Авиатор: назад в СССР 12+1 (СИ)

— Саламандра! 323й, иду к вам. Были атакованы с севера в заливе, как приняли? — продолжал я слушать доклады Олега.
Снова я в нескольких десятках метров от воды. Осматриваю пространство вокруг и не вижу признаков вражды. Начинаю набирать высоту.
Экран локатора теперь заполнен различными метками, перемещавшимися в разных направлениях. Вдали можно было увидеть, как маневрируют парами самолёты американцев. Сразу не разглядеть, но это явно не «Хорнеты» или Ф-14.
— 1й, ответь 2му, — запросил меня Морозов.
— Отвечаю.
— Как у тебя обстановка? Подходим в район «коробочки».
— Нормально. Вышел из опасной зоны. Повреждения?
Поочерёдно каждый из ребят доложил, что всё в порядке, и они начинают строить заход. Олег сообщил, что у него высветилось на пульте управления агрегатом заправки табло «Пожар» и он сбросил УПАЗ.
— Правильно. Всем на посадку.
Главное, что все целые. На душе стало спокойнее. Не хотелось бы в рядовом полёте потерять кого-то. Напряжение спало.
Я посмотрел в сторону залива, откуда шёл чёрный дым. Давно не было столь красивого вечернего заката и ужасного вида на залив Сидра.
Всё указывало на то, что 6й флот одним ударом решил уничтожить малочисленную флотилию Ливии.
Вновь в ушах прозвучал предупредительный сигнал, и тут же исчез. И это была не сирена от станции предупреждения об облучении.
Появилась слабая вибрация справа. На табло один за одним стали высвечиваться отказы.
— Вибрация правого двигателя. Сбрось обороты… — заговорила «девушка».
Это не к добру! Начинаю следовать указаниям РИты, хотя и сам понимаю, что обороты нужно снижать.
Докладывать на корабль не спешу, чтобы раньше времени не паниковали. Других проблем нет. Точнее, не было…
— Топливо, зараза! — про себя выругался я.
Медленно, но верно, у меня начал уходить керосин. Всё больше начинаю понимать, что самолёт повреждён. Обороты правого двигателя уже на малом газу.
Самолёт начало кренить. Скорость падает произвольно, а горизонт начал передо мной проседать. Двигатель выключился.
— Приплыли.
И началось! Тут же падение давления в общей гидросистеме. Лампа «Запуск правого двигателя» высветилась вместе с сигналом ЗД на правом индикаторе. Ещё и лампа «К взлёту не готов» горит.
— Да уж, — сказал я, но при этом непроизвольно нажал кнопку выхода на внешнюю связь.
— Эм… 1й, борт норма? — прозвучал в эфире вопрос Олега.
Впереди очертаний и огней «Леонида Брежнева» не видно. Зато отчётливо просматривается неприятная перспектива покинуть самолёт.
— Саламандра, 321й, отказ двигателя, течь топлива. Остаток… 750, — доложил я.
— Выполняю проход! — прозвучал громкий голос Белевского.
Его намерения понятны. На Сашином Су-27К есть агрегат дозаправки. При отказе двигателя на палубу мне не сесть, а с таким остатком до Ливии не дотянуть. Только прыгать, что тоже не самый лучший вариант. Но и здесь, всё против меня.
— У меня штанга убрана. Правый двигатель в отказе, — произнёс я.
— Блин! 1й, только прыгать, — сказал в эфир Александр.
— Понимаю.
Первый раз так подвёл меня «гадкий утёнок» с бортовым номером 311. С другой стороны, не его вина, что мы попали под замес в заливе.
Казалось бы, все уже неприятности случились. Но появилась ещё одна.
— Бортовой 89311 на связь, — прозвучал в наушниках голос на английском языке.
Слева ко мне пристроился «Хорнет». В кабине тот самый пилот в красном шлеме. Ох, и без тебя сейчас хватает проблем!
— Бортовой 89311, на связь, — настойчиво повторил он.
Счёт идёт на минуты. Скоро предстоит катапультироваться, и последнее, что я могу услышать — будет английская речь. Да где ж я так провинился⁈
— Слушаю, — рискнул ответить я.
— Бортовой 89311, правый повреждён. Шлейф наблюдаю. Готов сопроводить на базу Сигоннела на Мальте. Расстояние менее 100 миль.
Ну, прям предложение, от которого невозможно отказаться!
На одной чаше весов — сохранность техники и здоровья. Ещё одно катапультирование может стоить мне лётной карьеры.
И на другой — вероятность того, что новейший самолёт, ещё и с перспективными ракетами и корректируемыми бомбами попадёт в руки вероятного противника. Про свою участь я уже и не думаю. Она будет предрешена. Никакие заслуги меня не спасут.
 
— 321й, Саламандре, — запросил меня руководитель полётами.
— Ответил.
— Решение?
Топливо уже на отметке 650 и продолжает убывать.
  
Глава 15
 
Что ж так у меня всё через задницу⁈ До убытия домой оставалось совсем ничего, и можно было бы забыть подачу воды по расписанию и ограниченное пространство каюты.
Вот чего, а воды сейчас у меня будет предостаточно, когда я катапультируюсь. В голове уже сформировалась картинка приводнения. Затем весь процесс моей эвакуации из воды. По коже побежали мурашки.
— Бортовой 89311, на связь, — снова запросил меня американец.
— Решение, 321й, — настойчиво повторил руководитель полётами.
Сто процентов они слышат мой разговор с пилотом Ф/А-18. Если никто с корабля не решается мне дать настойчивую команду на катапультирование, то они, выходит, не против посадки на НАТОвской базе?
Мне что до Мальты 100 миль, что до зоны вынужденного покидания столько же. Хватит ещё и пару виражей сделать. А потом купаться…
Умеют американцы ставить перед выбором. И наши тоже.
Но выбор, пожалуй, он очевиден.
— Спасибо. Пойду к себе, — ответил я на английском.
— Удачи, — качнул пилот в красном шлеме крылом и отвернул влево.
Прошло несколько секунд, прежде чем на связь вновь вышел руководитель полётами.
— 321й, вертолёт готов. Занимайте курс 40°, центр зоны покидания подскажу.
Ну, вот и всё! Долго рядом со мной ходила перспектива второго катапультирования. И этот момент настал.
Выдохнул, ручку управления самолётом плавно отклонил на себя и перевёл самолёт в набор.
— Саламандра, 321й, 5000, скорость 500.
На этой скорости и высоте достигается максимальная дальность полёта. Главное, мне дотянуть поближе к кораблю и прыгнуть. Высоты для катапультирования будет достаточно.
Но в душе что-то свербит. Нельзя, чтобы «гадкий утёнок» вот так просто сгинул в водах Средиземного моря. Может, дать ему шанс совершить ещё один подвиг? Да и мне поберечь здоровье.
— Саламандра, 321му.
— Отвечаю.
— Палуба свободна? — запросил я.
Согласен, что риск большой. Шанс у меня будет только один. Не попаду с первого раза, и можно смело выходить в зону вынужденного покидания. Если топливо раньше не закончится.
— Сергей, сажать будешь? — прозвучал в эфире голос Граблина.
Он тоже прекрасно знает, что в руководстве по лётной эксплуатации как МиГ-29К, так и Су-27К сказано на такой случай. Только прыгать.
И ведь собирались провести испытания на тренажёре с посадкой на одном двигателе. Так как методику посадки не выработали, то отработку данной возможности не выполняли. А зря! Сейчас бы пригодилось.
— Мне что с палубы прыгать, что с воздуха. А так, есть ещё возможность самолёт сохранить. У меня четыре изделия под крылом… важные, — ответил я.
Не знаю, звучал ли мой голос размеренно и спокойно. В груди же пока ещё всё сжато в комок.
— Включишь форсаж, и тебя развернёт на палубе.
— Рули направления в работе. Удержать получится, — ответил я.
В голове постепенно рождался план. Нужно только дождаться поддержки от руководства. Я и они прекрасно понимают, чем рискуют.
Пауза затягивалась. До входа в ближнюю зону контроля «Леонида Брежнева» всего 10 километров. Лампа аварийного остатка топлива уже загорелась.
— 321й… своим решением.
Я его уже принял.
— Понял. Готов к посадке. Разрешите снижение и заход, — ответил я.
— 321й, снижение по спирали до 400 разрешил. Контроль выпуска шасси, механизации, гака.
— Вас понял, доложу дополнительно.
Прибрал обороты работающего двигателя и начал снижение. Вертикальная скорость небольшая. Есть ещё время подумать и всё рассчитать.