Штольманна. Отпускъ (СИ)

   - Понимаете, это сложно объяснить... Я никому не говорила, ведь это сущий бред... Вы меня понимаете?
   - Пока не очень, - не стал лукавить Яков Платонович, с сожалением понимая, что спокойный отдых в Затонске только что сделал ручкой и скрылся в неизвестном направлении. Мрак, у них же с Аннушкой отпуск!
   - Мне кажется, что я словно в каком-то чаду нахожусь, дурмане каком-то. Вы поймите, я люблю своего мужа, я вышла замуж сама, никто меня не принуждал, он тоже меня любит, я знаю это, у нас всё прекрасно, - Надин сглотнула, откашлялась, - у нас всё замечательно.
   - Так это же хорошо, - Анна улыбнулась подруге, но Надин виновато отвела взгляд, ответила едва ли не равнодушно:
   - Да, хорошо...
   - Давайте вернёмся к вопросу, что Вы делали на мосту, - предложил Штольман.
   В завихрениях дамской логики он уже давно отчаялся разобраться, хотя опыт общения с прекрасным полом имелся вполне себе обширный, одна сестра с её многочисленными подругами и несравненная Аннушка с дочуркой чего стоят!
   Надежда смущённо затеребила плед:
   - Понимаете, я на мост каждый день прихожу, там так хорошо, спокойно, никто с разговорами не пристаёт. Я там... - дама смутилась, выдавила чуть слышно, - думаю.
   "Да, прав, тысячу раз прав Платон, когда говорит, что самое страшное - это молчание женщины, она тогда думать начинает, а разгребать последствия её размышлений приходится нам, мужчинам", - Штольман вздохнул, поудобнее перехватил Надежду:
   - И о чём же Вы думаете?
   - Да вот, пытаюсь понять, что же со мной происходит, - Надин криво улыбнулась. - Понимаете, днём всё замечательно, я порхаю на крыльях любви, уж простите за эту пошлую метафору, а ночью просыпаюсь в слезах в полном осознании совершённой непоправимой ошибки и до рассвета не могу заснуть. И самое удивительное знаете, что? Я ночью своего мужа даже видеть не могу, меня в прямом смысле слова передёргивает от его присутствия, у нас даже спальни с ним отдельные, понимаете? Но я же люблю его, и он меня тоже любит.
   Анна озадаченно прикусила губу. Она точно знала, что ей, например, плохо не с Яшей, а без него, и время суток на её отношение к мужу никак не влияет. Что же происходит с Наденькой? Супруги Штольман выразительно переглянулись, что-то явно было не так гладко в семейной жизни Надин, как ей хотелось бы думать.
   - Мы должны помочь, - одними губами прошептала Анна, и Яков согласно кивнул. Конечно, помощь госпоже Топорковой несколько меняла планы на лето, но не бросать же даму в беде! Тем более, что Аннушка уже всё решила, а это значит, что нужно непременно присматривать за голубоглазым ангелком, дабы она не влипла в очередную неприятность.
   - Вот мы и пришли, - Надежда с гордостью указала на небольшой домик, чьи стены до самых окон были густо увиты хмелем, - здесь мы с Феденькой и живём.
   Яков осторожно опустил Надин на землю, госпожа Топоркова покачнулась, но устояла, смущённо полыхая румянцем и рассыпаясь в многочисленных благодарностях. Пока происходил неизбежный в таких случаях обмен любезностей, дверь в дом распахнулась, явив высокого осанистого мужчину самого благообразного вида. При виде мокрой, закутанной в плед госпожи Топорковой мужчина охнул, побледнел и бросился с крыльца:
 
   - Наденька! Господи, что случилось?!
   Голос у мужчины оказался под стать внешности: густой, басовитый, точно сытое жужжание шмеля. Вообще весь облик незнакомца внушал доверие, располагал, но Якову Платоновичу неизменно чудилась какая-то нарочитость в манерах, интонациях, жестах. Всё было бы словно многократно отрепетировано, доведено до совершенства путём длительных тренировок. А ещё что-то в манерах и даже интонациях неуловимо напоминало Кирилла Владимировича Разумовского, что, согласитесь, тоже симпатии не добавляло. Пока госпожа Топоркова сбивчиво объясняла своему мужу, а это оказался именно он, что произошло, Штольман пытался найти разумное объяснение своей неприязни. Логика растерянно отмалчивалась, а вот интуиция вопила, что нужно хватать в охапку Аннушку и детей и бежать от этого господина как можно быстрее и дальше.
   - Да что же мы на улице-то стоим, прошу в дом, - пророкотал господин Топорков, внимательно глядя на Штольмана и Анну.
   Занявшая выжидательную позицию у папы за спиной Катюшка страдальчески засопела, крепко держащий сестру за руку Гриша тоже неодобрительно нахохлился. К счастью, родители проявили благоразумие и от приглашения отказались, сославшись на то, что промокли и устали.
   - Мария Тимофеевна нас сегодня на обед пригласила, - Фёдор Михайлович поймал руку Анны, прижал к губам, обворожительно улыбаясь, - надеюсь, Вы не возражаете?
   На Анну нахлынула странная слабость, видимо, дали знать усталость и страх за Яшу, он ведь чуть не утонул, спасая Наденьку. Чтобы как можно скорее избавиться от господина Топоркова, Анна Викторовна кивнула и едва ли не привалилась к груди мужа.
   - Всего доброго, увидимся за обедом.
   Убийственная вежливость Якова Платоновича вынудила Фёдора Михайловича вежливо улыбнуться и вернуться в дом, бережно уводя и Надин, словно позабывшую в присутствии мужа обо всех своих страхах и сомнениях.
   - Ты чего, Аннушка? - Штольман с тревогой всмотрелся в бледное осунувшееся личико жены.
   Анна слабо вздохнула, щёчки её порозовели, глазам вернулся прежний блеск, даже улыбка заиграла:
   - Я очень испугалась за тебя, Яшенька. Я люблю тебя.
   Яков прижал жену к себе, прошептал в ушко:
   - Я тоже тебя люблю.
   - А нас? - ревниво влезла Катюшка, с коей после ухода Фёдора Михайловича всю робость как ветром сдуло.
   Штольман и Анна обняли весело завизжавших детей:
   - И вас, конечно, как же иначе.