Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

Свернутыми метафорами являются и сочетания черный взгляд-верста (И., 351), за плечьми-просторами (И., 422), летами-плесенью (И., 372). Такие метафоры, как и сочетание жар-птица, представляют собой характерный пример синкретизма названия предмета с его признаком, определения и определяемого.
Синкретизм субстантивированных форм
Одним из средств семантической конденсации в поэзии М. Цветаевой является активное употребление субстантивированных форм различных частей речи, как узуальных, так и окказиональных, например:
 
 
Квиты: вами я объедена,
 
Мною — живописаны.
 
Вас положат — на обеденный,
 
А меня — на письменный (И., 302);
 
 
 
 
Двусторонний клинок, синим
 
Ливший, красным пойдет… Меч
 
Двусторонний — в себя вдвинем.
 
Это будет — лучшее лечь! (С., 260);
 
 
 
 
Но узришь! То, что в мире — век
 
Смежение — рожденье в свет.
 
 
 
 Из днесь — 
 
В навек (С., 202);
 
 
 
 
Мир без вести пропал.
 
В нигде — Затопленные берега (С., 71)
 
 
Этот тип трансформации оказывается таким органичным в стиле М. Цветаевой потому, что субстантивированные формы, становясь существительными, сохраняют в себе и семантику производящих частей речи с адъективными, предикативными, адвербиальными и т. д. способами представления смысла. Наиболее подвержены субстантивации и в языке, и в произведениях М. Цветаевой прилагательные и причастия.
Подсчет субстантивированных прилагательных и причастий в издании 1965 г. (И.) показывает, что их окказиональное употребление почти вдвое превышает узуальное, что свидетельствует об осознанном внимании поэта к этому типу словообразования и морфологическому сдвигу. Некоторые стихотворения оказываются целиком построенными на субстантивации прилагательных и причастий, находящихся в синонимических или антонимических отношениях: «Попытка ревности», «Стихи к сироте», «На льдине — любимый…», «Скороговоркой — ручья водой», «Минута», «Наяда», «Есть в мире лишние, добавочные…», «Полюбил богатый — бедную…» и др.
Е. А. Некрасова, исследующая свойства метафоры в художественном тексте, обратила внимание на стихотворение «Полюбил богатый — бедную…»:
 
 
Полюбил богатый — бедную,
 
Полюбил ученый — глупую,
 
Полюбил румяный — бледную,
 
Полюбил хороший — вредную:
 
Золотой — полушку медную (И., 128).
 
 
Отмечая, что «в художественных текстах широко распространены случаи употребления слова (в том числе и прилагательного) одновременно в нескольких значениях», Е. А. Некрасова пишет: «В данном примере в пределах строки происходит субстантивация на основе относительного значения прилагательного золотой, а весь предыдущий контекст активизирует качественное значение прилагательного» (1975а, 84). Это наблюдение представляется принципиально важным, потому что именно совмещение относительного значения прилагательных с качественным значением способствует и развитию окказиональной полисемии, накладывающейся на полисемию грамматическую. Особого внимания заслуживают факты окказиональной частичной субстантивации, когда слово в художественном тексте, сохраняя признаки и синтаксические функции прилагательного или другой несубстантивной части речи, приобретает и признаки существительного. Наиболее отчетливо такой сдвиг можно видеть на примере прилагательного в позиции поэтического переноса. Так, повышенная самостоятельность прилагательных на переносе в ряде контекстов приводит их к окказиональной субстантивации, несмотря на сохранение определяемого слова:
 
 
 
Как живется вам с простою
 
Женщиною? Без божеств?
 
Государыню с престола
 
Свергши (с оного сошед) (И., 262).
 
 
Субстантивация в этом случае настойчиво утверждается целым комплексом выделительных средств — переносом, графикой, композиционным параллелизмом с субстантивированными прилагательными в первой и седьмой строфах и с существительным в девятой:
 
 
Как живется вам с другою, — Проще ведь? — Удар весла! —
 
(…)
 
Как живется вам с чужою, Здешнею? Ребром — люба?
 
(…)
 
Как живется вам с товаром Рыночным? Оброк — крутой? (И., 262).
 
 
В других стихотворениях окказиональной субстантивации на переносе способствует повтор тождественных или однородных (во втором случае антонимических) прилагательных:
 
 
Что тебе в том длинном, длинном
 
Чужестранце длинноногом? (И., 144);
 
 
 
 
— Мой хладнокровный, мой неистовый
 
Вольноотпущенник — прости! (И., 75).
 
 
В приведенных примерах эффект категориальной трансформации усиливается еще и благодаря тому, что указательное и притяжательное местоимения в том, мой, оторванные от своих существительных чужестранце, вольноотпущенник, теснее связаны с теми прилагательными, с которыми они стоят рядом, чем с теми, с которыми составляют словосочетание, т. е. между членами атрибутивного сочетания происходит переразложение: его компоненты оказываются отнесенными к разным стиховым единствам.
Стремится к субстантивации также прилагательное, отделенное от своего существительного помимо переноса другими словами:
 
 
 Голубоглазый — 
 
Меня — сглазил
 
Снеговой певец (И., 93).
 
 
В стихотворениях Марины Цветаевой можно наблюдать и явление, обратное субстантивации, когда к субстантивированному в русском языке прилагательному присоединяется новое определение:
 
 
Сокровенную, подъязычную
 
Тайну жен от мужей, и вдов
 
От друзей — тебе, подноготную
 
Тайну Евы от древа, — вот:
 
Я не более, чем животное,
 
Кем-то раненное в живот (И., 464–465).
 
 
Пауза переноса здесь служит как бы амортизатором грамматического сдвига: она создает промежуточное звено от субстантивированной формы подноготную к десубстантивации прилагательного.
Синкретизм служебных и знаменательных частей речи
Позиция переноса вообще оказывается местом, где происходит морфологический сдвиг с повышением категориального (частеречного) статуса слова. Даже служебные части речи, как известно не имеющие собственного лексического значения, интонационно выделяясь на переносе, такое значение получают, а может быть, возвращают утраченное значение. Ю. Тынянов отмечал, что «чем незначительнее, малозаметнее выдвинутое слово, тем выдвижение его более деформирует речь (а иногда и оживляет основной признак в этих словах)» (1965, 194–195). Рассмотрим несколько случаев окказионального превращения предлогов в наречия (адвербиализации). Так, значение наречия — обстоятельства места приобретают у М. Цветаевой предлог за, наречия — обстоятельства цели — предлог для, наречия — обстоятельства образа действия — предлог на: