Дойти до горизонта
По дороге, не снимая с плеча ноши, я, наклонившись, подобрал два деревца саксаула. Навлекать на свою голову справедливый гнев Сергея за возвращение без топлива — бревно за дрова я не считал — не хотелось. Пусть лучше пострадают мои руки из-за лишнего груза, чем и без того расшатанные нервы от угроз и витиеватых проклятий Сергея. Татьяна пыхтела сзади, но сдаваться не намеревалась. Она, не подумав, ухватилась за гуж и теперь пыталась доказать, что дюжа.
«Пусть кряхтит, — злорадно думал я, — глупость должна вознаграждаться по заслугам. Жалости она от меня не дождется — дудки!» Еще наддал темп. Татьяна стала сбиваться с ритма шагов.
— Может, бросим бревно? — внешне миролюбиво предложил я.
Татьяна, не в силах ответить членораздельно из-за частого дыхания, отрицательно замычала.
«Ну, тогда тащи, шевели ножками», — подумал я. Мне тоже было тяжело, и от этого я злился больше. Когда шли по воде, оступился, чуть было не обрушил столб на собственную голову. Хорош бы я был, погибнув от бревна, которое сам же притащил за полтора километра. Глупее смерти не придумаешь!
Салифанова в лагере, куда мы наконец дотащились, не было. Мы ошарашенно шарили глазами по сторонам, стоя возле догорающего костровища. На донышке перевернутой кастрюли было сложены лепешки.
— Сергей! — крикнул я.
Салифанов невнятно ответил мне из-за низеньких прибрежных кустов. Как можно умудриться спрятаться за ними, непонятно. Я шагнул в сторону, с которой доносился голос, и сразу увидел Сергея, низко сидящего на коленях. Поэтому он и был скрыт от наших взоров. Он что-то рассматривал, озабоченно шевеля пальцами песок. Когда я подошел ближе, он молча ткнул подбородком себе под ноги. На влажном прибрежном песке были четко отпечатаны следы.
Три ровных черты сходились в пучок, словно три растопыренных пальца. Поражал не вид следа — его величина. Таких размеров птиц в природе не существовало.
Я мысленно подрисовывал к тем палочкам следа ногу, потом тело, крылья, потом шею и голову. Птица вышла ужасающих размеров. Вспомнились мрачные сказки про злоключения Синдбада-Морехода: железные птицы, утаскивающие незадачливых моряков в гнезда на пищеварительную потребу своим птенцам. Я невольно оглянулся, ища на горизонте черный силуэт приближающейся птицы-монстра. Я не верил сказкам, я жил в век телевизионного вещания и популярной передачи «В мире животных». Я знал: на земле не существует птиц, больших по размеру, чем страус, но тот не летает, а скачет по саванне, как заяц-русак, потому что такую тушу крылья в воздух не поднимут. Прибежать сюда из Африки страус не мог, его бы остановило море. Но я видел следы. Мои знания расходились с моими наблюдениями. Я должен был либо верить учебникам зоологии, либо своим глазам. «Может, здесь какой-нибудь птеродактиль сохранился в живом виде, как Лох-Несское чудовище? — мелькнула дикая мысль, но я тут же отказался от нее. — Или просто Салифанов решил по старой памяти шуткануть?» — заподозрил я подвох. Пальцем или прутиком нацарапал на песке следы и с наслаждением ждет, когда у меня на голове волосы зашевелятся и встанут по стойке смирно. Я с подозрением взглянул на Сергея. Но он был необыкновенно серьезен. Наверное, поняв мои мысли, он показал глазами вокруг. Следов было множество, они шли к воде, поднимались на ближайший холмик. Нацарапать столько картинок за короткий срок Сергей не мог, тем более что следы были очень похожи, просто идентичны. Вид множественности отпечатков немного успокоил. Ужасы по-настоящему серьезны в единственном числе. Пугает один леший. Сто леших — это уже ближе к комедии. Я представил стаю железных птиц, летящих, бренчащих, скрипящих проржавевшим металлом, капающих с суставов почерневшим машинным маслом. Нет, это совсем не то, что одна гигантская птица, подкрадывающаяся сзади. Я вновь непроизвольно оглянулся, неприятно почувствовав кожей, как железные острые когти смыкаются на моей тонкой шее. Но это уже был страх на излете.
Мистическая эмоциональность предков сменилась присущим современному человеку нездоровым скептицизмом. Я не фантазировал объяснения, я хотел в точности знать, кто или что здесь топталось.
— Представляешь, если этот пернатый друг долбанет клювом по темечку, — присвистнул Салифанов.
Я представил и понял, что мое темечко такой встречи явно не выдержит.
— А что за птица? — спросил, надеясь услышать успокоительный ответ.
— Откуда я знаю, — поморщился Сергей, — но догадываюсь, что нам здесь лучше не засиживаться.
Я вспомнил рассказы моряков про то, как чайки выклевывали глаза людям, неосторожно потревожившим их гнездовья. Может, нам, как говорит Серега, «свистели в уши», но проверять правильность полученных сведений на себе я не желал. Береженого бог бережет!
— Наверное, это фламинго или пеликаны, — предположила Войцева, — у всех водоплавающих лапы непропорциональны телу.
Я изменил нарисованный в воображении портрет птицы согласно новым масштабам, пересмотрев соотношение голова-тело-ноги. Получилось вполне приемлемо. Теперь, когда страх быть склеванным приглушился, во мне проснулись другие насущные заботы.
— Это еще кто кого съест! — расхрабрился я, подчиняясь нахлынувшим инстинктам. Коль убежал от хищника, думай, кого можешь слопать сам.
— В этом цыпленке, — показал Сергей на следы, — килограммов шесть натурального мяса!
Похоже, мы мыслили параллельно и в одном направлении.
— Водоплавающие птицы воняют рыбой! — остерегла Войцева.
— Хоть тухлыми мухоморами, — не испугался Сергей.
Интересно, откуда он может знать, как пахнут тухлые мухоморы?
— Я бы сейчас не побрезговал любой божьей тварью — хоть летающей, хоть плавающей, — заверил он Татьяну.
Салифанову можно было верить. Раз он сказал, что съест, значит, съест!
Уже заметно стемнело. Вернулись в лагерь, разобрали уже почти холодные лепешки. Когда устраивались спать, Сергей, подгребая под голову песок вместо отсутствующей подушки, вспомнил:
— Прилетит под утро такая штучка и склюет нас, как навозных червяков.
Всю ночь в снах я талантливо развивал сюжет, предложенный Салифановым. Я бегал от птиц. Возле меня в землю с грохотом врубались железные клювы. Меня несколько раз отлавливали, утаскивали в гнездо, где жизнерадостные птенцы тянули вверх свои бездонные пасти. Я многократно просыпался, тревожно слушал ночь и все ждал каких-нибудь происшествий.
Глава 18
Шестые сутки волока…
Все бредем и бредем. Ничего не меняется. Каждый новый шаг похож на предыдущий. А предыдущий ничем не отличается от десятков тысяч пройденных вчера. Правую ногу вперед, преодолевая вязкое сопротивление воды. Носок находит дно, упирается. Ступня вжимается, зарывается в песок. Толчок. Левая нога вперед… Правая нога вперед… Без конца. Без надежды. Как автомат, с утра до вечера. Все тот же берег, все то же море, все та же боль…
Сегодня ходовой день завершили раньше обычного. Конца острова не предвидится, пора проводить в жизнь запасной вариант — устройство долговременного лагеря с обеспечением водой на месте. Для начала решили опробовать практически идею с дистилляцией морской воды. Насобирали внушительную гору дров. Согнули дугой запасную каркасную трубу. Остальные работы Сергей взял на себя. Я, чтобы не терять попусту время, решил провести основательную пешеходную разведку. Далеко на юге, в глубине острова, возвышалась гряда холмов. Имело смысл, взобравшись на высшую точку рельефа, обозреть местность.
Я зашагал по направлению к холмам. Сухой барханный песок скоро сменился густым ракушечником. Он хрустко ломался под ногами. Я шел по недавнему дну моря. Кое-где встречались высохшие, выбеленные на солнце кости рыб. Земная растительность еще не пустила здесь корни. Во все стороны на многие километры простиралась идеально ровная, удивительно однообразная равнина. На ней не росло ничего. Лунный пейзаж.
Я брел, и мне становилось не по себе. Мертвая долина — непроизвольно пришло определение окружающей местности. Мне казалось, что кто-то пристально наблюдает за мной и вот-вот, незаметно