одновременно метров с трёхсот, но видимо ему пристрелку «ключница делала». Встречная скорость у нас запредельная и моя очередь с двух пулемётов разбирает двигатель «Хаука» и его крылья на запчасти, а самого отправляет в последнее печальное путешествие «в края вечной охоты».
Шумно выдыхаю воздух. Чёрт, даже не заметил, когда дыхание затаил. Нафиг мне такие «эксперименты»? Случайная пуля… и «пишите письма». Иду на «горку» и осматриваюсь. Дальняя группа самолётов в полном составе улепётывает домой. От нашей «группы товарищей с полосатыми хвостами» осталось только шесть самолётов, и они на полном ходу тоже чешут домой, но как-то медленно и лениво, видимо мой командир их подгоняет недостаточно усердно. Спешу ему на помощь и пристраиваюсь рядом. Поливаю улетающую группу с двух пулемётов, но вдруг правый замолкает, дёргаю рычаг перезарядки и никакого эффекта. Блин! Патроны кончились. Оглядываюсь на Порфёненко и вижу, что он тоже не стреляет. Увидев мой взгляд, командир одобрительно улыбается и показывает, что пора поворачивать назад. Действительно пора, бензина осталось на донышке, а ещё надо найти куда садится.
Из шести «беглецов» ушли только двое. Ещё четверых мы всё-таки ссадили. Два «Бреге-19» загорелись почти сразу, ещё из одного «Оспрея» пилот и стрелок выпрыгнули, покинув не горящий, но видимо повреждённый самолёт и последний «Оспрей» тоже дымил, но летел довольно долго. Из него выпрыгнул только один пилот. Видимо стрелок был убит или ранен, отчего пилот и тянул до последнего, надеясь оторваться от нас и посадить подбитую машину. Садимся на небольшую площадку рядом с разбитым аэродромом и первым делом осматриваю «Фиат». Плоскости и капот без повреждений, но вот в киль руля направления «прилетело» прилично, а я даже ничего и не почувствовал. Интересно, это когда, неужели во время «лобовой»? В груди похолодело и сердце ёкнуло, пройди пуля на тридцать сантиметров ниже, и она досталась бы уже мне. Да… Лобовые атаки надо исключать из перечня боевого применения, слишком опасно. Но ко мне уже спешит мой «командир» и вскоре попадаю в его крепкие объятья.
— Мишка! Ты видел? Я сбил семь самолётов! Семь! Я теперь АС! — из бывшего поручика так и брызжет восторг и эйфория. Да уж… сбылась «хрустальная мечта детства»©. Нашёл же чему радоваться. Вот тому что в бою жив остался, этому и я рад, вот этому стоит радоваться. А звания, статусы? Это всё проходящее, но Владимира Николаевича поздравляю от души. Он это заслужил, отчаянный человек! Пусть порадуется. Мой командир вдруг отстраняется от меня и вытягивается в струнку. Оборачиваюсь и тоже непроизвольно принимаю строевую стойку. К нам подходит небольшая группа офицеров, одетая в полевую форму Парагвая.
* * *
Возглавляет группу штабистов офицер в чине генерал-лейтенанта. В свите генерала один подполковник, два майора и два капитана. По виду, все типичные «русаки» или «бледнолицые европейцы», ни одного военного с примесью креольской или индейской крови на первый взгляд не заметил. Порфёненко делает два строевых шага на встречу начальству и начинает доклад:
— Ваше превосходительство! Получив по радио Ваш приказ, немедленно в составе звена вылетел на полевой аэродром. При подлёте обнаружил большую группу вражеских самолётов и принял решение вступить в бой. В результате боестолкновения противник понёс значительные потери, был рассеян и обращён в бегство. В бою лично сбил семь вражеских самолётов и четыре аппарата были уничтожены в составе группы.
— Уйти удалось только истребителю «Хаук» и лёгкому бомбардировщику «Боливиан Оспрей». — и немного смутившись добавляет: — У меня и моего ведомого закончились патроны, иначе бы их тоже ожидала незавидная участь! — и не удержавшись расплывается в улыбке: — Николай Францевич, я выполнил лётную квоту по сбитым самолётам и стал асом!
— Голубчик, поздравляю Вас капитаном. Приказ подпишу тотчас!
Генерал обнимает уже бывшего старлея и расцеловывает его в обе щёки. Хех! Однако не Брежнев первым начал целоваться, зря на него наговаривают. Усмехаюсь и оглядываюсь. И что-то мне становится как-то не по себе от пристального взгляда майора, обтирающего большим клетчатым платком бритую на лысо голову. И что он так на меня уставился, словно я ему червонец задолжал и отдавать не собираюсь?
— Господин капитан. О вашем подвиге и об этом бое мною будет составлена подробная реляция и написано представление на Ваше награждение. Вы достойны самой высокой награды, об этом похлопочу лично. Но кто Ваш боевой товарищ? Где Вы нашли такого лихого пилота? Он француз, англичанин или быть может прибыл к нам из САСШ? — и уже оборачиваясь ко мне, приказывает: — Представьте Вашего ведомого!
Но я сам сделав те же два строевых шага в направлении генерала, лихо вскидываю руку к шлемофону и рапортую:
— Ваше превосходительство, разрешите рекомендоваться: — Лапин Михаил Григорьевич! Лётчик-любитель по призванию и музыкант по профессии. По просьбе Владимира Николаевича помогал в перегоне самолётов из Аргентины в Парагвай. Прикрывая господина капитана как его ведомый, счёл необходимым вступить в бой с противником. В бою сбил два бомбардировщика и два истребителя лично, и четыре бомбардировщика в составе группы! — а что? Мастерски рапортовать и я умею, научился ещё на срочной службе и как говорится — «мастерство не пропьёшь».
— Русский? Музыкант? Боже правый! Да если бы у меня все музыканты были такими лихими, так мы бы этих германцев ещё в Великой войне по кустам разогнали! Кстати, Вы сбили три бомбардировщика, тот что от Вас поначалу увернулся, тоже упал. Я видел только один купол парашюта, видимо Вы поразили стрелка и самолёт тоже повредили. — генерал благожелательно улыбается и тут же предлагает подполковнику:
— Сергей Францевич, об этой победе русских пилотов должны узнать в войсках. Во Франции наши сторонники также должны об этом услышать. Возможно это подтолкнёт наших соотечественников к более решительному переселению на новую Родину! Потрудитесь сообщить об этом подвиге во все газеты!
Подполковник согласно кивает, а вот мне вдруг что-то поплохело. Это куда я сейчас опять вляпался? Мне что, мало Коминтерна? Не хватало ещё засветиться рядом с белогвардейцами, хоть и бывшими! Наверняка все они члены РОВСа. И куда потом тикать буду? Чёрт! Как из всего этого выпутываться стану? Генерал отдаёт распоряжение своему капитану из свиты:
— Андрей Фёдорович, распорядитесь чтоб героям выдали чистое исподнее и по одному ведру воды для помывки. А то они упрели как наши вьючные мулы. Пусть приведут себя в надлежащий порядок и отдохнут. Так же потрудитесь узнать, и доложите мне точные цифры потерь от этого налёта. — вздохнув добавляет:
— Мы просчитались, утром была не разведка, а рекогносцировка. Видимо враг узнал о нашей передислокации заранее и успел подготовиться, а сегодня утром лишь уточнил расположение наших войск и артиллерии. Германская разведка тоже не лаптем щи хлебает, что она и продемонстрировала в очередной раз. Если бы не своевременное появление наших героев, последствия налёта были бы для нас более серьёзными, если не откровенно катастрофическими.