Зима в Эдеме
Застыв, она следила за ними, и наконец стало ясно – это охотники в шкурах и на снегоступах. Могучая фигура впереди могла принадлежать только Херилаку. Он вел охотников, прокладывая путь. Прикрыв глаза ладонью, она попыталась увидеть среди них Керрика, сердце ее бешено колотилось в груди. Она громко засмеялась и замахала руками. Ее заметили, над равниной прокатился громкий приветственный клич. Она не могла шевельнуться и только следила, как они приближаются. Наконец она разглядела заиндевевшую бороду Херилака, и он услышал ее крик:
– Керрик, где ты?
Но молчал Херилак, и никто из идущих не отозвался – она покачнулась и едва не упала.
– Он погиб! Я умру! – зарыдала она, когда Херилак подошел ближе.
– Жив твой Керрик. Жив и здоров. Мы победили!
– Почему же он не ответил мне?.. Керрик!
Она метнулась вперед, но охотник задержал ее.
– Его нет здесь. Он не вернулся. Остался в спаленном городе мургу. Он попросил меня позаботиться о тебе. Ты останешься в моем саммаде.
– Керрик! – закричала она, пытаясь вырваться.
Но не смогла.
Глава 4
Слова Херилака в один миг прогнали все невысказанные страхи Армун.
«Он не вернулся. Остался в спаленном городе мургу. Он попросил меня позаботиться о тебе, и ты останешься в моем саммаде. Мир и так суров, нечего представлять его более жестоким». Молча она отвернулась от охотников и побрела по глубокому снегу к своему костру.
Мимо, громко крича, спешили охотники. Услышав со стоянки знакомые голоса, они припустили еще быстрее.
Армун слышала это… но не разбирала слов, вслушиваясь только в свой внутренний голос. Жив. Он жив. Если Керрик не вернулся, значит, для этого у него были более чем веские причины. Она все выспросит у Херилака, но позже, когда уляжется радость возвращения. Значит, тану одержали победу. Мургу наконец уничтожены. Бесконечный бой закончится. Он вернется – и они заживут, как все. Она что-то забормотала себе под нос, и Арнхвит за плечами радостно засмеялся.
Когда ребенок уснул, Армун вышла послушать разговоры охотников. Как сожгли город мургу, как поубивали их всех и как возвратились с победой. По протоптанным в снегу тропкам она добралась до костра Херилака. Он стоял у шатра и, заметив ее, отвернулся. Она окликнула его, и, слегка помедлив, Херилак взглянул на нее.
– Нужно поговорить, Херилак. Расскажи, что с Керриком.
– Я же сказал: он остался в городе мургу.
– Но ты не объяснил, почему он это сделал, почему он не возвратился со всеми.
– Не захотел. Может, ему лучше там, возле мургу. Может, он больше мараг, чем тану. Там остались живые мургу, а он не стал убивать их и не позволил нам это сделать. Тогда мы ушли – нам незачем было там оставаться.
Она почувствовала недоброе, и все страхи немедленно возвратились.
– А он говорил, когда вернется?
– Уходи, я все сказал, – ответил Херилак и, войдя в шатер, опустил за собой полог.
Гнев разогнал все страхи Армун.
– А я не все сказала! – закричала она так громко, что к ней стали поворачиваться, прислушиваясь. – Выходи, Херилак, и все расскажи мне! Я хочу знать, что случилось. Ты что-то скрываешь.
Ответом было молчание, и Армун сердито ударила в шкуру. Но Херилак уже успел зашнуровать вход изнутри. Ей захотелось высказать все, что она думает о таком поступке… но она овладела собой. Это только развлечет окружающих.
Она повернула назад, и бывшие неподалеку поспешно отходили, чтобы не попасть под горячую руку. Но она уже шагала между шатрами к саммаду Сорли. Тот сидел возле огня со своими охотниками; из рук в руки они передавали каменную трубку. Армун подождала, пока трубку выкурили и положили, потом шагнула вперед, стараясь сдерживаться.
– Сорли, я слыхала о том, каким долгим и трудным был ваш путь. Ты устал и охотники тоже, вы нуждаетесь в отдыхе.
Сорли пренебрежительно махнул рукой.
– Охотник, для которого трудна дорога, не может быть охотником.
– Рада слышать это. Значит, великий охотник Сорли не слишком устал, чтобы поговорить с Армун.
Прищурившись, Сорли глядел на нее, чувствуя, что попался на слове.
– Да, я не устал.
– Это хорошо, потому что шатер мой не так уж близок, а я хочу кое-что показать тебе.
Сорли огляделся в поисках поддержки, но не нашел ее: охотники заново набили трубку и передавали ее друг другу, не глядя в его сторону.
– Хорошо. Идем в твой шатер. Только помни: уже поздно, а у меня еще много дел.
– Ты очень добр к одинокой женщине. – Она молчала, пока они не подошли к ее шатру. Запахнув за собой полог, она показала на спящего младенца. – Вот что я собиралась тебе показать.
– Дитя…
– Сын Керрика. Почему он вместе со всеми не вернулся в свой шатер, к своему сыну? Почему он не вернулся ко мне? Херилак отворачивается и молчит. Теперь говори ты.
Сорли повел по сторонам глазами, но деваться было некуда. Он вздохнул.
– Дай мне попить, женщина, и я скажу. Теперь Керрика и Херилака разъединяет недоброе чувство.
– Вот, пей. Я поняла. Объясни почему.
Сорли вытер губы рукавом.
– Я не понимаю причин. Просто расскажу тебе, что случилось. Мы сожгли город мургу, и тот, кто не погиб в огне, умер сам. Почему – я не знаю. Это же мургу, как понять их? Некоторые спаслись и уплыли на какой-то плавучей штуке. А Керрик говорил с марагом и не дал Херилаку убить его. Он отпустил этого марага. А потом нашлись и другие мургу, и Керрик снова не дал их убить. Херилак воспылал великим гневом и сказал, что уйдет без промедления. Нас ждал долгий путь, и мы согласились.
– Но Керрик остался? Почему? Что он говорил?
– Он разговаривал с Херилаком. Я не слушал его и не знаю… – Неловко поежившись, Сорли хлебнул воды.
В глазах Армун отсвечивали угольки костра, она едва сдерживалась.
– Смельчак Сорли, храбрец Сорли, ты говоришь мне не все. Ты крепок, в силах объяснить, что случилось в тот день.
– Язык мой говорит правду, Армун. Керрик говорил, что там нужно многое сделать. Я ничего не понял. Вот саску поняли – они остались, а мы ушли. Мы все ушли с Херилаком. Ведь все, что было нужно, мы сделали. А дорога назад далека…
Армун на миг опустила голову, потом встала и откинула полог.
– Я благодарю Сорли, рассказавшего мне обо всем.
Он помедлил, но Армун молчала. Что мог он добавить? И Сорли с облегчением поспешил назад, радуясь, что освободился.
Вечерело. Армун вновь закрыла вход, подкинула ветвей в очаг и села рядом. Лицо ее было гневным и мрачным. Как легко эти смельчаки отвернулись от Керрика! Шли за ним в бой… и бросили одного. Если саску остались там, значит, он просил об этом и охотников. В городе мургу, должно быть, случилось что-то, из-за чего рассорились двое предводителей. Она сама выяснит это. Зима закончится, к весне Керрик вернется. Конечно, он вернется весной…
Армун старалась не сидеть без дела, чтобы не предаваться горестным думам. Арнхвиту пошел второй год, и внутри шатра ему уже становилось скучно. Армун выскабливала оленьи шкуры и шила сыну мягкую одежду, соединяя куски сухожилиями. Его ровесников матери еще носили за спиной, а он уже с восторгом играл в снегу. По обычаю детей кормили грудью лет до четырех, даже до пяти. Армун уже почти отлучила его от груди, невзирая на укоризненные взгляды и явное неодобрение женщин – она привыкла быть отверженной. Она понимала, что они просто завидуют ей и кормят только затем, чтобы избежать новой беременности. И пока другие младенцы болтались в мешках за спинами матерей и сосали кулаки, Арнхвит набирался сил и уже грыз жесткое мясо крепкими зубами.
Однажды солнечным зимним днем, когда весной еще и не пахло, она отошла от шатров, а кроха Арнхвит трусил за нею, стараясь не отставать. Покидая стойбище, она теперь всегда прихватывала с собой копье… Впереди среди деревьев послышалось странное мяуканье. Выставив вперед копье, она стала ждать. Арнхвит прижался к ее ноге и молча смотрел округлившимися глазами. Армун вглядывалась вперед. Вдруг она заметила уходивший вбок от тропы человеческий след. Опустив копье, она направилась по нему и, разведя заснеженные ветви, обнаружила под ними мальчишку. Он обернулся и перестал всхлипывать; лицо его было перепачкано слезами и кровью.