Брачный приз
— Несмотря на репутацию забияк и буянов, Эдуард и его приближенные неплохо проявили себя в валлийской кампании.
— Ах уж эти озорные мальчишки! — снисходительно обронила Элеонора.
— Ошибаешься, они далеко не мальчишки. Выросли и стали мужчинами.
Розамонд возвела глаза к небу, а Деми хихикнула, представив гордо напыжившихся, избалованных сорванцов, воображающих себя мужчинами. По правде говоря, Розамонд давно их не видела: через месяц после ее помолвки королевское семейство отправилось в Испанию, где принц Эдуард, наследник престола, обвенчался с десятилетней Элеонорой Кастильской. Политический союз укрепил дружбу Англии и Испании. Сразу после церемонии принц Эдуард со свитой уехал в Гасконь, где был объявлен правителем. В девятнадцать лет, вернувшись в Англию, лорд Эдуард сделал своей резиденцией Виндзор, специально выстроенный для него замок. Злые языки утверждали, что молодые дворяне, окончательно развращенные вольной жизнью, потеряли всякий стыд. Теперь Эдуард командовал большим отрядом молодых гасконцев и так рвался в бой, что не было никакой возможности помешать ему отправиться в Уэльс.
Садясь за стол вместе с подругой, Деми призналась:
— Знаешь, а я почти не помню Эдуарда, если не считать его золотистых волос и прозвища Длинноногий. Он был выше всех моих знакомых.
Розамонд, настойчиво искавшая взглядом долгожданного рыцаря, рассеянно воззрилась на Деми:
— Это потому, что мы не видели его почти пять лет… И слава Богу.
Деми, рассмеявшись, покачала головой:
— И еще, я совсем забыла лица его придворных… нет, правда, забыла!
— Считай, тебе повезло, — хмыкнула Розамонд. — Это была свора совершенно неуправляемых щенят, затевавших потасовки по любому поводу. Единственный, кого я могла выносить, — это Гарри Олмейн, и то лишь потому, что его мать — Изабелла Маршал, а значит, мы в родстве.
— А как насчет Роджера де Лейберна? — вскинулась Деми.
— При чем тут де Лейберн? — удивилась Розамонд, безразлично пожав плечиком.
— Но он — твой нареченный!
— Ничего, скоро все переменится! Я избавлюсь от этого уродливого дьяволенка! — беспечно бросила девушка, слизывая с пальцев мед.
— Он в самом деле так уродлив? — сочувственно осведомилась Деми.
— Знаешь, мы виделись так давно, что не могу сказать наверняка, — рассмеялась Розамонд.
Позавтракав, подруги поспешили на занятия. Элеонора де Монфор была строгой наставницей и ни за что не позволила бы дочери пропустить уроки даже в день возвращения отца. Они изучали языки с братом Адамом, просвещенным монахом-францисканцем, помогавшим составить кенилуортскую библиотеку. Обе молодые дамы прекрасно говорили по-французски, и недавно Розамонд увлеклась испанским, а Деми — валлийским. Кроме того, они занимались историей, музыкой и изящными искусствами. Помимо всего прочего, девушки учились вести дом, чтобы стать достойными хозяйками замка — управлять поварами, прачками, челядью, варить мыло и. делать свечи. Монахини из монастыря Непорочной Невесты показывали им, как готовить лекарственные снадобья, зашивать и перевязывать раны.
Но для Розамонд важнее всего была обретенная за все эти годы уверенность в себе. Она уже не та беззащитная, уязвимая, запуганная девочка. Принцесса Элеонора стала для нее образцом во всем, недосягаемой богиней. Розамонд подражала сверкающему остроумию Элеоноры, изысканной манере одеваться, величественной походке и умению держать себя. Принцесса могла осыпать непристойными ругательствами провинившегося конюха и ледяным взглядом пригвоздить к месту королеву Англии, и Розамонд Маршал на глазах превращалась в такую же блистательную аристократку, какой была графиня Лестер.
На следующее утро Розамонд выбрала лиловое платье в тон глазам, богато расшитое по рукавам и квадратному вырезу речным жемчугом. Красивая одежда не только доставляла ей удовольствие, но и позволяла держаться с достоинством. Захватив журнал, в котором записывала медицинские свойства трав и растений, Розамонд поспешила в кладовую, где пыталась приготовить из ягод восковницы и лаврового листа снадобье для облегчения болей при родах и сокращения продолжительности схваток.
Монахини рассердились, застав Розамонд за чтением медицинского трактата из Кордовы, в котором содержались сведения не только о болеутоляющих растениях, но и о зельях, препятствующих зачатию. Монахини твердили, что болеутоляющие средства предназначаются только для раненых. Но Розамонд возражала, что роженицы страдают не меньше, если не больше раненых. Христовы невесты, однако, считали, что боль это естественная и сам Господь повелел женщинам страдать. Розамонд пришлось замолчать. И все же она не сдалась, продолжила свои опыты втайне от остальных и стала снабжать женщин Кенилуорта успокаивающими настоями.
Отложив книгу, Розамонд проверила, как сушатся собранные ею ягоды восковницы. Удостоверившись, что ни одна не сгнила, она сделала пометку в книге и начала составлять духи из розовых лепестков, цветов абрикоса и миндального масла. Аромат ей понравился, и она растерла несколько капель между грудями, а потом, поддавшись внезапному порыву, взобралась на стену замка, чтобы посмотреть, как возвращаются в Кенилуорт последние воины.
Перегороженная дамбой река Эйвон огибала замок, куда можно было пройти по земляной насыпи. Утреннее солнце бликами ложилось на воду, и Розамонд это место показалось самым прекрасным на земле. Сердце ее пело от счастья. Наконец-то война закончилась!
Она прикрыла глаза от яркого света, пытаясь рассмотреть гербы на трепещущих стягах, но с такого расстояния трудно было что-то различить, поэтому ей пришлось спуститься вниз и запастись терпением. Ничего, скоро она увидит сэра де Берга!
Поняв, что опаздывает на урок, Розамонд поспешила по верхнему проходу, ведущему к каменной лестнице, а оттуда в библиотеку и вдруг увидела сэра Рикарда, шагавшего впереди. Она на миг замерла от радости, но тут же пришла в себя и, рванувшись к нему, едва слышно выдохнула:
— Сэр Рикард!
Мужчина не обернулся, и Розамонд сообразила, что ее не услышали. Она чуть замялась, не зная, прилично ли поступать подобным образом, но тут же решила, что вполне уместно приветствовать вернувшегося из похода воина, и вновь окликнула его, уже погромче. На этот раз он обернулся, и сердце Розамонд затрепетало при виде широченных плеч, обтянутых кольчугой, смоляно-черных волос и зеленых глаз. Только эти зеленые глаза были совсем чужими, а выражение их таким дерзким, что она возмущенно воскликнула:
— Вы не сэр Рикард!
— Увы! — развел руками незнакомец, раздевая ее глазами, задерживая оценивающий взгляд на бледном золоте волос.
Глаза девушки переливались оттенками фиолетово-голубого, а пухлые губки были созданы как для смеха, так и для чувственной гримаски. Высокие груди дерзко приоткрывал глубокий вырез дорогого платья.
Он невольно улыбнулся.
— Смогу ли я его заменить, милая?
Розамонд надменно воззрилась на наглеца.
— Боюсь, нет, сэр! — процедила она, возмущенная сходством этого нахала с благородным рыцарем, героем ее грез. — Как вы смеете пялиться на меня столь непристойным образом?!
Глаза мужчины весело блеснули.
— Я лишь отдаю должное твоей несравненной красе, дорогая.
— А по-моему, нет! Вы таращились на меня, словно…
— Словно намереваюсь затащить вас в постель? Какое самомнение! По-моему, вы — ледяная дева, сердце которой следует растопить. Я направлялся в купальни, так что, если хотите присоединиться, буду рад. Думаю, горячая вода — лучшее для вас лекарство.
Розамонд занесла руку, намереваясь пощечиной стереть вызывающую ухмылку, но незнакомец в мгновение ока перехватил ее пальцы и поднес к губам.
— М-м-м… миндаль и абрикосы… просто съесть хочется. — Он приоткрыл рот, будто собирался укусить ее. Блеснули белоснежные зубы.
— Немедленно отпустите меня, грубое животное, или я закричу!
— В надежде, что достойный сэр Рикард примчится спасать вас? — издевательски бросил он.