Тень Конторы

Глава администрации послал их трехэтажным матом, несмотря на присутствие в кабинете посторонних лиц женского пола.
А через три дня умер от сердечного приступа. Очень скоро на комбинате «Азот» сменились акционеры…
 
Глава 4
— Нет, нет, я не убивал! — мотал головой Начальник Охраны. — У меня не было никаких мотивов для убийства! Я — не убивал!
— Но кто тогда убил, если не вы? — поинтересовался журналист.
— Кто?.. Не знаю, — пожал плечами Начальник Охраны. — Честное слово, не знаю! Я все время думаю об этом — думаю, как они могли все это сделать, и ничего не могу придумать.
Журналист бывшему телохранителю не верил, но должен был делать вид, что верит. Чтобы разговорить. И потому, что об этом просил заказчик.
На этот раз заказчиком материала выступил не телевизионный канал и не зарубежное информагентство, а частное лицо. Которого журналист так ни разу и не увидел. Просто однажды ему позвонил неизвестный и предложил спуститься на первый этаж и проверить свой почтовый ящик. В ящике был конверт. В конверте деньги.
— Это аванс, — сказал неизвестный, перезвонив через десять минут. — Если вы согласитесь мне помочь, вы получите втрое больше. Если нет, то я прошу вас вернуть конверт на место.
Стопка долларов лежала на столе, и возвращать их в конверт, а конверт в почтовый ящик очень не хотелось.
— И что я должен буду сделать? — осторожно спросил журналист, предполагая, что его попросят облить грязью кого-нибудь из известных людей.
— Ничего предосудительного, — успокоил его незнакомец. — Мазать дегтем никого не придется. Вам всего лишь нужно будет съездить в командировку, чтобы взять интервью у человека, имя которого я вам назову позже.
— О чем я должен с ним говорить?
— О чем угодно. Из всей беседы меня интересуют лишь несколько вопросов.
— Каких?
— Я так понимаю, что вы согласны?
— Допустим.
— Тогда я прошу вас выйти из квартиры и…
— Спуститься к почтовому ящику… — договорил за незнакомца журналист.
— Нет. Выйти на лестничную площадку и заглянуть под ваш коврик. Там вы найдете дискету, в которой будут все необходимые инструкции.
Журналист колебался — все эти коврики и почтовые ящики, вся эта таинственность напрягала. Может, его разыгрывает кто-нибудь из своих? Правда, деньги… У «своих» денег не было. «Свои» могли опустить в почтовый ящик максимум червонец. Или его спецслужбы «кадрят»?
— Скажите, я могу с вами встретиться лично? — спросил он напрямик.
— Нет! — прозвучал категорический ответ.
— Почему?
— Потому что мое лицо слишком узнаваемо, — ответил незнакомец.
Эта фраза окончательно убедила журналиста. Потому что, кроме денег, здесь была интрига, возможно, сенсация. Если, конечно, он сможет распознать это узнаваемое лицо…
— Я согласен…
Теперь он сидел в камере пересыльной тюрьмы и задавал вопросы. Те, что выдумывал на ходу. И те, что были на дискете.
— Скажите, а вы в детстве не воровали?
— А при чем здесь это?
— Просто в голову пришло.
— Нет, не воровал! Я в детстве был очень примерным мальчиком…
Согласие на интервью журналист получил довольно легко, благодаря своей телевизионной известности и взятке, полученной начальником тюрьмы.
— Это дело хорошее, — горячо поддержал начинание «гражданин начальник». — Народ должен знать своих «героев». Если хотите, я тоже могу несколько слов сказать.
Денег тюремному начальнику было мало, ему еще и телевизионной славы хотелось…
Начальник тюрьмы добрых два часа рассказывал про свою боевую биографию, семью и секреты профессии. И лишь потом дал добро на «свидание»…
В то, что рассказывал телохранитель, убивший своего шефа, журналист не верил — он не раз и не два снимал материал про уголовников, и все они, как один, твердили, что не виновны.
— Но как преступники могли совершить убийство, если вы утверждаете, что проникнуть в дом было невозможно? — поймал журналист зэка на противоречии.
— Не знаю, не понимаю, — развел тот руками…
Журналист забил почти полную кассету вопросами и ответами и отбыл домой. Где положил кассету в указанное ему место.
Интервью получилось никаким — бесцветным и беззубым. Раскисший перед камерой зэк жаловался на жизнь и божился, что преступление совершил не он. При всем при этом он, на всякий случай, не назвал ни одной фамилии. Кому мог понадобиться такой материал, который ни один уважающий себя канал не возьмет, было непонятно. Журналист даже опасался, что останется без гонорара.
Но не остался… Заказчика качество кассеты устроило. Как видно, у него во всем этом был какой-то своей интерес…
Интерес был. Причем настолько серьезный, что заказчик просмотрел кассету трижды. При этом художественные достоинства представленного материала его волновали мало — волновала суть.
Неужели этот постоянно срывающийся на истерику человек мог кого-нибудь убить? Что-то не верится…
Впрочем, полагаться в подобных случаях на одного только себя опасно…
— Я бы хотел поговорить с профессором Борисовым Львом Александровичем.
— А кто вы, собственно, такой?
— Подполковник Федеральной службы безопасности, — отрекомендовался посетитель, предъявив удостоверение, набранное на компьютере сегодня утром, с печатями и штампами, также сделанными не далее как вчера.
Впрочем, дело не в удостоверении, дело в повадках, в тоне голоса, во взгляде. Вера в подлинность печатей обеспечивается не граверными талантами, а умением войти в образ и жить в нем в предполагаемых обстоятельствах.
— Вы разрешите войти?
И тут же невзначай сунуть ногу в щель между дверью и косяком. А левую руку в карман.
— Да, да, конечно.
Профессор отступил на шаг, давая визитеру пройти. На удостоверение даже не взглянул, потому что от гостя за версту несло казенным обмундированием и подвалами Лубянки.
— Чем могу быть полезным? — напряженно спросил профессор.
— Вашим профессиональным опытом, — подольстился чекист. — Я веду расследование одного дела и прошу вас взглянуть на подозреваемого.
— Я должен буду проехать с вами? — обреченно спросил профессор.
— Нет, всего лишь просмотреть видеокассету. Профессор пододвинул стул к телевизору…
— Ну, что скажете?
— Скажу, что он находится в состоянии крайнего нервного напряжения.
— Это я и так знаю, — обаятельно, так что мурашки по спине побежали, улыбнулся чекист. — Меня интересует, лжет он или нет?
— Где-то — да, где-то — нет.
— Где нет? Здесь нет или да? Подполковник прокрутил небольшой видеофрагмент.
— Здесь скорее нет, чем да, — уклончиво ответил профессор.
Он играл в излюбленную между российской интеллигенцией и спецслужбами игру под названием — ни да, ни нет. Вернее — и да, и нет.
— Я же вас не просто так, не из любопытства спрашиваю, — укоризненно покачал головой чекист. — Я ведь и по-другому могу спросить. И не здесь.
Профессор побледнел.
И попросил прокрутить кассету еще раз. И еще раз, причем уже без звука, сосредоточившись на мимике и жестах подозреваемого.
— Если судить по спонтанным психофизиономическим реакциям, то в большей части он говорит правду. Вот видите, этот характерный жест, он используется испытуемым во фразах утверждения, чтобы усилить силу воздействия на собеседника. Можно отмотать немного назад?
Подполковник нажал на кнопку обратной перемотки.
— Вот снова… Хотя здесь он говорит о вторичных, которые никак не могут ему навредить, вещах.
— Но, может быть, специально.
— Вряд ли. Человеку очень трудно контролировать свои спонтанные психофизические реакции. Когда мы злимся, нам трудно улыбаться. Вернее, мы можем улыбаться, но это будет совсем другая улыбка, скорее ухмылка, чем улыбка. Гримаса. Заставить себя изобразить радость в момент угрозы очень трудно, почти невозможно. Равно как наоборот — показать испуг на пике веселья. Точно так же трудно, говоря неправду, строить при этом гримасы правды. Ну раз, ну два, ну три, но контролировать себя на протяжении долгого разговора практически невозможно — мимика и жесты все равно вас выдадут. Именно поэтому я беру на себя право утверждать, что здесь он говорит правду.