Оракул

Сетис посмотрел на Алексоса. Мальчик шагал молча, понурив голову. Он казался хрупким и усталым; вид у него был растерянный, как будто слова Орфета не имели для него ни малейшего значения.
— Он плохо с тобой обращался?
Алексос пожал плечами и посмотрел на Сетиса тревожным, неспокойным взглядом.
— Да. Но Бог должен знать, что такое боль. Иначе как он почувствует ее у своего народа?
Содрогнувшись, как от холода, Сетис взглянул на Орфета. Тот хрипло рассмеялся.
— Слыхал, бумагомарака? Что-то подобное не раз говорил и старик, а потом улыбался как ребенок. Архон, хорошо, что ты вернулся.
Алексос ответил:
— И я тоже рад, что ты со мной, Орфет. Я ждал тебя.
Он остановился, обвел взглядом окрестные холмы.
— Однажды я, кажется, видел это место во сне.
Это была Стеклянная Долина. Сетис никогда не бывал здесь, но многое слышал, и рассказы эти не вселяли радости. Теперь он понял, почему.
Дорога уводила в непроходимое скалистое нагорье. Странная порода, из которой оно слагалось, отчасти походила на базальт, черный и блестящий; ее грани тускло поблескивали, отражая звездный свет. Быть может, много веков назад вся эта стекловидная масса изверглась из жерла вулкана, а может, некий чудовищный жар расплавил здешние камни, превратив их в хаотическое нагромождение пиков, куполов, зловещих остроконечных утесов. Сетис провел пальцем по краю одного из камней и, выругавшись, отдернул руку: острая кромка рассекла кожу почти до кости, из раны тотчас же закапала кровь.
По обе стороны от тропинки вырастали причудливые башенки с витыми шпилями, перекрученные колонны, будто выплавленные в неком чудовищном горне, стеклянные утесы сверкали и переливались бесчисленными искрами; отражения множились, искажая формы и преувеличивая мимолетные движения, и путникам казалось, что рядом с ними, крадучись, идет кто-то еще.
Целая толпа зеркальных призраков, мерцающих и безмолвных.
Они карабкались все выше и выше. Миновав очередной поворот, Сетис поднял глаза и увидел, что небо стало светлее, будто налилось легким пурпурным сиянием. Сперва он решил, что близится заря, но потом сообразил, что до восхода еще далеко. Тогда он понял, что это сама Долина испускает слабое призрачное свечение. Чем выше они поднимались, тем четче он различал фигуры своих спутников: их кожа наливалась призрачной бледностью, глаза прятались в глубоких тенях.
Позади, совсем недалеко, лаяли собаки. Деревенские жители подошли к устью Долины.
— Быстрее! — прошептал Орфет.
Путники бросились бежать. С боков, высоко над их головами смыкались блестящие каменные стены. Они ворвались в лабиринт туннелей, словно выплавленных в древнем базальте, свернули в первый попавшийся коридор, потом в следующий, стараясь держаться южнее. Звездный свет, пробиваясь сквозь стеклянную крышу, растекался тусклыми расплывчатыми пятнами.
Застучали по камням когтистые лапы. Собаки лаяли, подвывали. Злобно кричали люди.
— Они сюда не войдут! — Собственный голос изумил Сетиса: слова, произнесенные шепотом, усилились эхом, многократно отражаясь от сверкающих стен. — Собаки трусят.
— Мой отчим войдет. — Алексос был бледен. — Он не станет терять такое богатство.
Сетис невесело рассмеялся.
— Разве мы не говорили, что Аргелину ты не нужен? Что у него есть собственный Претендент?
Мальчик пожал плечами.
— Я Архон. Какое мне дело до Аргелина? Все егопоступки не имеют никакого значения.
— И, я очень надеюсь, долго он не проживет, — пробормотал Орфет. Он схватил мальчика и подтолкнул его вверх по лестнице из скользких камней, внезапно преградившей им путь. Топот ног за спиной слышался уже совсем близко; казалось, преследователи вот-вот выскочат из-за ближайшего поворота. С трудом карабкаясь вверх, Сетис понял, что пешком от погони не уйти. Орфет тоже это понимал:
— Сюда!
Последняя ступень лестницы, покрытая причудливыми разводами трещин, вывела их в идеально круглую — словно громадный воздушный пузырь в расплавленной толще стекла — пещеру.
В глуби пещеры стояла непроглядная темнота, на полу громоздились высокие кучи круглой стеклянной гальки.
Другого выхода из пещеры не было!
— Что дальше?
— Спокойно! — Орфет по локоть погрузил руки в высокую кучу стеклянных капелек, зачерпнул пригоршню и принялся задумчиво их рассматривать. У него в ладонях скользили и постукивали тысячи гладких шариков.
— Придумал. Мы столкнем на них эти груды.
— Этим их не остановишь!
— У тебя есть идеи получше, писака?
Идей у Сетиса не было. Разве что одна — вернуть мальчишку селянам.
— В худшем случае просто перегородим им лестницу. Выиграем время. Готов? Архон, ты готов? — Орфет нагнулся, широко расставив руки, и сгреб шуршащую груду стекла. Но Алексос не обратил на него внимания. Он опустился на колени и обхватил плечи руками.
— Царица Дождя, — прошептал он.
— Что?! — Сетис в ярости навис над мальчиком. — Шевелись!
— Она здесь! Она пришла!
Мальчишка явно сошел с ума. Все они чокнулись, хотя бы потому, что позволили втянуть себя в эту заварушку. Оказаться запертым в воздушном пузыре с толстым фанатиком и воплощенным Богом! Уж лучше бы он и дальше вел дела с Шакалом.
— Вставай! — Сетис схватил Алексоса за тонкую руку и почувствовал, что мальчик дрожит всем телом. Алексос поднял глаза. Глаза эти изумили Сетиса. Они изменились, стали узкими и холодными, как у змеи. Потом Алексос заговорил, и слова его сочились ядом.
— Не прикасайся ко мне!
Сетис поспешно отдернул руку. Пальцы стали влажными и холодными, как лед.
* * *
— Где я?
«В моем саду».
Она улыбнулась.
— Здесь очень красиво.
Здесь и вправду было красиво. Бескрайнее поле зелени, влажное и переливчатое. Над головой смыкались кроны деревьев, таких огромных, каких она никогда в жизни не видела, с густой листвой, дающей прохладную тень. И вода, вода из бесчисленных родников. Она с плеском бежала по гладким камням, струилась среди папоротников и мшистых валунов, над зелеными от водорослей лицами фавнов и нимф, словно выгравированных неугомонной пляской водяных струй под радугами водопадов.
Все вокруг журчало и сочилось влагой. Лепестки осыпались в прохладные колодцы. Яркие неведомые птицы порхали и щебетали нежные, незнакомые песни.
Сады Царицы Дождя.
— Значит, я умерла? — Она огляделась, увидела, что сидит на каменной ступеньке. Возле нее в глубокой синей чаше лежали шесть апельсинов. Их цвет изумил ее. Она взяла один из плодов и начала чистить, глубоко вонзая ногти в толстую кожуру, обрывая ее, и по пальцам ее струился сладкий сок. От терпкого запаха рот наполнился слюной.
«Разве ты чувствуешь себя мертвой?»
— Нет. Но там была змея... — Ее пальцы на миг остановились, потом она разломила апельсин и жадно впилась зубами в сочную мякоть. — Мне очень хочется пить! И жарко.
«Мирани! Нам нужна твоя помощь. Ты можешь зачерпнуть воды ладонями и вылить на ступеньки?»
Она рассмеялась. По подбородку стекал сладкий сок.
— Вызвать дождь? Вот как он, значит, делается...
«Пожалуйста. Поскорее. Я не хочу возвращаться к Калиму».
Это имя ничего ей не говорило. Она бросила апельсиновую корку в ручеек и смотрела, как та, крутясь, уплывает, исчезает под низким зеленым пологом. Потом сложила ладони лодочкой, зачерпнула воды и выпила, и снова зачерпнула. И еще раз.
«Скорее!»
— Вот так?
Она разжала пальцы. Вода выплеснулась на ступени, смочила пыль, потекла, побежала.
* * *
Это была вода. Настоящая вода. Сетис в изумлении отступил на шаг.
— Боже мой, — хрипло прошептал он. — Смотрите!
Орфет обернулся.
Море стеклянных капелек вздымалось и посверкивало. Шарики стукались друг об друга, перетекали один в другой, сливались в сверкающую массу, струились вокруг ног Сетиса, пенились, наливались неожиданной тяжестью, срывались с края лестницы фосфоресцирующим каскадом. Орфет пошатнулся; схватился за стену и издал победный клич.