Легенда о Побратиме Смерти
— Ты мне доверяешь?
— Разумеется. Вы мой опекун, хранитель моей чести.
Талисман удивился:
— Я буду защищать твою жизнь, Зусаи, чего бы мне это ни стоило. Но честь человека никто не может сохранить, кроме него самого. Честь — это то, чего отнять нельзя. Ее можно только отдать.
— Как скажешь, мой господин, — покорно сказала она.
— Нет, нет! Не надо соглашаться со мной из вежливости, Зусаи. — Их глаза встретились, и она долго не отвечала.
Когда она заговорила вновь, ее голос слегка изменился — он остался певучим и мягким, но в нем чувствовалась уверенность, задевшая какую-то струну в душе Талисмана.
— Я боюсь, что выразилась недостаточно точно. Вы говорите о мужской чести, которая неотделима от крови и битвы. Слова патриотизм, мужество — все эти чисто мужские понятия действительно относятся к чести, которую можно только отдать. Быть может, выражение «хранитель моего целомудрия» было бы более уместно. И хотя мы могли бы провести целый философский диспут о значении слова «целомудрие», я употребляю его в том же смысле, что всякий мужчина по отношению к женщине — особенно надирский мужчина. Я слышала, что у вас подвергшаяся насилию женщина предается смерти, в то время как насильника всего лишь изгоняют из племени. — Она умолкла и снова отвела глаза. Это была самая длинная речь, которую Талисман от нее слышал.
— Ты сердишься, — сказал он. Зусаи покачала головой:
— Мне просто жарко, мой господин. Боюсь, что это сделало меня нескромной.
Талисман вылез на берег, прошел к лошадям и достал чистую рубашку и штаны. Одевшись, он вернулся к девушке.
— Мы останемся здесь на ночь. Там, около южного берега, есть полка, где глубина не больше четырех футов. Можешь выкупаться там. И не смущайся — я пройду назад по тропе, поищу топливо для костра.
— Благодарю вас, господин, — склонила она голову.
Талисман натянул сапоги, перекинул через плечо пустой мешок и стал подниматься в гору. У вершины холма он остановился и оглядел степь. В поле зрения не было ни одного всадника. Здесь, наверху, жара донимала особенно. Талисман двинулся вниз по склону, собирая хворост в свой мешок. Корни растущих здесь деревьев и кустарников уходили глубоко в сухую землю — эти растения поддерживали свою жизнь лишь благодаря коротким, но обильным зимним дождям. Сухого топлива было в избытке, и скоро Талисман набил мешок доверху. Он повернул назад и вдруг услышал крик Зусаи. Бросив мешок, он помчался обратно к водоему. Зусаи соскользнула с полки и уходила под воду, отчаянно молотя руками по воде.
Талисман добежал до пруда и нырнул за ней. Под водой он открыл глаза. Зусаи, продолжая барахтаться, ушла уже футов на двадцать в глубину. Пузырьки воздуха бежали у нее изо рта. Талисман опустился к ней, ухватил за волосы и стал всплывать. Тяжесть Зусаи не пускала его, и он ощутил легкую панику. Если он не отпустит ее, они утонут оба. Он огляделся: полка, с которой она упала, была всего в десяти футах слева — значит и до поверхности недалеко. Одолевая мертвый груз тела Зусаи, Талисман забил ногами с удвоенной силой и скоро высунул голову из воды. Глотнув воздуха, он вытащил девушку на каменную полку. Она обмякла в мелкой воде. Талисман, упершись ногами в камень, взвалил ее на плечо и вылез на берег. Он уложил Зусаи на живот, оседлал ее и надавил на спину. Вода полилась у нее изо рта. Талисман нажимал снова и снова. Наконец Зусаи закашлялась, и ее вырвало. Талисман сбегал к лошадям и отвязал ее одеяло. Когда он вернулся, Зусаи уже села, и он набросил одеяло ей на плечи.
— Я чуть было не умерла, — сказала она.
— Теперь все позади. Ты жива.
Помолчав немного, она взглянула на него.
— Хорошо бы мне в самом деле научиться плавать.
— Я поучу тебя, только не сегодня, — улыбнулся Талисман.
Солнце уже садилось, стало немного прохладнее. Талисман принес мешок с хворостом. Зусаи, в штанах и голубом камзоле, стирала их пропыленную одежду. Он развел костер в скальной выемке, на старой золе. Зусан подсела к огню, и они провели некоторое время в уютном молчании.
— Ты тоже изучаешь историю, как твой дед? — спросил Талисман.
— Я помогаю ему в занятиях с восьми лет и не раз ездила с ним в разные священные места.
— И в святилище Ошикая бывала?
— Дважды. Когда-то там был храм — самое древнее строение в готирских землях, по мнению дедушки. Ошикая, по преданию, похоронили там после Битвы в Долине. Его жена была с ним, когда он погиб, поэтому долину потом и назвали Слёзы Шуль-сен. Паломники уверяют, будто ее рыдания слышны до сих пор, если сесть вблизи от святилища в холодную зимнюю ночь. А вы слышали, как она плачет, Талисман?
— Я там никогда не бывал.
— Простите меня, господин, — с поклоном сказала она. — Боюсь, что мои слова вас задели, хоть я этого не хотела.
— Не беда, Зусаи. Расскажи мне о святилище — какое оно?
— В последний раз я была там три года назад. Мне исполнилось четырнадцать, и дедушка нарек меня женским именем — Зусаи.
— А как тебя звали в детстве?
— Вони. На чиадзе это означает «писклявая крыса».
— По-надирски будет почти так же, — усмехнулся Талисман.
— По-надирски это будет «паршивая коза». — Зусаи склонила голову набок и сверкнула такой улыбкой, что Талисмана точно кулаком между глаз ударили. Он заморгал и втянул в себя воздух. До этой улыбки ее красота казалась столь холодной и недоступной, что не причиняла Талисману никаких хлопот. Но теперь? Ему почему-то стало трудно дышать. Вытащив Зусаи из пруда, он почти и не заметил ее наготы. Теперь же ему не давала покоя память о ее золотистой коже, округлостях бедер и живота, больших темных сосках маленьких грудей. До него с опозданием дошло, что Зусаи к нему обращается.
— Что с вами, мои господин?
— Ничего, — ответил он резче, чем намеревался, ушел вверх по тропе и сел там на камень. Улыбка Зусаи не шла у него из ума, и все тело ныло от желания. Его точно околдовали. Он оглянулся на девушку, тихо сидящую у костра. Нет, она не колдунья — просто она красивее всех женщин, которые Талисману до сих пор встречались.
И он обязался честью доставить ее другому мужчине.
Чорин-Цу говорил о жертве — теперь Талисман понял, что это значило...
Зусаи сидела у костра, закутавшись в пестрое одеяло. Талисман спал рядом, дыша глубоко и ровно. Когда одна из лошадей во сне задела копытом камень, Талисман вздрогнул, но не проснулся. Зусаи рассматривала его лицо в лунном свете. Не красавец, но и не урод, даже милый, подумала Зусаи, вспомнив, как осторожно он закутал ее в одеяло и как заботливо смотрел на нее, когда она оправлялась после страшного происшествия. За годы, проведенные с дедом, Зусаи встречала многих надирских кочевников. Некоторые ей нравились, другие были противны. Но все они пугали ее — свирепостью, которая неизменно проглядывала в них, склонностью к насилию и кровопролитию. А вот Талисман не такой. В нем чувствуется сила и власть — редкость для столь молодого человека. Но он не жесток и не любит крови — это видно.
Зусаи бросила в костер остаток дров. Ночь не была холодной, но маленькое пламя успокаивало. Кто же ты, Талисман? Надир, это несомненно. И уже достиг возраста мужчины — почему же он не носит надирского имени? Почему «Талисман»? Или взять его речь: у надиров язык гортанный, многие звуки — горловые, поэтому им бывает трудно говорить на более мягком наречии круглоглазых южан. Талисман же говорит свободно, с богатыми интонациями. Зусаи провела много месяцев среди надиров, когда дед путешествовал по историческим местам. Они люди грубые, суровые и неуступчивые, как степь, в которой живут. С женщинами они обращаются жестоко и пренебрежительно.
Когда Талисман разделся и нырнул в воду, Зусаи это и возмутило, и взволновало. Она впервые видела обнаженного мужчину. У него бледно-золотистая кожа, тело — по-волчьи поджарое, а спина, ягодицы и ляжки покрыты белыми рубцами от кнута. Надиры жестоки со своими женщинами, но детей наказывают редко — во всяком случае, не так, чтобы оставить рубцы.