Королев: факты и мифы

Сергея поддержал Василий Долганов. Решено было с постройкой планера повременить, поручить автору проекта «доработать в свете замечаний».
– Ты не боишься, что Курисис гробанет теперь твой проект? – спросил Долганов Королева, когда заседание окончилось.
– Не боюсь. Может, он что дельное подскажет, а начнет придираться – отобьюсь. У меня расчеты, а тут цифры важнее всяких слов...
Теперь часто Сергей укладывался на свой красный диван в гостиной, когда за окнами было уже совсем светло: не терпелось доделать планер. Иногда приходил помогать Валя Божко, обводил малиновой тушью чертежи, штриховал разрезы. Авиация его не увлекала, вернее, он не мог себе позволить увлечься ею, понимал, что летать он не сможет. Это сейчас можно создавать авиационные конструкции и ни разу не подняться в воздух даже в качестве пассажира. А в те годы, если человек говорил: «Я работаю в авиации», – то само собой подразумевалось, что он непременно летает. Единственным исключением был, пожалуй, только Н.Е. Жуковский, ни разу не летавший на самолете...
Обычно Сергей даже радовался, когда Баланин уезжал в командировку, но сейчас он чувствовал, что ему иногда не хватает отчима: он многое мог подсказать, а если и не знал чего – порекомендовать книгу, справочник, методику расчета, формулу. Сергей терял время именно на книжные поиски, ожесточенно листая страницы, что-то шептал себе под нос, потом, отложив книгу, думал, нетерпеливо постукивая по столу лекалом, и снова листал страницы.
В ОАВУКе спросили:
– Как назовешь?
В те годы планеры крестили позвончей, поэффектней: «Дракон», «Дедал», «Колибри», «Одна ночь». Королев ответил:
– К-5.
В июле проект был наконец готов. Защита такая же, как у Курисиса, без всяких скидок на то, что тот был студентом Политехнического института (без пяти минут инженер), а этот – подручный черепичника.
Замечания были, но по мелочи. Встал Курисис:
– Считаю, что Королев сделал зрелый проект, по которому можно строить планер...
Сердце запрыгало в груди: «Будут строить!»
– Правильно, – сказал Фаерштейн. – Немедленно надо утвердить в Харькове и строить...
«Трудящийся, строй свой возд. флот. В центральную спортсекцию.
Препровождая при сем проект планера Королева и объяснительную записку, прошу проверить расчет и прислать возможно скорее обратно.
Приложение: 12 листов чертежа и объяснительная записка.
Предс. Губспортсекции: Фаерштейн».
А дома с мамой опять эти тягостные разговоры: «Что дальше?» – «А что дальше? Дальше строить, испытывать, летать».
– Может быть, все-таки Одесский политехнический? – робко спрашивала она.
– Нет. Если так, я пойду на завод...
– Ну зачем так, сынок... Значит, все-таки в академию?
– Да...
– Но я узнавала, в академию берут кадровых военных людей с опытом, с образованием...
– Я кончу школу... И у меня планер...
– Хорошо, – Мария Николаевна с волнением встала из-за стола. – Я поеду в Москву, мы с папой все узнаем...
Она действительно поехала в Москву и добилась приема у какого-то крупного начальника академии. Человек с ромбами в петлицах слушал внимательно, потом спросил:
– Сколько лет вашему сыну?
– Семнадцать. Восемнадцатый пошел...
– Молод... В армии не служил? Ведь у нас на первом курсе младшие командиры...
– Он окончил строительную школу...
– Да что школа. – Он откинулся на спинку кресла.
– И вот еще. – Она протянула через стол бумажку.
«Удостоверение.
Настоящим Губспортсекция Одесского губотдела ОАВУК удостоверяет:членом Губспортсекции тов. Королевым Сергеем Павловичем представлен сконструированный им проект безмоторного самолета К-5. Проект этот был представлен в Авиационно-технический отдел Одесского Губотдела ОАВУК и согласно постановления Президиума АМО от 4/VIII за № 4 признан годным для постройки и переслан в Центральную спортсекцию в Харьков на утверждение. Тов. Королевым представлена была подробная расчетная – объяснительная записка на одиннадцать листов чертежей...»
«Ох, уж эти мне грамотеи одесские!» – Он улыбнулся, косясь на ошибки, и сказал:
– Ну вот это меняет дело. Однако своею властью разрешить вашему сыну поступить в академию я не могу. Оставьте документы. Доложу начальству. Будет решение – известим...
Вернулась она в Одессу вместе с Григорием Михайловичем. Сергей, радостный, гордый, рассказывал ему о заседании в ОАВУКе. Григорий Михайлович слушал внимательно, но думал не о планере: «Может быть, я не прав был, когда настаивал, чтобы он бросил эту свою авиацию. Новое, бурно прогрессирующее дело, и он любит его, это видно... Чем старше становишься, тем с большей охотой начинаешь примеривать молодых по себе. Почему? И зачем? У них своя дорога...»
– Итак, значит, аэропланы, – сказал отчим, открывая чрезвычайное заседание семейного совета. – Что ж, если ты решил идти в авиацию, иди.
– Дядя Юра прислал письмо. – Мария Николаевна вынула из конверта листок бумаги. – Кстати, он пишет, что в Киевском политехническом открылось авиационное отделение, и зовет тебя в Киев.
Она немножко хитрила. Совсем не случайно пришло письмо из Киева. Сама написала старшему брату, делилась своими тревогами. Юрий поехал в КПИ, все разузнал, прислал ответ.
– Киевский политехнический – прекрасный институт...
Сергей улыбнулся: отчим кончал КПИ.
– Можешь обвинять меня в квасном патриотизме, – засмеялся Баланин, – но это действительно так. Отличная профессура, традиции...
– У авиации нет традиций, – буркнул Сергей.
– Не знаешь – помалкивай, – обернулся отчим. – Я сам не видел, но помню, мне рассказывали, как профессор Делоне построил планер и летал на нем со своими сыновьями, такими же сумасшедшими, как ты... Почему в Одесском политехническом нет авиационного отделения, а в Киевском есть? А? Нет, дорогой, на пустом месте, вот так «вдруг» в технике редко что родится...
– Но все-таки мне хотелось бы полной ясности с академией, – упрямо сказал Сергей.
– Не убежден, что надо ждать ответа из Москвы, – задумчиво сказал Баланин. – Тем более никакой уверенности, что ответ будет положительным, нет...
Сергей не находил себе места. Бродил по городу, иногда часами бродил по берегу, купался один в камнях. Однажды в Аркадии заплыл далеко и вдруг увидел женскую голову. Обернулся еще раз – нет головы! Он сам чуть не захлебнулся, когда тащил ее, вяло цепляющуюся за его шею, тащил и кричал, пока их не втянули в шлюпку. Ее откачали уже на берегу.
– Кто он, мой спаситель? – спросила она наигранным театральным голосом. – Я хочу видеть его...
Сергею стало почему-то неловко, он ушел...
Сегодня в школе выдали свидетельство:
«Настоящее свидетельство выдано Королеву Сергею Павловичу родившемуся в 1906 году 30-го декабря, в том, что он обучался с июля 1922 г. по 16 августа 1924 г. в Строй-проф. школе № 1, за время пребывания в школе усвоил все дисциплины, установленные уч. планом, и выполнил практические работы по черепичной специальности».
Вот и все. Теперь прощай, Одесса! На душе было тоскливо, одиноко. После этого до отказа набитого заботами и волнениями лета, после выпускных зачетов, крыши медина, проекта, вдруг он окунулся в какую-то праздную пустоту. Несколько дней он ничего не делал, ни-че-го! К этому он не привык. Харьковские бюрократы все тянут с ответом. Планер не строят. А чего там тянуть: грамотному инженеру разобраться – два часа работы. Академия тоже молчит, а он все ждет. Ребята носятся как очумелые – Валя, Жорка, Володька Бауэр уже отнесли документы в строительный. Ляля получила путевку в химико-фармацевтический... Ляля останется в Одессе? А он уедет.
Объяснение их происходило на ступеньках Торговой лестницы. Сергей, потный, с красными пятнами по лицу, просил ее стать его женой. Она ответила, что не думает о замужестве, что хочет учиться, надо кончить институт и... Конца он не дослушал, умчался.