Совершенство (СИ)
Еле удерживаюсь от того, чтобы не подавиться шипучим напитком от подобной наглости. И вообще от того, что Нестеров смеет упоминать о том вечере. Смеет так дерзко выводить меня из равновесия одной фразой, оставшейся загадкой для всех присутствующих, кроме нас двоих. Так, словно между нами есть некая, крайне интригующая и пикантная тайна.
Мысленно чертыхаюсь и от этого на левом плече снова возникает мой невидимый собеседник в солнечных очках-клабмастерах и плавках Версаче, принтованых узором Барокко.
«Так она же действительно есть, Милашечка, — злорадно хихикает он, разводя руками. — И еще какая пикантная. Но ты была права, ему ни капли не стыдно».
— Не надейся, — отвечаю я Нестерову с елейной улыбкой, хотя внутри все бурлит от гнева настолько, что хочется загнуть что-нибудь неподобающе-нецензурное.
И все же, незаданный вопрос о том, чем же закончился этот таинственный «прошлый раз», повисает в воздухе. Делаю пару больших глотков шампанского, пытаясь привести потревоженные чувства в подобие нормы.
«Так здорово, когда кто-то для разнообразия смущает тебя, Милашечка, — умиляется чертенок. — И то, что этим кем-то раз за разом становится именно Маркуша, наводит меня на определенные выводы».
— Пойду прогуляюсь вдоль берега, — заявляю я, и пока никто из присутствующих не навязался составить компанию, резко встаю и надеваю шляпку.
Успеваю заметить, что уголки губ Нестерова дрогнули в подобии улыбки. Он знает, что вывел меня из себя, сделал это умышленно и, кажется, вполне доволен собой. И это злит меня еще больше.
Едва отойдя от лагеря, срываюсь и шиплю на чертенка:
— Держи свои выводы при себе, понял?
«А чего ты так кипятишься-то? — недоумевает он. — Между прочим, я предупреждал, что тебе не стоит ехать, так что теперь — пожинай плоды собственного безрассудства и самонадеянности».
— Значит, твои предупреждения оказались недостаточно убедительны, — отпиваю из бокала, предусмотрительно взятого с собой. — Понятия не имею, чего Нестеров добивается, но в любом случае не собираюсь ему уступать.
«Разберись для начала с тем, чего хочешь ты сама, дорогуша, — советует чертенок, до того потешно шевеля носом-рыльцем, что я не могу на него обижаться. — И, если тебе хочется заполучить Сахарова — так действуй, а не отвлекайся на Нестерова. Что с тобой происходит? Я тебя не узнаю?»
Если бы я еще знала ответ на этот вопрос. Само присутствие Марка рядом вызывает замешательство и смятение. Заставляет заливаться краской, ускоряет сердцебиение, сбивает с толку. В голове, словно разноцветные бабочки, запертые в трехлитровой банке, мечутся противоречивые мысли. Все еще боюсь его. Все еще интуитивно хочу избегать.
— Я сама себя не узнаю рядом с ним, — признаюсь, чувствуя, как приятно мелкий песок щекочет босые ноги во время ходьбы, а ветер развевает полы легкого платья, позволяя ткани ласкать кожу. — И мне это не нравится. Я привыкла сама вгонять всех в краску и смятение, а не наоборот и сейчас чувствую себя не в своей тарелке.
После признания собственной растерянности становится немного легче. Сажусь прямо на песок. В метре от меня волны одна за одной с пеной накатывают на берег и с шелестом отступают обратно, оставляя на темной от воды суше осколки ракушек и обрывки изумрудных водорослей. Так же отступает и моя злость, оставляя за собой замешательство и беспокойство, успевшие закрасться в душу и никак не желающие оттуда уходить.
«Понимаешь ведь, что Нестеров не тот, с кем тебе стоит меряться силой? Не тот, кому стоит бросать вызов? К нему ведь применимы всякие модные словечки вроде «абьюзер», «газлайтер» и «манипулятор»? — осторожно спрашивает чертенок.
Он пустым взглядом смотрит на морскую гладь вместе со мной. И я рада, что он рядом. Что помогает разложить собственные мысли по полочкам, предостерегает и дает свои несуразные и очевидные советы.
Отвечаю тихо:
— Понимаю.
А чертенок, тем временем, продолжает, с непривычной для него серьезностью:
«Помимо того, что Нестеров старше, он сильнее, опытнее и умнее тебя, Милашечка. Он видит тебя насквозь и просчитывает все твои ходы наперед. Он — взрослый мужчина, а не мальчик, которых ты привыкла менять, как перчатки. Он, в свою очередь, меняет как перчатки, таких, как ты».
Вытягиваю ноги вперед, позволяя морской воде касаться кончиков пальцев. Солнце все еще висит высоко над горизонтом и слепит глаза, но чем ближе к вечеру, тем прохладнее становится вокруг.
— Звучит устрашающе, — фыркаю, закатывая глаза. — Но я и без того не собираюсь играть в его игры. Ты прав, сконцентрируюсь на Никите, используя эти три дня для того, чтобы его очаровать…
«Ты не поняла, дорогуша, — со вздохом обрывает мои размышления собеседник и предостерегает: — Такого, как он, ни приручить, ни приструнить не получится. Если Нестеров захочет, тебе придется не просто играть в его игры, но и делать это исключительно по его правилам».
Допиваю шампанское и ставлю бокал рядом, но поверхность слишком неровная, чтобы он удержался в вертикальном положении, поэтому он заваливается на бок. Глубоко вдыхаю пахнущий солью и водорослями горячий воздух.
— Вообще-то я и пытаться не собиралась. Но ты меня недооцениваешь. Знаешь ведь, что, я никогда не играю по правилам.
Он лишь вздыхает в ответ, качает украшенной изогнутыми рожками головой и снисходительно цыкает.
Выпитое шампанское и шелест морских волн успокаивают. Разговоры из лагеря не доносятся сюда и вокруг царят тишина и умиротворение, лишь в траве у скал монотонно стрекочут кузнечики, да шелестит молодая листва. От палаток в небо поднимается белый дымок костра, кажется, там готовят что-то на ужин.
Какое-то время я еще сижу на песке, всматриваясь в морской простор и расплывающуюся вдали полосу горизонта. Задумчиво разглядываю скалистые острова архипелага. Нужно вернуть себе прежнюю невозмутимость и беспринципность, цинизм и дерзость. Снова стать собой. А я, если ставлю перед собой цели — добиваюсь их, во что бы то ни стало.
Теряю счет времени, погруженная в собственные раздумья, когда замечаю приближающийся со стороны лагеря мужской силуэт и удивляюсь, узнав в нем Никиту. Сахаров улыбается.
— Твоя прогулка затянулась. Все в порядке?
— Конечно, — беспечно отзываюсь я. — Просто наслаждалась красивым видом.
Он садится на песок рядом. Сейчас на Никите белая майка, но рельеф мышц прекрасно заметно и сквозь нее.
— Ты — гораздо красивее, Лана, — произносит он негромко. — Расскажешь, что между тобой и Марком?
— Ничего такого, что я хотела бы обсуждать.
Понимаю, что Сахаров не в том положении, чтобы требовать от меня ответа и пользуюсь возможностью не рассказывать о том, что между мной и Марком… ничего. Пусть поревнует, ему полезно. Но Ник не собирается сдаваться:
— Он тебе нравится?
— Нет, — отвечаю честно и вздрагиваю от того, как рука Никиты, будто случайно, касаются моей.
Замираю на мгновение, чувствуя, как учащается сердцебиение. Его пальцы с нежностью скользят по моей, усыпанной песчинками ладони и внутри расцветает приятное удовлетворение от мысли о том, что Сахаров — мой.
— «Никогда я не был на Босфоре, ты меня не спрашивай о нем. Я в твоих глазах увидел море, полыхающее голубым огнем», — цитирует Есенина Ник и его любовь к поэзии кажется мне ужасно романтичной. — Ты словно приворожила меня, Лана. Я понимаю, что поступаю нечестно по отношению к Лере, но не могу совладать с собственными чувствами. Ни на секунду не могу перестать думать о тебе.
Его долгожданное признание льстит моему самолюбию и кружит голову. Не говорю ничего, но вместо ответа мои пальцы переплетаются с его. Кожа Ника влажная и прохладная, по ней перекатываются мелкие белые песчинки.
Повернувшись друг к другу, мы встречаемся взглядами. Мой силуэт отражается в его расширенных зрачках. Опустив глаза, будто смутившись, Ник смотрит на мои предусмотрительно приоткрытые губы и я закусываю нижнюю, понимая, что он готов поцеловать меня. Только не здесь, не сейчас, когда Лера и Марк совсем рядом. Шепотом, словно нас кто-то может услышать, Ник предлагает: