Авиатор: назад в СССР 12+1 (СИ)

Я остановил секундомер на отметке в 37 секунд. Очень долгими мне показались эти секунды.
— Борт порядок? — запросил я, смахивая капли пота с бровей.
— Да. Скорость 500, обороты 82%.
— Давай на посадку, — ответил я, отставая от Ветрова.
— Понял.
Я летел рядом, продолжая наблюдать за самолётом ведущего. Хаотичных движений борт не совершал. Отказ ликвидирован, а сам Ветров был спокоен. Радиообмен вёл уверенно, хоть и не восстановил ещё дыхание.
Первая мысль, что каким-то образом Паша схватил помпаж, а затем его ликвидировал. И сделал это выключением двух двигателей. Система противопомпажная не сработала. Почему?
— Мимо меня прошёл, — сказал в эфир Паша.
К чему эта фраза сейчас? Надо думать, как спокойно на палубу сесть, а он пересказывает мне…
Твою мать! Ведь Ветров пробивал облачность. Несколько секунд, пока он набирал высоту, я его не видел. Скорее всего, источник неисправности не сам самолёт, а чей-то очень и очень ловкий трюк.
— Саламандра, 014й к вам с посадкой. Борт порядок, — доложил Ветров.
— Понял вас, 014й. Подход разрешил. Посторонних не наблюдали?
— Саламандра, 014й наблюдал одного. Форсажи врубил прямо передо мной. За облака выскочил и чуть с ним не столкнулся.
Что и требовалось доказать! Только почему никто не сообщил о появлении другого истребителя. Вопрос, с которым надо разбираться.
— 014й, понял вас.
Зашёл я на посадку следом за Ветровым. На заруливании наблюдал, как поздравляют Пашу с успешным разрешением особой ситуации. Сам Ребров крепко обнимал молодого лётчика.
Про себя я подумал, что Ветров большой молодец. Главное, он не запаниковал. В причинах произошедшего разберёмся позже, но очевидно, что причина не в самолёте.
Как только я зарулил на стоянку, по стремянке ко мне уже поднялся ведущий инженер по самолёту.
— Сергеич, это беда. Опять отказ. Нас по головке не погладят, — нервно начал он мне высказывать свои опасения.
— Давай вылезу, и на палубе поговорим, — улыбнулся я, но инженер даже и не думал слезать.
— Надо прямо сейчас что-то придумать. Пока найдём причину неисправности…
— Ничего думать. У причины имя «Хорнет» и гражданство американское.
— Ой, как знаешь! Командование уже ждёт комиссию сюда, — махнул инженер рукой и спустился по стремянке.
Обрадовал меня коллега! Ещё и комиссию пришлют.
Как только я спустился вниз и ощутил под ногами палубу, ко мне уже бежал Ветров. Радостный и взъерошенный.
— Молодец. Всё правильно сделал, — пожал я ему руку, когда он подбежал.
— Спасибо. Вы тоже его видели?
— Кого?
— Того, кто рядом пролетел. Вы же не подумали, что самолёт сам отказал?
— Я привык доверять собратьям по крылу. Близко прошёл?
— Не то слово. МиГ, как начало болтать! Я его еле удержал. Что будем делать?
Смотрю на Ветрова, а в глазах такой молодецкий задор! Ему хоть шашку сейчас давай, и он на авианосец ринется.
— Не спеши. Хватит ещё войны на всех, — ответил я.
— У вас было достаточно боёв. Разве не хочется ещё раз получить этот адреналин? — спросил Паша.
— Так себе острые ощущения, дружище. В войне нет ничего хорошего. Люди в кабинетах её начинают, солдаты в ней участвуют. Когда приходит время, эти же люди из кабинетов её заканчивают. А мы с тобой на очередную лётную комиссию и дрожать, авось не спишут.
— У меня со здоровьем всё норм. Вообще, не понимаю, почему нас ограничивают в посадках на палубу. Не больше двух-трёх за смену. Вы вон уже сколько совершили посадок?
— Не считал.
За спиной прошёл Коля Морозов. Он подошёл к Ветрову и пожал руку.
— Вроде уже 60. Не так ли, Сергеич? — подсказал Морозов.
— Может быть.
Коля ещё раз поздравил Ветрова и пошёл на гонку двигателей самолёта.
— Больше вас никто не сделал посадок. А вы говорите про здоровье, — посмеялся Ветров и начал тереть переносицу.
Он несколько раз сощурился, а после стал массировать правый висок. Не так уж и бесследно проходят для лётчика посадки на палубу, как он думает.
За спиной начали швартовать самолёты. Палубу постепенно заполнило ещё больше личного состава, который занимался обслуживанием аэрофинишёров и авиационной техники.
 
На ветру становилось уже холодно в промокшем от пота комбинезоне. Пока ещё свежи в памяти эпизоды учебного боя, надо разобрать опасный манёвр американцев. Не мой ли это «знакомый» в красном шлеме?
— Отдыхай. Говорят, комиссия едет к вам. Зададут тебе вопросы по сегодняшнему случаю. Будь готов отвечать.
— Да. Слышали. Ребров ждёт не дождётся, — посмеялся Паша.
— Какую новую фразу он выдумал?
Ветров задумался, вспоминая очередной яркий монолог командира авиагруппы.
— Сказал, что удивляется с этих комиссий. Смотрит на них и думает: твою мать, сколько же раз они в детстве с качелей пикировали головой в асфальт?
Ребров как всегда — что ни фраза, то золотой фонд цитат.
На вечернем разборе, Вольфрамович был весьма любезен со своими архаровцами. Пару раз только назвал патлатыми бегемотами. Со мной же он остался после разбора и попробовал ещё раз выяснить, что же произошло.
— Ты мне хочешь сказать, Родин, что этот американец выскочил за облака в самый нужный момент. Выдержал курс и скорость так, что оказался перед моим пареньком. Кстати, не самым плохим из всех лётчиков.
— Я тоже в профессионализме Ветрова не сомневаюсь…
— Погоди. Дальше, этот «матрасник» в нужный момент включил полный или какой-то там, форсаж, чтобы взять и загнать Ветрова в «раковое» положение, из которого он героически выбрался? Ты серьёзно?
— Ничего невероятного быть не может. Всё чётко рассчитал. Мы тоже с Морозовым выпускали ловушки в нужный момент.
— Вы с Колянычем не этот янки.
— Но, если подумать, нет никаких оснований не утверждать, что американец и есть главная скотина.
Ребров с этим доводом согласился. Заодно и предупредил, что завтра прибытие нескольких человек на разбор всех инцидентов за время похода. По его словам, начальники в Москве выдержали половину похода и теперь решили всё проверить.
У меня же возник законный вопрос: а как они собираются проверять Граблина, который занимает высокую должность в командовании ВВС ВМФ? Решил я спросить об этом у самого Дмитрия Александровича. Заодно и ещё кое-что уточнить.
Его каюта, в отличие от нашей, находилась в надстройке. Всё же, большой начальник на корабле — заместитель командира по авиации.
— Минуту! — рявкнул из-за двери Граблин, когда я постучался в его дверь.
Обычно Дмитрий Александрович выдержан, а тут такая реакция. Ещё и странное шуршание в каюте.
— Чего… ох, мать твою! — воскликнул Граблин, открыв дверь.
Он слегка вспотел, вид немного затравленный, а тельняшка завернулась на животе.
— Нет, это всего лишь я.
— Шутки у тебя! Заходи, — пропустил полковник меня в комнату.
В комнате, как и всегда у Граблина, был порядок. На столе аккуратно сложены книги, форма выглажена и висит в шкафу, слегка покачиваясь. Кровать заправлена образцово.
— Чаю или кофе? — спросил Дмитрий Александрович.
— Можно чаю.
Налив горячего напитка, я перешёл к разговору. Вопрос о комиссии Граблина не удивил.
— Что тут скажешь — давно назревало. Мной в Москве недовольны. Вот и присылают комиссию во главе с начальником службы безопасности полётов авиации флота.
— Чем же вы провинились?
Граблин удручённо вздохнул. За время похода он стал выглядеть совсем плохо. Мешки под глазами стали ещё больше. Щёки впали. Видно, что ему не просто даже сидеть.
На моей памяти Дмитрий Александрович всего однажды взлетел с корабля в этом походе.
— Устал, Родин. По Сонечке соскучился. Ты ведь тоже хочешь на берег?
По жене я сильно соскучился. Во всех смыслах. Пару дней назад получил очередное письмо, которое тут же несколько раз перечитал.
— Все хотят. Такая уж у нас работа. Так в чём же вы провинились?
— Пожар на Су-27К, халатность в ангаре, проблемы с пьянством. Пускай их и удалось решить очень интересным способом, но информация дошла до командования. Сегодняшний инцидент тоже войдёт в список на разбирательство.