Ее святой (ЛП)

Куки выскальзывает из гостиной, настороженно поглядывая на мою маму, но готовая рискнуть быть замеченной незнакомцем ради своей еды. Как только мама видит ее, она воркует и наклоняется к ней.
— Куки!
— Мам, нет…
Куки уходит, а мама упирает руки в бедра и надувает губы.
— Я не знаю, почему она меня ненавидит. Животные обожают меня.
— Она просто недостаточно социализирована. Она не выходит из укрытия ни для кого, кроме меня и Мак.
Когда кто-то стучит в дверь, я скриплю зубами. У этого ублюдка действительно хватило наглости заявиться в мой дом после того, как он только что втянул мою мать в эту свою отвратительную игру.
Мама ахает и хлопает в ладоши, выбегая из комнаты к входной двери.
— Сейнт! Я так рада, что вы смогли прийти. Пожалуйста, входите.
Конечно, мама, приглашай нежеланного гостя в свой дом.
— Надеюсь, вы не возражаете. — Низкое вибрато Сейнта. — После того, как вы пригласили меня на ужин, я вернулся в продуктовый магазин за несколькими вкусностями. Я не мог прийти с пустыми руками.
Сейнт входит в кухню, как будто ему здесь самое место. Я так сильно сжимаю зубы, что боюсь, что у меня сломается челюсть.
Он светлеет, когда замечает меня.
— Рад тебя видеть, Браяр.
— Это мой дом, — ворчу я.
Он кладет коричневый бумажный пакет на стойку и достает высокую бутылку Мерло и упаковку шоколадного пирога.
Мой любимый. Конечно.
— Мерло? — спрашивает Сейнт, уже роясь в моем шкафу в поисках бокалов. Конечно, он точно знает, где они. Он, наверное, запомнил планировку всего моего дома. Сколько раз он был здесь?
— Я буду один бокал. Разве не мило со стороны Сейнта было принести вино и десерт? — Мама подсказывает.
Не могу поверить, что он втянул меня в это.
— Да, — выдавливаю я. — Так мило.
— Пойдем выпьем вина за столом, пока готовится еда, — предлагает мама.
Сейнт подмигивает мне, прежде чем выйти вслед за мамой из комнаты. Я сдерживаю стон. Это будет адский вечер.
— Сейнт, — говорит мама. — Ты сказал, что ты студент Браяр. Что тебе нравится писать?
Да, Сейнт. Что тебе нравится писать помимо скучных литературных подсказок доктора Барретта? Возможно, это будут эротические готические романы ужасов, написанные под псевдонимом «С.Т. Николсон»?
Он легко улыбается, занимая среднее место, так что я вынуждена сесть рядом с ним. Скоро мои зубы превратятся в пыль.
— Истории о любви.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Любовь. Его извращенная разновидность любви предполагает наблюдение за женщиной и преследование ее. Неоднократно пересекает ее границы, вламывается в ее дом и убивает любого мужчину, чей взгляд задерживается на ней слишком долго.
Маленькие лапки Куки шуршат по полу, направляясь к своей миске на кухне, теперь, когда мы освободили комнату. Но, к моему удивлению, она останавливается у кресла Сейнта и смотрит на него снизу вверх.
У меня отвисает челюсть, когда он похлопывает себя по коленям, и она вскакивает, кружит, пока не находит удобное местечко и не устраивается поудобнее.
— Какая маленькая сучка, — ахает мама.
Это вызывает смех у меня и Сейнта. Я все еще в шоке.
— Ей никто не нравится, — признаю я.
Он откидывает голову назад, ухмыляясь мне.
— Я не кто-нибудь.
Боже, я так сильно его ненавижу. Позже мне придется отругать Куки за такое предательство.
— Я сейчас вернусь, — обещает мама. — Пойду проверю, как там ужин.
Как только она исчезает из виду, я хватаю Сейнта за руку и шиплю:
— Ты думаешь, ты такой умный, да?
Его теплая улыбка не исчезает.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — мягко говорит он, почесывая любимое место Куки за ушами, пока она предательски мурлычет. — Но мне действительно нравятся твои руки на мне.
Я отпускаю его руку.
— Ты вызываешь у меня отвращение. Не связывайся с моей мамой. Если ты причинишь ей боль, клянусь…
Сейнт наклоняется ко мне, его смуглые черты лица становятся серьезными, а голос низким.
— Я бы никогда не причинил вреда твоей матери, Браяр. Я бы никогда не тронул и волоска на ее голове. Или тебя. Я не то чудовище, каким ты создала меня в своем воображении. Ты можешь думать, что я делаю это исключительно из эгоистичных соображений, но все, что я делаю, это для тебя. Все, что я делаю, — это хочу сделать твою жизнь лучше, сделать тебя счастливой. Уверяю, когда-нибудь ты это поймешь. Ты увидишь, что я живу для тебя, потому что без тебя я ничто.
 
Его слова ошеломляют меня, лишая дара речи.
— Никто не уйдет из этого дома голодным, — кричит мама, возвращаясь с кухни.
Я вскакиваю из-за стола и отхожу от Сэйнта, доставая брокколи из морозилки.
Мама одаривает нас понимающей улыбкой, и мне хочется закричать, что все не так, как кажется. Что последний человек, в которого она должна хотеть, чтобы ее дочь влюбилась, — это мужчина, который преследует ее.
Я стучу в дверь кабинета доктора Барретта, уже съежившись. Одно дело сидеть с ним в одном классе, когда он знает, что студент или другой преподаватель может войти в любой момент. Совсем другое — остаться с ним наедине в его кабинете с закрытой дверью.
— Войдите! — зовет он.
Все в порядке. Я оставлю подсказки с оценками и сразу же выйду за дверь.
— А, Браяр. — доктор Барретт пытается сохранить нейтральное выражение лица, когда разрешает войти внутрь. Я пытаюсь оставить дверь открытой, но она захлопывается за мной.
— У меня есть для вас задания с оценками, — торопливо говорю я, кладя их ему на стол.
— Отлично. — Он указывает на стул перед своим столом. — Пожалуйста, присаживайся.
— Вообще-то у меня есть еще одно занятие…
— О, пожалуйста. — Он пренебрежительно машет рукой. — У тебя есть еще двадцать минут до начала следующего занятия. Если ты собираешься когда-нибудь стать штатным профессором, тебе нужно научиться пользоваться своими перерывами.
Я медленно, успокаивающе выдыхаю через нос и неохотно сажусь.
Он складывает руки на столе перед собой.
— Все в порядке, Браяр? В последнее время ты казалась рассеянной.
Его забота почти отеческая. Совершенно новый уровень отвращения.
— В полном порядке. Вообще-то, мне было интересно… Вы не знаете, кто-нибудь из наших студентов уже является опубликованным автором?
Между его густыми седеющими бровями пролегает складка.
— Зачем кому-то посещать программу МИД, если он уже опубликованный автор?
Мои ногти впиваются в ладони от его снисходительности.
— Может быть, кто-нибудь, кто хочет узнать больше о ремесле или поучиться у других авторов. Кто-то, кто попал в тупик в своей карьере или обнаружил, что не может писать.
Сейнт назвал меня своей музой. Он сказал, что может писать только благодаря мне. Может быть, поэтому он здесь.
Доктор Барретт усмехается.
— Это было бы абсурдно.
Я хочу оторвать голову этому древнему мудаку.
— Значит, вы не думаете, что есть хоть какой-то шанс, что Сейнт де Хаас на самом деле может быть С.Т. Николсоном? Он полностью анонимен. Никто не знает его истинной личности.
Доктор Барретт издает жестокий смешок.
— Вы и ваше воображение, мисс Ши. Нет, я не думаю, что наш студент МИД Сейнт де Хаас втайне является автором бестселлеров.
— Доктор Ши. — Я встаю и с трудом выдавливаю: — Рада, что у нас был этот разговор.
— О, Браяр, прежде чем ты отправишься на занятия, мы должны поговорить о твоем будущем в Оберне.
Держу руку на дверной ручке, и моя спина напрягается. Его тон не зловещий, но мой мозг все еще воспринимает его слова как угрозу.
— Да?
— Я знаю, что ты очень серьезно относишься к работе профессором и обучению студентов. Как тебе известно, я скоро ухожу на пенсию, и администрация будет искать мне замену. Я уверен, что они были бы очень высокого мнения о любой моей рекомендации.