Знак Лукавого

«Господи! — подумал я. — Я ползу через кишку какого-то чертового моллюска… Куда, черт возьми?»
Это я узнал довольно скоро с точки зрения только что пережитой мною вечности, наполненной невыносимой болью. Не больше чем через час, а на самом деле, скорее всего, минут через пятнадцать я снова выпал в разверзшуюся подо мной полость. На этот раз я оказался внутри чего-то, что можно было без особой натяжки назвать рукотворным помещением. Порадовало — в первый момент, — что тут не так воняло, как на предыдущем пути. Не так, но все-таки воняло. Уже потом я стал ориентироваться в той информации, которую мне поставляли зрение и слух. Вокруг меня высились стены из каменной кладки, а подо мной — пол из чего-то напоминающего изразцы. Чем-то это место походило одновременно и на операционную, и на предбанник. И почему-то на проходную какой-то древней электростанции или завода. И еще — на морг. Небольшой зал, в котором я очутился, освещали вполне обычные электрические светильники. А вдоль стен, прижавшись к ним, стояло с полдюжины — как мне должно было бы показаться — детей или карликов. Но мне как раз этого-то и не показалось. Они вообще (и сразу) не показались мне людьми.
Может быть, кино и иллюстрации к разным сказочным историям подготовили меня к этому. Но скорее всего дело было в том, что не сработал автоматизм восприятия — та таинственная штучка, которая позволяет нам не задумываясь укладывать образ впервые увиденного предмета на нужную (как правило) полочку. Но для этих созданий в моем сознании подходящей полочки, кроме той, на которой складировались всяческие сказочные и бредовые, из скверного сна пришедшие видения, не нашлось. Не те у них были пропорции, не та посадка головы, не те движения и уж конечно, не та речь. Все, примерно с десяток причудливых созданий, опасливо жавшихся к облезлым фрескам, когда-то украшавшим интерьер полутемного зала, были явно чем-то взбудоражены. Собственно, ясно чем. Моим к ним — как снег на голову — явлением. И они оживленно галдели, чирикали, щебетали на языке, не похожем ни на один из тех, о которых я имел хоть какое-то представление. Хотя по жестикуляции и паническим интонациям, доминировавшим в этом кудахтанье, можно было составить приблизительное представление о том, о чем же все-таки шла речь.
О том — кто виноват во вторжении нежданного гостя. «Я что? Я вот… Я ничего… Так я вот так, а он на меня сразу сверху — ну прямо вот так! А я!.. А он…» Что-то в этом роде.
Я наконец сообразил, где в этой дурацкой помеси предбанника и силовой станции находится дверь, ведущая куда-то. В этот момент мне было совершенно безразлично куда. Лишь бы выбраться поскорее из этого сумасшедшего дома. И не просто сумасшедшего, а еще и наполненного удушающим, выворачивающим наизнанку зловонием!
Дверь, к счастью незапертая и достаточно широкая, вела, слава богу, не в какой-нибудь новый лабиринт, а просто к выходу из здания. Наружу. А снаружи было вот что.
Серый, жемчужный какой-то, затянутый мглистыми облаками небосвод сеял на землю мелкий дождичек. И все вокруг было мокрым, влагой сочившимся или влагу эту жадно впитывающим. Такое здесь было небо. А земля под ногами была вроде самой обыкновенной землей. И трава на ней росла тоже самая обыкновенная. Вообще все здесь было вполне обыкновенным. Если не считать, что всего этого не могло быть.
Внизу, под склоном, протекала опять же самая обыкновенная, заросшая камышом речка. Не большая и не маленькая, с надежным — древней, видно, постройки мостом, перекинутым через нее. Спуск к реке зарос кустарником и высокой — в рост человека — травой. От моста сюда, вверх, тянулась проселочная дорога. Там, где дорога эта выходила на скальную площадку, на которую очумелым турманом выскочил я, виднелся небольшой шлагбаум и что-то вроде будки дежурного.
За рекой, в долине, тающей в дождливой мгле, эта дорога, вяло извиваясь, уходила куда-то вдаль. И совсем уж вдалеке — на размытом дождем горизонте — громоздилось что-то огромное и мрачное. То ли горные кряжи, то ли странно неподвижные гряды облаков — темных и насыщенных грядущими дождями, а то и снегопадами.
Но в тот момент мне было не до созерцания окружающего пейзажа. Я ломанул через кусты и высокий травостой вниз, к реке, не разбирая пути. Даже на сооружение, из которого только что вырвался, я оглянулся только тогда, когда, спотыкаясь и оскальзываясь, спустился к реке, преодолев, наверное, треть расстояния до нее. Потому что главным для меня в эти минуты были только дождь и река. Мне не терпелось отмыться от той зловонной мерзости, которая, казалось, пропитывала всего меня насквозь.
И еще — выбросить из себя воспоминание о чудовищной боли. Боль эта уже покидала меня, постепенно затухая в уголках истерзанного ею организма. Дождь, — сеявшийся с серых небес, немного облегчил мое самочувствие, заодно позволив на ходу очистить глаза и лицо от той липкой дряни, которая пристала ко мне по пути через чрево проклятого чудища, соединившего непостижимым для меня образом мой — привычный и знакомый — и этот — странный, пронизанный дождем и ветром, — миры.
То, что за мной следует погоня, я понял не сразу. Точнее, какое-то время мне это было безразлично. Я просто приходил в себя после пережитых боли, отвращения и ужаса. После острого приступа страха. Приходил в себя от ощущения полной нереальности того, что происходило вокруг меня.
Когда капли дождя и струйки воды, стекавшие с волос на лицо, вернули мне способность хоть как-то оценивать происходящее, я понял, что ухожу от погони, по-идиотски организованной, галдящей и квохчущей, как сорвавшаяся с насеста куриная семейка. Погоня эта за мной началась от странного дома, словно вырастающего из скалистой тверди. Из высящейся над ним почти отвесно горной кручи. Дом этот был очень стар (потом я понял, что тут — в Странных Местах — вообще мало новых вещей).
В его — в доме этого — фасаде, по его разным вертикалям было разное количество этажей: где только три (более высокие «глотала» скальная стена), а где и все шесть. Когда-то фасад этот украшала огромная по площади мозаика — от нее и сейчас уцелели изрядные куски, между которыми темнели угрюмые клочья более поздней каменной кладки. И окна, и двери здания этого тоже были разными, не похожими друг на друга. Создавалось впечатление, что строили дом разные архитекторы и в разные времена. Теперь я уже и не мог догадаться, из какой двери этого конгломерата архитектурных стилей и вкусов вырвался на свободу.
Свобода эта, впрочем, обещала скоро кончиться. Толпа карликов — «человек» этак сорок — бестолково метавшаяся по площадке перед домом, наконец догадалась растянуться в цепь. Цепь эта неровным пунктиром двинулась прочесывать спуск к реке. Меня они явно потеряли в высокой траве — мне даже приседать не потребовалось, чтобы исчезнуть с глаз преследователей. Как выяснилось потом, у Малого Народа неважно обстояло дело со зрением вообще. То есть оно у гномов было замечательным: на расстоянии до десяти — пятнадцати метров один из них узнавал другого в густом сумраке подземелья. Но вот при свете дня и на сотни метров увидеть что-либо меньше железнодорожного вагона было для них непростой задачей. Впрочем, в неровной цепи преследователей я рассмотрел и неведомо откуда взявшиеся фигуры вполне человеческих габаритов и пропорций. Я решил не убегать от этой оравы — в конце концов я еще не успел сделать никому из них ничего особенно плохого. Разве что перепугал маленько. Но и облегчать жизнь этим чудакам не входило в мои планы. Я просто стал не спеша, отирая лицо, руки, одежду пучками сорванной травы, продолжать спуск к воде. Не прячась — только оглядываясь время от времени для того, чтобы посмотреть, как там идут дела у моих загонщиков.
У них, оказывается, опять не все было слава богу. Вдогонку за рассыпавшимися в длинную цепь преследователями от Странного Дома вдруг, галдя и спотыкаясь, устремилась новая куча народу. Похоже, что-то снова приключилось у них там — в этом таинственном месте соединения миров. От свежеприбывших коротышек разве что только дым не валил. Они произвели на погоню несколько неожиданное действие — спугнули ее вообще к чертовой матери.