Не вся трава зеленая
— Никто. Я оказался в безвыходном положении — мне нужны деньги, и я готов продать машинку первому встречному.
— Вам нужны наличные?
— Да.
Она покачала головой и сказала:
— В этом доме многие пользуются пишущими машинками, но почти ни у кого из них не найдется той суммы, которую вы хотите за нее получить.
— Не хочу показаться чересчур назойливым, — не унимался я, — но прошу вас: напечатайте что-нибудь на этой машинке. Я мог бы в качестве компенсации части суммы взять вашу машинку и, разумеется, получить немного денег, чтобы не остаться в накладе.
— Сколько вы хотите получить денег?
— Прежде мне нужно увидеть вашу машинку.
Она посмотрела на часы и пригласила:
— Входите.
Ее квартира состояла из двух комнат с временной перегородкой, за которой была кухня. Портативная машинка стояла на ветхом карточном столике, перед которым помещался складной стул. На столике лежали страницы рукописи, вся мебель свидетельствовала о том, что пользуются ею довольно давно. Не то чтобы у вещей был обшарпанный вид, но и новыми их нельзя было назвать.
— Вы живете здесь одна? — спросил я.
Ее взгляд стал вдруг подозрительным.
— Какая вам разница? Давайте посмотрим вашу машинку, — сказала она, снимая свою со стола и ставя на стул.
Я открыл футляр и поставил машинку на стол.
Она вставила лист и начала печатать, правда, двумя пальцами, но у нее это хорошо получалось.
— Что вы пишете? — поинтересовался я. — Романы, статьи, рассказы?
— Что придется, — ответила хозяйка. — Меня зовут Энними Клинтон.
Я быстро осмотрелся вокруг. Повсюду тут и там валялись журналы; увидел я и книги с адресами магазинов.
На полке лежала стопка пакетов, где, как я предположил, хранились отвергнутые редакторами рукописи.
Она быстро собрала со стола страницы и положила их текстом вниз на пишущую машинку.
— У вас очень хорошая машинка, — сказала женщина.
— Превосходная!
— Сколько вы хотите за нее? — спросила она.
— Я бы хотел сначала взглянуть на вашу.
Она подошла к стулу, взяла рукопись, положила ее в книжный шкаф, убрала мою машинку, а свою поставила на стол. Затем как-то нехотя протянула мне листок бумаги.
Машинка оказалась старой и к тому же давно не чищенной. При работе она издавала звук, похожий на треск молотилки, а буквы «е» и «а» получались совсем отвратительно.
— Итак? — спросила она.
— За свою машинку я возьму вашу и еще сорок долларов наличными.
Она некоторое время обдумывала предложение, потом сказала:
— Позвольте мне еще раз попробовать.
На сей раз она печатала несколько дольше. Я видел, что ей хочется заполучить мою машинку.
— Двадцать пять долларов, — наконец сказала она.
— Сорок, — ответил я. — Эта машинка как новая.
— Тридцать.
— Пусть будет тридцать пять, и по рукам.
— С вами трудно иметь дело, вы крепкий орешек.
— Мне нужны деньги, но у меня хорошая пишущая машинка, а ваша нуждается в серьезном ремонте.
— Я знаю.
После некоторого раздумья она предложила:
— Я могла бы дать вам сейчас пятнадцать долларов, а двадцать через две недели.
Я отрицательно покачал головой:
— Мне срочно нужны деньги.
Она вздохнула с сожалением:
— Тогда я вам не покупатель.
— Ладно, — ответил я. — Попробую стукнуться к соседям. Кто живет в квартире 62-Б?
— Там нет никого.
— Квартира не сдается?
— Там жила женщина, но съехала. Нэннси Бивер.
Она говорила, что ее имя звучит именно так, с двумя «н»: Н-э-н-н-с-и.
— Тоже пишет?
— Думаю, что да. Она много работала на машинке.
Хотя я не встречала в продаже ее книг.
— Общительная?
— Не могу сказать, но вообще она неплохой человек. И так неожиданно уехала! Я ничего и не подозревала до вчерашнего дня.
— Любовники?
— Не знаю. Здесь каждый живет своей жизнью. Например, в квартире 60-Б живет пара Остинов. Я не знаю, чем они занимаются. Он, кажется, где-то при должности. Что касается ее… Я никогда не слыхала, чтобы у них стучала машинка. Мне кажется, она художница. Они оба очень скрытные. Этот район города вообще отличается замкнутым образом жизни. — Она подумала с минуту, а потом добавила: — Это единственный способ выжить здесь.
— А мисс Бивер не намекала вам, что собирается уезжать? — спросил я.
— Нет, я ничего такого и предполагать не могла, пока она не начала выносить из квартиры картонные коробки и чемоданы.
— Выносили вещи грузчики?
— Нет, таксист, — ответила она. — Она договорилась, чтобы он помог ей.
— Картонные коробки и чемоданы, говорите вы?
— Да, картонные коробки. Наверное, с полдюжины, клеенные лентой и с почтовыми наклейками. Сначала она вынесла коробки, а примерно через полчаса вернулась и забрала чемоданы.
— Все это время ей помогал водитель такси?
— Да.
— Желтое такси?
— Да, по крайней мере, я так думаю.
— Один и тот же водитель?
— Не знаю. Господи! Почему вы так интересуетесь Нэннси Бивер?
— Будь я проклят, если я сам знаю, — сказал я, — но мне нравится сопоставлять факты, чтобы понять людей. Любого человека я рассматриваю как потенциального героя рассказа. То, что вы мне поведали, возбудило мое любопытство.
— Короче, она уехала, и вы не сможете продать ей пишущую машинку.
— Вы не думаете, что мисс Бивер вернется?
Она покачала головой.
— Скажите, — начала она опять, — сколько вы хотите заработать на машинке?
Я снова посмотрел на ее машинку.
— Не могу вас порадовать. Ваша машинка в том еще состоянии. Ее нужно почистить, смазать, отрегулировать.
— Это давно надо было сделать, но я все откладывала. Когда нет постоянной работы, на статьях и тому подобном много не заработаешь. Я не могу без машинки, но у меня не так много денег, чтобы купить новую.
Некоторые гонорары, которые я получаю за рассказы, составляют меньше пяти долларов… знаете, в этих дешевых журналах…
— Приходится туго, — согласился я. — Возможно, если ваши рукописи будут выглядеть более… скажем, более солидно, вы сможете больше заработать.
— Я как раз это и имею в виду. Вот почему мне хотелось бы узнать, сколько вы окончательно хотели бы получить. Я ведь не могу жить, чтобы совсем не есть, и через две недели надо еще вносить плату за квартиру.
— Я не могу назначить иную сумму…
— Может быть, вы все-таки согласитесь получить сейчас пятнадцать долларов, а через две недели остальные двадцать?.. У меня приняли рассказ. Двадцать долларов я получу наверняка.
— Извините, — сказал я, — но для меня это неприемлемо. К кому еще в этом доме вы посоветовали бы мне обратиться?
— Ни к кому, — ответила она. — На этом этаже всего четыре квартиры. Четвертую снимает какая-то дама, занимающаяся бизнесом. Она рано уходит на работу. А о людях, которые живут этажом выше, я вообще ничего не знаю.
Я положил свою пишущую машинку в кейс.
— Мне очень жаль, — выразил я сожаление. — Попробую спросить в соседнем доме. Вы там никого не знаете?
Она покачала головой.
— Мы не общаемся с соседями. У каждого свои знакомые, вот и все. Но мне бы, конечно, хотелось иметь эту машинку…
— Жаль, что я не могу позволить себе продать ее на ваших условиях, но мне тоже нужно думать о своем существовании.
— Вы пишете?
— Время от времени.
— Вы выглядите состоятельным. Производите впечатление человека, которому не составляет труда продать свои произведения.
— Неужели я кажусь именно таким?
— Да, в вас есть какое-то высокомерие, видимо, от самоуверенности. Вам наплевать на нас, писателей, живущих на случайные заработки. Мы осознаем всю тщетность наших усилий и постепенно погружаемся в пучину разочарований. Пока я наблюдала это у других, но, похоже, подобный финал ждет и меня.
— А знаете, что я сделаю? — обратился я к ней. — Вы славная, и я готов рискнуть. Ладно, давайте пятнадцать долларов, и машинка ваша, а я приду за остальными через две недели.