Оракул

«Они что-то замышляют», — сказала Крисса. Мирани облизала пересохшие губы, из последних сил пытаясь удержать тяжелую чашу, и даже сквозь прорези в маске чувствовала, как волнуется Гермия, произнося слова Указания Пути.
Ибо это была Обитель Указания Пути, и все ее стены сверху донизу были испещрены письменами, красочными рисунками, списками, разъяснениями. Эти тайные заклинания должны были провести душу Архона глубоко в Загробное Царство, через Черные Залы, к Свету, вдоль Серебристой Реки, которая течет меж звезд, в сады Царицы Дождя. И с громким щелчком тяжелая позолоченная маска Архона опустилась на его лицо, и изможденные рабы развязали веревки и отступили на шаг, и вытащили наружу большой деревянный журавль, и вошли Девятеро, и встали вокруг отполированного до блеска золотого саркофага.
Снизу вверх им улыбалось красивое, умиротворенное лицо. Оно не имеет ничего общего с настоящим Архоном, подумала Мирани.
Потом змея, как будто подслушав ее мысли, начала распускать кольца.
Содрогнувшись от ужаса, она тихо ахнула. Крисса, стоявшая рядом, обернулась и тоже вскрикнула от страха; Гермия прервала молитву, умолкла на полуслове. Змея текла, как струйка воды, она поднялась над краем бронзовой чаши, покачиваясь, поблескивая гладкими мускулами, и перелилась через край, на руку, на локоть стремясь вверх — к лицу.
Мирани оцепенела. Малейшее движение означало смерть.
Как же она тяжела! Мелкие чешуйки были твердыми и холодными, их зеленоватый блеск казался чужеродным среди тусклого мерцания тонких свечей и масляных ламп.
Змея откинула голову назад и тихо зашипела. Затрепетал раздвоенный язык.
Сверкнули клыки, на них поблескивали капельки яда.
Никто не шелохнулся. Руки Гермии, распростертые для молитвы, застыли в воздухе. Рабы в ужасе глядели на змею; солдаты в дверях обливались холодным потом.
"Это ты? — мысленно закричала Мирани. — Это ты? Отзовись!"
С медленной, томной чувственностью змея скользила по ее плечам. Она была толста и тяжела, как громадный канат, и Мирани даже сквозь тунику ощущала движение твердых чешуек, вдыхала едва уловимый мускусный запах. Она не осмеливалась повернуть голову.
Потом он сказал: «Это не я».
«Что?!»
«Эта просто змея, Мирани, это не я. Она опасна. Ее одурманили травами, и теперь она пробуждается. Они положили ее сюда, чтобы убить тебя, потому что ты знаешь об их предательстве. Ты мне доверяешь?»
— Да.
Наверное, она сказала это вслух. Крисса всхипнула; змея зашипела и приподнялась, и Мирани увидела как взметнулась ее голова, как хлестнула она по прикрывавшей лицо маске.
«Отнеси чашу к треножнику и оставь ее там».
— Если я шевельнусь...
«Я не допущу, чтобы ты пострадала. Доверъся мне».
Безумие! Это всего лишь голос в твоей голове. Бога нет! Она разговаривает сама с собой.
Она шевельнулась, осторожно ступила одной ногой.
— Стой смирно, Мирани! — в ужасе завопила Крисса. И, как ни странно, это крик вселил в нее мужество, и она медленно двинулась вперед, сделала еще один шаг к треножнику, стоящему в сумрачном углу, и змея раскачивалась над ней, скользя по плечам, оплетая руки, спустилась по платью, обвилась вокруг талии, подергивая узкой продолговатой головой. Мирани закрыла глаза и вздохнула, и тут — лязг! — острые клыки ударили в алое золото маски. Брызнул яд. Крисса завизжала. Мирани услышала раздраженное шипение, свистящий взмах головы для следующей атаки; она побежала, споткнулась, ощупью отыскала треножник, опустила на него тяжелую чашу, корчась под лихорадочно извивающимся змеиным телом, чувствуя, как скользит по рукам омерзительно гладкое туловище; содрогнулась, съежилась, и в этот миг змея вывернулась, скрутилась на полу в одно громадное кольцо и обвилась вокруг ее ног.
И укусила.
* * *
Алексос остановился. Задыхаясь, он упал на холодный песок; Орфет безжалостной рукой поднял его на ноги.
— Пошли!
Луна уже села. Ночь опустилась на них полушарием темноты, усеянным звездами. Где-то в горах завыли шакалы.
— Напрасно я пошел. — Мальчик скорчился от боли. Его пальцы скребли песок; когда Орфет поднял его, песчинки посыпались из горсти, будто прах.
— С ней ничего не случится. Я тебя понесу.
— Она умрет. Когда они узнают, что меня нет, ее убьют.
— Поздно жалеть. — Сетис вскарабкался на вершину следующей дюны и оглянулся. Издалека, со стороны деревни, покачиваясь и мигая, приближалась вереница дрожащих огоньков. — Они уже узнали...
* * *
Боль, как огонь, обожгла щиколотку. Мирани вскрикнула и упала на колени, привалилась к треножнику, с грохотом опрокинув его на землю. Чьи-то руки схватили ее за плечи; зазвучали крики, незнакомые, отдающиеся эхом голоса, раскрашенные фигуры сошли со стен и склонились над ней, в отчаянии взывая, указывая путь, путь, ведущий вниз, к прохладе и дождю.
С нее сорвали маску. Хватая воздух ртом, Мирани увидела, как змея метнулась в угол, затрепетав, скользнула и исчезла, скрылась глубоко под землей, там, где обитает Оракул, где царит мрак и безмолвие, где проходит дорога, в сады Царицы Дождя.
Оставив на земле распростертое тело, Мирани встала пошла следом за змеей.
 
Пятый Дом.
Обитель Указания Пути
Позвольте мне рассказать, что случилось. Он всегда был моей противоположностью. Где я был светом, был тьмой. Когда я пел, он хранил молчание. Когда я шел попустыне и любовался юркими зверьками, жаркой синевой и желтизной, он прятался в норы под землей и уходил глубоко-глубоко, в жерла вулканов и красный огонь.
Он мой брат, мой близнец, мое отражение.
Мир принадлежит нам, но сначала мы никак не могли поделить его. Мы боролись. Знаете ли вы, каково это драться с самим собой, правая рука против левой, палец против пальца?
Земля содрогалась под звуки наших схваток.
Но спустя века, спустя долгие эпохи однажды мы услышали чей-то смех. Смех этот журчал, как капли воды, и поэтому мы, истощенные, обернулись и посмотрели на нее.
Она сидела на земле, и ее платье текло, как река; в нем жили рыбы, угри и водоросли.
И я сказал (или это сказал он? ):
— Кто ты, Госпожа?
И она ответила:
— Та, из-за которой вы боролись.
 
Мечтает ли пустыня о дожде?
Склон был покрыт предательской каменистой осыпью. Камни разъезжались под ногами. Сетис бежал вниз, поскальзываясь и поднимая тучи пыли, набрав полные сапоги песка. Впереди темным силуэтом маячила могучая спина Орфета; мальчишка, спустившийся еще ниже, был едва виден, его присутствие угадывалось только по шороху шагов и грохоту соскальзывающей вниз гальки.
Когда Сетис добрался до подножия холма, от усталости у него подкашивались ноги. Последние несколько метров он даже не сбежал — съехал, раскинув руки, врезался прямо в поджидавшего его Орфета. Согнувшись пополам, музыкант уперся руками в колени, переводя дыхание. Сетис опустился на корточки.
Холмы вокруг были безмолвны.
Лишь вдалеке лаяли собаки.
Деревенские жители приближались. Они хорошо знали местность, и с ними были псы. Сетис нахмурился.
— Чего они за нами гонятся? Я бы не сказал, что отчим сильно опечалился, потеряв тебя.
— Прибыль, — коротко бросил Орфет.
— Но если он считает нас официальными Искателями...
— Не считает. Люди Аргелина не стали бы ходить вокруг да около, как мы. Они вооружены и прибыли бы верхом, с полудюжиной писцов и кучей роскошных халатов, чтобы обрядить мальчика. Принесли бы охапку даров для отца мальчика, его деда и всех остальных родственников, кто отважится выползти за дверь. Будь у нас побольше времени, мы бы тоже могли так все обставить. — Орфет двинулся дальше, взметая ногами пыльные облачка. — Он решил сам доставить мальчика Аргелину...