Надежда

Бабушка открывала глаза, бормотала: «Вижу-вижу. Далеко не ходи», – и опять ее глаза закрывались, а голова клонилась на грудь.
В конце концов, обследовав весь вагон до последней детали, мальчик вернулся в купе и, достав яркую книжку из сумки, снова стал дергать бабушку за рукав.
– Ба, ба, почитай сказку, – заныл он.
Бабушка открыла книгу, и мальчик уселся с ней рядом. Она, прочитав несколько строк, замолкла на полуслове, и ее голова снова опустилась.
– Ба, ба, не спи! – стал тормошить ее внук.
– Я не сплю. – Старушка мотнула головой, прогоняя сон.
Но не проходило и минуты, как она опять начинала клевать носом.
– Как тебя зовут? – спросила мама у мальчика.
Тот окинул маму оценивающим взглядом и, очевидно проникшись к ней доверием, сказал:
– Саша. Мне вот сколько лет. – Он загнул на руке пальчик и показал ей оставшиеся четыре.
– Надо же! А я думала шесть.
– Не угадала, – расплылся в широкой улыбке наш маленький сосед по купе.
– Хочешь, я тебе почитаю книжку?
– Да, – согласился Саша и сел рядом с мамой.
Пока она была занята ребенком, я пошла в тамбур, чтобы позвонить тете Даше, – Валюша снабдила свою мать благом цивилизации – мобильным телефоном. Я посвятила тетю Дашу в наши планы, и мы с ней договорилась, что я буду ей периодически звонить, а она – наблюдать, что будет делать отчим, когда вернется домой и узнает, что мы с мамой сбежали.
– Тетя Даша, ну, что нового? – спросила я с замирающим сердцем.
– Пока его нет.
– Может, вы не видели, как он вернулся? – спросила я, вспоминая потрескивание в розетке за шторой.
– Да нет, я бы увидела. Я, Паша, в саду варенье малиновое варю. Знаешь, и газ в доме есть, а на двух кирпичах и дровах оно всегда вкуснее. Никуда я от миски не отходила, и ваш двор передо мной как на ладони. Ты, если сможешь, перезвони через часок.
– Хорошо, перезвоню, – сказала я, вздохнув с облегчением.
– А мать-то как? Держится?
– Да, у нас все нормально.
Я звонила тете Даше через каждый час и наконец услышала ее встревоженный голос.
– Даже не знаю, как тебе, детка, и сказать… – она замялась.
– Что случилось?! Говорите! – попросила я, и мне даже не понадобилось придавать голосу трагические нотки, так сильно я разволновалась.
– Я пошла в дом за банками, чтобы разлить в них варенье, малиновое варенье, ты же знаешь, я варила варенье, – сбивчиво говорила тетя Даша. – Прошло, может быть, минут двадцать, может, полчаса. А тут еще позвонила Валя, я с ней немного поболтала… Потом услышала крики. Выбегаю, смотрю, а из окон вашего дома валит дым!
– Что?! – воскликнула я, чувствуя, как бешено колотится мое сердце.
– Представь себе, – тетя Даша всхлипнула, – Андрей носится вокруг дома, орет как резаный, а дым… В общем, вызвали пожарку, а они знаешь, как ездят. Мне, конечно, пришлось сказать, что я видела, как вы вдвоем уходили из дома.
– Дом сгорел… полностью? – тихо спросила я в надежде услышать заветное «да».
– Одни стены обугленные остались. Ничего, абсолютно ничего не удалось спасти, – вздохнула моя соседка. – Как же вы теперь?
– Не знаю, – сказала я и довольно улыбнулась.
– Как твоя мать все это перенесет? Ей нельзя волноваться…
– Я пока ей ничего говорить не буду. Потом скажу. Я вам еще позвоню, – и я попрощалась с тетей Дашей.
«Сработало! – Вены на висках радостно пульсировали. – Прошлого как будто и не было! Все сожрал огонь. Теперь назад дороги нет, все мосты сожжены – в прямом смысле».
Я еще постояла в тамбуре, прижавшись лбом к захватанному руками прохладному стеклу. Когда мама немного освоится на новом месте, я постепенно подготовлю ее и сообщу о пожаре. Один раз нам все-таки придется съездить в село, чтобы получить деньги по страховке за сгоревший дом. Будет повод все увидеть своими глазами и еще раз убедиться, что от страшного прошлого осталось одно пепелище.
 
Юра
 
Мама, как ребенок, радовалась всему, что было в квартире. Ее мог привести в неописуемый восторг обнаруженный в кладовке старый треснувший глиняный цветочный горшок, в который она сразу же захотела посадить какое-нибудь растение.
 
– Это хозяйский? – спросила она, держа горшочек в руках так, словно это была древнегреческая амфора.
– Зачем он им? Наш.
– Наш, – ласково сказала она и радостно побежала мыть его под краном.
– Надо поменять шторы, – другой раз предложила мама.
– Зачем? Они чистенькие и вполне приличные.
– Нет, это чужие, а я хочу, чтобы у нас были свои, – настаивала она. – Давай купим самые дешевенькие, но они будут наши.
И я соглашалась. Мы шли в магазин, и она, как зачарованная, подолгу ходила между рядами витрин, щупала ткани, смотрела сквозь них на свет, изучала цены, консультировалась с продавцами и в итоге покупала какую-нибудь дешевку. Я радовалась, наблюдая за тем, как она постепенно возвращается к жизни, как на ее щеках появляется еле заметный румянец, как она все чаще и чаще подходит к зеркалу.
Я в городе была уже пять дней, а до сих пор не видела Юру, только разговаривала с ним по телефону. Моя душа рвалась к нему, но я не могла пока оставить маму одну. Однажды вечером мы с мамой вышли на лоджию, она уселась на стул. Опершись на перила, мама свесила голову вниз и с любопытством наблюдала за происходящим во дворе. Соседская лоджия подходила к нашей вплотную, они были разделены кирпичной стеной. Я заметила на ней седовласого мужчину, который, вытянув голову, посматривал в нашу сторону.
– Сосед, здравствуйте, – сказала я, желая завести разговор.
– Здравствуйте, здравствуйте! – Он обрадованно закивал. – Теперь вы здесь живете?
– Да, – ответила мама. – Мы с дочерью живем. Меня зовут Аля. А вас?
– Степан Иванович. А вашу красавицу дочь как величать?
– Павлина, – ответила я, назвав свое полное имя.
– Надо же, какое красивое имя! А откуда вы приехали?
Между соседом и мамой завязался оживленный разговор, и я почувствовала себя лишней. Решив, что теперь мама в надежных руках, я позвонила Юре и сообщила, что у меня есть свободное время.
– Скоро буду, – сказал он.
Я оставила маме записку, не желая мешать ей беседовать с соседом, быстро собралась и уже через несколько минут вышла во двор и направилась к тому месту, где должна была стоять машина Юры. Я издали заметила «мицубиси» и стоящего рядом Юру и испытала чувство неописуемой радости, наполнявшей меня ярким светом. Я хотела идти спокойно, уверенно, не спеша, но не могла сдержаться и ускорила шаг, а потом просто побежала ему навстречу. Земля уплывала из-под моих ног при виде его приближающейся медвежьей фигуры, и мне казалось, что я лечу, так как чувствовала невесомость своего тела.
Я влетела в его объятья, и он схватил меня, как хватают в охапку цветы – надежно и нежно, а я прильнула к его сильному теплому телу и закрыла в блаженстве глаза.
– Милый, милый, – шептала я, не желая слышать голос разума, советовавшего не торопиться открывать свое сердце. – Как я скучала по тебе! Я не могу без тебя.
Он погладил меня по волосам, потом оторвал мою голову от своей груди и нашел мои губы.
– Лисенок, мой хороший, самый лучший лисенок! – произнес он. – Я тебя похищаю, и никакие возражения не принимаются.
– Я не против, – сказала я, когда волна нежности, внезапно нахлынувшая на меня, немного спала.
Я заглянула в его глаза, сияющие радостью встречи, провела пальцем по лицу, словно пытаясь убедиться, что он существует, что он рядом и он мой. Юра пальцами потянул к вискам уголки своих глаз.
– Лисенок. – Он скорчил смешную рожицу и показал кончик языка.
– Товарищ следователь, нехорошо дразнить девочек! – рассмеялась я.
– А я буду! – озорно, по-мальчишески, сказал Юра. – Я буду так делать при каждой встрече и при расставании. И если ты будешь вспоминать меня, перед твоими глазами возникнет вот такая смешная рожица. Лисенок!
Он еще раз сделал глаза узкими и раскосыми, рассмешив меня снова.