Невеста-заложница
— Вот-вот, и отвезет на себе письмецо для дорогого друга Декатура! — мрачно ухмыльнулся Като. Он снова воззрился на Порцию: — Где твоя одежда?
— Моя одежда пришла в негодность во время похищения, — пояснила та, смущенно опустив глаза на свой необычный наряд. — И это все, что смогли подобрать в деревне Декатура. Там у них совсем нет женщин.
— Я слышал об этом, — кивнул Като. — Ты не успела разведать что-нибудь полезное, пока находилась там?
— Мне не известно, что вы могли бы считать полезным, милорд.
— Тебе не показалось, что ты попала в настоящий военный лагерь?
— Очень показалось, сэр. И они выступили под королевским штандартом.
Като молча взирал на Порцию в ее убогом наряде, со спутанными, нечесаными волосами. Говорит ли она правду о своем избавлении? Тогда почему отвечает на вопросы с заминкой? Не является ли это удивительное бегство частью какого-то коварного замысла проклятого Декатура? Как могла такая пигалица без посторонней помощи удрать из бандитской берлоги? И прихватить при этом чистокровную кобылу? Девица представляла собой настоящую загадку. К тому же она была родной дочерью его брата и успела многое перенять от него. Можно ли ей доверять? Этого Като не знал.
Наконец он обратил внимание, как побелели от напряжения пальцы, цеплявшиеся за спинку кресла, и какие темные круги залегли у девушки под глазами. Порция падала с ног от усталости — какие бы обстоятельства ни сопутствовали ее побегу.
— Мы еще поговорим попозже, — сказал он и отпустил ее взмахом руки. — Оливия будет рада тебя повидать. Она очень беспокоилась о тебе — от леди Грэнвилл я узнал, что она даже слегла. Пожалуй, тебе следует поскорее навестить ее.
— Непременно, сэр. — Порция, не имея возможности изображать в брюках реверанс, почтительно поклонилась.
Но стоило ей переступить порог спальни Оливии, как собственные невзгоды мигом вылетели из головы.
Оливия лежала неподвижная, бледная как полотно крепко зажмурив глаза и натянув одеяло до самого носа. На миг Порции стало не по себе — как будто увидала свою подругу в гробу. Като сказал, что она недомогает. Однако такой вид бывает у людей на смертном одре.
— Оливия?
— Порция!!! — Оливия так и подскочила на кровати, и от опасений Порции не осталось и следа. Похоже, ее кузина пока не собиралась умирать.
— Это ты? Это действительно ты? — Темные глаза Оливии удивленно расширились при виде штанов и куртки. — Но ты в штанах!
— Ну да, это я… и я в штанах. — Порция закрыла дверь и подошла к кровати. — А ты почему лежишь? Твой отец сказал, что ты больна.
— Это верно. — Оливия до боли сжала Порции руки. — Ох, к-как же я рада тебя видеть! Что с тобой случилось? И почему ты так одета? — В глубине ее глаз уже зажглись искорки любопытства, а бледные щечки слегка порозовели.
— Это долгая история, утенок. — Порция со вздохом опустилась на край кровати.
— Вот и расскажи мне ее! — потребовала Оливия, сжимая ее руки еще сильнее.
Порция начала не сразу. Но желание излить душу было слишком велико. И к тому же Оливия настаивала. Порция сама не заметила, как постепенно выложила ей все, до конца.
Правда, она пыталась представить все в смешном свете, однако чуткое сердце Оливии уловило боль и горе под нарочито небрежным, ироничным тоном. И с удивлением поняла, что Порция, которую она всегда считала такой сильной, такой беспечной, такой потрясающе независимой, тяжело страдает от душевных ран. Та, которая всегда была Оливии верной подругой, на которую всегда можно было опереться, теперь сама нуждалась в опоре.
Оливию затопило горячее чувство, необычное ощущение собственной значимости, необходимости.
— Т-ты его любишь? — спросила она, когда Порция замолчала.
— Люблю? — язвительно рассмеялась Порция. — Оливия, я вообще не знаю, что значит любить! Мне казалось, что я любила Джека… но скорее всего я просто цеплялась за него, потому что больше у меня никого не было. Нет, я не думаю, что нашу краткую связь с Руфусом Декатуром можно назвать любовью.
— Но что же тогда это было? — не унималась Оливия, по-прежнему не отпуская ее рук.
Порция задумчиво уставилась в пространство, наслаждаясь этим горячим дружеским пожатием, приносившим такое утешение. Что же это было? Вспышка страсти, жажда приключений, разбуженное любопытство? Пожалуй, всего понемногу. А если и было там что-то еще, если ей удалось ощутить зарождение чего-то более глубокого — или хотя бы возможность такого зарождения, — то Руфус явно ничего подобного не чувствовал. Для него она навсегда останется врагом. Кровным врагом — и только.
— Нет, утенок, это не назовешь любовью. — Она устало пожала плечами. — Я вообще не думаю, что в моей жизни найдется место для такого чувства, как любовь.
— Но ведь я тебя люблю! — пылко возразила Оливия и обняла ее хрупкие плечи. — Я тебя очень люблю!
— Ох, Оливия! — Порция попыталась остановить слезы, хлынувшие в три ручья. — Ну вот, видишь, чего ты добилась!
— Иногда полезно поплакать, — заявила Оливия, шмыгая носом.
Порция замерла на минуту, а потом решительно высвободилась из объятий.
— Я просто слишком проголодалась и устала, — сказала она со смущенной улыбкой. — Я никогда не плачу.
— Ты только что п-плакала, — так же смущенно улыбнулась Оливия.
— Ну и хороши же мы с тобой! — рассмеялась Порция, постепенно прихода в себя. Она с преувеличенным интересом разглядывала содержимое подноса на кроватном столике. — Это что, твой обед? Ты не могла бы поделиться?
— Я совсем не хочу есть. — И Оливия решительно пододвинула поднос кузине.
— Это точно? — Порция уже запихнула в рот изрядный кусок жареного цыпленка. И лукаво покосилась на подругу: — Ну, я рассказала свою историю. Теперь давай выкладывай, с какой такой стати ты валяешься в постели и корчишь из себя больную.
— Б-брайан, — выдавила Оливия и бессильно рухнула на подушку. — Он уже здесь.
— Ну и что с того? — недоумевала Порция. Она уже обглодала ножку и принялась за крылышко, терпеливо дожидаясь, пока Оливия выйдет из ступора и сможет рассказать все по порядку.
А Оливии никак не удавалось найти достаточно конкретный ответ. Впрочем, так случалось всегда. Конкретным было лишь чувство ужаса и отвращения, которое охватывало ее при воспоминании об этом типе. Но стоило ей попытаться преодолеть смятение — и рассудок охватывало некое брезгливое оцепенение.
— Не могу тебе сказать, — растерянно покачала она головой. — Одно лишь знаю точно — я бы с радостью его прикончила. — И Оливия беспомощно взглянула на подругу, которую нисколько не задели ужасные слова.
Оливия снова подумала, какой же надежный человек эта Порция. И ничем ее не проймешь. Она машинально протянула руку и отломила кусочек белого хлеба на подносе.
Порция молча подала ей масло и пододвинула тарелку с тертой свеклой. Подруги молча жевали, и наконец Порция сказала:
— Я не стану убивать его из-за тебя, но зато я знаю немало всяких способов досадить ему, если захочешь.
— К-каких способов?
— Я тебе все расскажу, — злорадно ухмыльнулась Порция. Ее глаза все еще были припухшими от слез, но в них уже вернулся прежний лукавый блеск.
Оливия приступила к грибному салату. Неужели Порция способна тягаться даже с Брайаном Морсом?.. Лично она в его присутствии чувствовала себя абсолютно беспомощной — настоящая мышка в когтях у кота. А вдруг теперь, когда рядом Порция, ей все же удастся набраться храбрости и как-то противостоять ему?
— Хорошо, — сказала она. — Утром я встаю с постели.
— Браво! — Порция захлопала в ладоши.
Она давно усвоила на собственном опыте, что действие — лучшее лекарство от всякого рода хандры и упадка духа. Ее положение не давало ни малейших возможностей что-то исправить на личном фронте — по крайней мере в данный момент, — и потому она почла за благо целиком окунуться в проблемы Оливии. И чем чаще ей придется — выдумывать всякие каверзные штуки — что ж, тем лучше, тем больше пищи уму.