1Q84. Книга 2

Мир без твоей любви




— Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре, — повторила Аомамэ. — Год, в котором я теперь нахожусь. И это — не тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год, верно?

— Различить, где истинная реальность, всегда непросто, — ответил Лидер, не отнимая лба от коврика. — В конечном итоге это вопрос метафизический. Но мир, в котором ты находишься сейчас, — настоящий, можешь не сомневаться. Боль в этом мире подлинна, смерть необратима, а кровь реальна. Никакой подделки, иллюзий или фантазий. Это я гарантирую. Только этот мир — не тысяча девятьсот восемьдесят четвертый.

— Что-то вроде параллельного мира?

Голова мужчины вздрогнула — он усмехнулся.

— Похоже, ты слишком начиталась фантастики. Нет, все не так. С параллельными мирами ничего общего. Если ты думаешь, что где-то есть мир тысяча девятьсот восемьдесят четвертый, а где-то еще — тысяча невестьсот восемьдесят четвертый, ты ошибаешься. Года тысяча девятьсот восемьдесят четвертого больше нет. Как для тебя, так и для меня существует только одна реальность: Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре.

— То есть мы переселились в другое время?

— Совершенно верно. Или, можно сказать, другое время переселилось в нас. Насколько я знаю, это необратимо. Обратно уже не вернуться.

— И это случилось, когда я нырнула в пожарный выход с хайвэя?

— С хайвэя?

— Возле станции Сангэндзяя, — пояснила Аомамэ.

— Место значения не имеет, — сказал мужчина. — С тобой это произошло возле станции Сангэндзяя, но могло произойти где угодно. Дело не в месте, а во времени. В какой-то момент стрелка переключилась, и ты оказалась в тысяча невестьсот восемьдесят четвертом году.

Аомамэ представила, как сразу несколько LittlePeople, навалившись на рычаг, переключают огромную железнодорожную стрелку. Среди ночи, под мертвенно-бледной луной.

— И в этом тысяча невестьсот восемьдесят четвертом году в небе висит две луны? — уточнила она.

— Именно так. Здесь луны две. Считай это подтверждением того, что стрелка переключилась. Хотя далеко не все люди в этом мире видят обе луны. Большинство даже не замечают. О том, что на дворе невестьсотые годы, знает очень мало народу.

— Большинство не замечает, что время стало другим?

— В том-то и дело. Для большинства это всегдашний мир, в котором никаких искажений не происходит. Вот почему я и говорю, что это — настоящая реальность.

— Значит, если бы стрелка не переключилась, — предположила Аомамэ, — мы бы с вами здесь не встретились?

— Этого никто не знает. Вопрос вероятности. Но скорее всего, не встретились бы.

— То, о чем вы сейчас говорите, — это реальные факты или условная теория?

— Хороший вопрос. Отделить одно от другого — задача архисложная. Помнишь такую песенку? Without your love, it's a honkey-tonk parade…[21] — негромко пропел мужчина.

— «It's Only a Paper Moon», — узнала Аомамэ.

— Она самая. Что однолунный мир, что двулунный — по большому счету разницы никакой. Если ты сама не веришь в окружающую реальность и если у тебя в ней нет настоящей любви — в каком из миров ты ни находилась бы, он будет для тебя фальшивой пустышкой. Граница между реальностью и условностью в большинстве случаев глазам не видна. Она видна только сердцу.

— Но кто же тогда переключил мою стрелку?

— Кто переключил? Сложно сказать. Это уже законы причинно-следственных связей, в которых я, увы, не силен.

— Так или иначе, в невестьсотые годы меня занесло не по собственной юле, — сказала Аомамэ. — Кому-то все это было нужно.

— Ты права. Перед поездом, в котором ты ехала, переключили стрелку и отправили тебя в другую сторону.

— И в этом как-то замешаны LittlePeople?

— В этом мире действительно есть LittlePeople. По крайней мере, здесь их так называют. Однако и название, и форма у этих существ могут меняться.

Закусив губу, Аомамэ задумалась над услышанным.

— По-моему, вы себе противоречите, — наконец сказала она. — Допустим, эти самые LittlePeople переключили стрелку и переправили меня в этот мир. Я же в этом мире прихожу сюда, чтобы лишить вас жизни, что для них совсем нежелательно. Зачем они тогда это сделали?

Разве им не выгодней было, чтобы мой поезд ехал своей дорогой?

— Объяснить это не просто, — бесстрастно ответил мужчина. — Однако ты быстро соображаешь. И возможно, даже уловишь то, о чем я тебе не скажу. Как я уже говорил, самое важное в нашем мире — сохранять равновесие между добром и злом. Те, кого называют LittlePeople — или та воля, которую они представляют, — действительно очень сильны. Но чем больше они используют свою силу, тем больше становится и сила, которая им противостоит. На подобном хрупком балансе и держится этот — да, впрочем, и любой другой мир. Как только LittlePeople начали применять свою силу в действии, тут же автоматически возникла и обратная сила — та, что противодействует самим LittlePeople. Полагаю, именно момент столкновения этих двух сил и закинул тебя в тысяча невестьсот восемьдесят четвертый год…

Он громоздится на коврике для йоги, точно выброшенный на берег кит, вдруг подумала Аомамэ. Мужчина глубоко вздохнул и снова заговорил:

— Если продолжить аналогию с поездом, получается примерно вот что. LittlePeople способны переключать стрелки. Поэтому твой поезд и привез тебя в этот двулунный мир. Но они не могут осознанно выбирать, какому пассажиру куда ехать. Иначе говоря, они могут прислать сюда и нежелательных для себя персонажей.

— То есть я — незваная гостья? — уточнила Аомамэ.


— Именно так.

Прогремел гром. На этот раз куда ближе и раскатистее, чем раньше. Но по-прежнему без молний и без дождя.

— До сих пор понятно?

— Слушаю дальше, — отозвалась Аомамэ.

Левую руку с инструментом от шеи мужчины она уже отвела — и теперь держала пестик острием вверх, предусмотрительно отставив в сторону. Прежде чем случится что-либо еще, она должна внимательно выслушать все, о чем этот человек сейчас говорит.

— Без света не может быть тени, а без тени — света. Об этом писал еще Карл Юнг, — продолжил мужчина. — Точно так же и в каждом из нас есть как добрые намерения, так и дурные наклонности. Чем сильнее мы тянемся к совершенству в светлых деяниях, тем беспросветней и разрушительнее становится сила наших темных инстинктов. Когда в стремлении к свету человек пытается выйти из собственных рамок, его же собственная тьма затягивает бедолагу в преисподнюю и превращает в дьявола. Ибо так уж устроено у людей: любые попытки стать больше или меньше самого себя греховны и заслуживают наказания… Добром или злом являются сами Little People — не знаю. Подобные веши — за гранью нашего понимания. LittlePeople живут в контакте с людьми уже очень давно. С тех далеких времен, когда добро и зло еще не разделялись в наших сердцах и сознание наше пребывало во мраке. Но главное — когда LittlePeople что-либо затевают, обязательно рождается сила, которая им противостоит. Действие обязательно вызывает противодействие. И как только я стал представителем LittlePeople, моя дочь выступила посланником диаметрально противоположных сил.

— Ваша родная дочь?

— Да. Прежде всего, она сама привела их сюда. Ей тогда было десять. Сейчас — семнадцать. Они пришли к ней из темноты и появились в нашей реальности. А потом сделали меня своим представителем. Дочь выступила как персивер — тот, кто все осознает через чувства. А я — как ресивер, тот, кто все на себя принимает. В любом случае, это они нашли нас, а не мы их.

— Но в итоге вы изнасиловали собственную дочь.

— Совокупление имело место, — признал он. — И твои обвинения почти справедливы. Мы с ней познали друг друга в разных ипостасях. Благодаря чему стали единым целым. Как и положено персиверу и ресиверу.

Аомамэ покачала головой;

— Я не могу понять, о чем вы говорите. Вы насиловали свою дочь или нет?

— И да, и нет.

— А как насчет малышки Цубасы?

— То же самое. В концептуальном смысле.

— Но утроба ребенка разворочена в физическом смысле.

Мужчина покачал головой:

— Ты рассматриваешь только внешнюю оболочку концепции. Но не концепцию как таковую.

Аомамэ не успевала соображать. Она выдержала паузу, глубоко вздохнула и продолжала гнуть свое:

— По-вашему, концепция приняла форму человека и сбежала от вас?

— Проще говоря, да.

— И та Цубаса, которую видела я, — не настоящая?

— Настоящую Цубасу из внешнего мира уже изъяли.

— Изъяли?

— Изъяли и вернули куда положено. Сейчас она проходит необходимую реабилитацию.

— Я вам не верю, — резко сказала Аомамэ.

— Не смею тебя винить, — бесстрастно ответил мужчина.

Аомамэ не представляла, что на это сказать. Поэтому сменила тему:

— Вы много раз концептуально насиловали свою дочь, благодаря чему стали представителем LittlePeople. Но как только вы им стали, ваша дочь сбежала и обернулась против LittlePeople. Так получается?

— Именно так. Ради этого она и бросила свою Доту… Хотя пока ты не поймешь, что это значит.

— Доту?

— Нечто вроде ожившей тени… Ей помог один человек, мой старый друг, которому я полностью доверяю. Фактически я передал ему свою дочь на попечение. А не так давно уже твой хороший знакомый, Тэнго Кавана, познакомился с ними обоими. Тэнго и Эрико образовали очень удачный союз.

Аомамэ показалось, что Время встало. Никаких слов больше в голову не приходило. Она заставила свое тело окаменеть — и ждала, когда все снова придет в движение.

Мужчина тем не менее продолжал:

— Они восполнили друг в друге то, чего каждому не хватало. Объединив усилия, Тэнго и Эрико произвели работу, результат которой превзошел все ожидания. Между ними возникла связь, по силе способная противостоять LittlePeople.

— «Образовали удачный союз»?

— Их связь — не любовная и не телесная. Можешь не волноваться, если ты об этом. Эрико больше ни с кем не совокупляется. Все это для нее уже в прошлом.

— И что же за работу они произвели?