Свобода уйти, свобода остаться

— Хаммисом? — брезгливо сморщился Ра-Дьен.
— Им самым. Масло случайно пролилось, случайно вспыхнуло, случайно... Не было ничего, в общем.
— Да, против результатов дознания не попрёшь. А назначить повторное...
— Бессмысленно: остатки заклинания теряют силу с каждой минутой. Другой дознаватель попросту не обнаружит следов. Да и представляешь, сколько придётся потратить времени, чтобы убедить амитера в необходимости повторно отвлекать людей на расследование пустячного дела?
Каллас снова ненадолго погрузился в размышления, постукивая пальцами по губам.
— Может, всё не так страшно? Почему не предположить, что происшедшее только лишь месть кого-то из недопущенных в своё время жить в городе?
— Месть? — я попытался скоренько прикинуть разные варианты. — Отпадает. Мстят обычно не каменным стенам, а человеку. В данном случае, покушались бы на меня, а не на безобидный кусок холста.
— Безобидный ли? — протянул Каллас.
— Буду считать так, пока не уверюсь в обратном.
— Кстати, что за старьё ты приволок с собой? — интерес моего собеседника обратился к шкатулке.
— О, сей раритет имеет непосредственное отношение ко всем моим недавним бедам. За сгоревшей картиной был тайник, в котором и находилось послание из прошлого.
— Послание?
— Взгляни сам, — я передал Ра-Дьену облупившийся ящичек.
Каллас повертел его в руках, открыл и извлёк на свет божий уже знакомые мне предметы. Надо сказать, на изучение письма dan Советник потратил чуть больше времени, чем я: подозреваю, его увлекли прилагавшиеся картинки. А вот по серьгам взгляд Калласа едва скользнул.
— Любопытно.
— И всё?
Я даже немного обиделся:
— А что ты ожидал услышать? Фрагмент переписки, не более.
— Зачем понадобилось хранить его в тайнике столько лет?
Ра-Дьен сложил листы пергамента обратно в шкатулку:
— Не знаю. Возможно, всё это имело значение для твоего предка и только для него.
— Как думаешь, можно установить имя этой женщины?
— Можно попытаться. Есть на примете сведущие люди, которые способны навести подобные справки. Оставишь бумаги у меня?
— Конечно. Всё целиком оставлю: мне эта рухлядь пока ни к чему.
— Занятные украшения...
Я с недоумением посмотрел на бесстрастное лицо Калласа:
— Ты о чём?
— О серьгах.
— И что в них занятного?
— Не знаю. Возможно, мне показалось... Орнамент оправы составлен из лилейных цветков. Ты не заметил?
Я взял одну из серёжек и поднёс поближе к глазам. Быть того не может! В самом деле. Полураскрывшиеся бутоны неизвестного мне сорта, но определённо, имеющие отношение к лилиям. Ххаг...
Это что-то означает. Это обязательно должно что-то означать!
— Иди-ка домой, — посоветовал Ра-Дьен. — И выспись получше. А завтра, с новыми силами...
— Браться за старое, да? Как пожелаете, dan Советник.
— Не стони, не рассыплешься: Амира — чудесная женщина и умнейший собеседник.
— С тобой — возможно, а вот со мной...
— Всё, спать! — Каллас понял, что увещеваниями ничего добьётся, и сменил тон на приказной. — А с поджогом... Разберёмся. Но для начала выясним, что это была за девица: вдруг через неё протянется ниточка из прошлого в настоящее?
Протянется или нет, по этой ниточке ещё придётся проползти от одного конца к другому, чтобы найти, кого и чем она связывает. А по городу всё это время будет ходить человек, не питающий пиетета к Приюту Немощных Духом, и это поистине жутко. Потому что когда уважение слабеет, необходимо завоёвывать его заново, а для этого... Не хочу думать, что может понадобиться.
И если Каллас прав, если... Как он сказал? «Имело значение для твоего предка и только для него»? Так вот, если dan Советник угадал, он даже не представляет себе всей глубины своей догадки. Для моего предка, насколько могу судить по семейным хроникам, имела значение только одна вещь на свете, настоящее, истинное значение. Безопасность Антреи и её жителей. А посему несколько пожелтевших от времени клочков пергамента и странные серьги могут быть столь же важны, как и личность поджигателя. Нет, не могут быть. Важны. Вот только я пока не могу понять, в чём заключается их важность.
 
Девятый день месяца Первых Гроз
Ка-Йи в созвездии Ма-Лонн, четыре румба к Солнцу, слияние с Лучником.
Правила дня: «Посмертный покой покупается исполненным предназначением. Назвался лососем — полезай в коптильню».
«Лоция звёздных рек» предостерегает:
«Девятый день Ка-Йи, лучше бы его не бывало, однако... Всегда случается событие, которое нарушает привычное течение жизни и приводит к утрате власти над собственными чувствами. Легко попасть в сети своих же заблуждений. Сражение внутри и вокруг души.
День не подходит для принятия решений, совершения важных дел, лечения болезней. День оплаты душевных и денежных долгов, грубый и жёсткий. Если можете, устройте себе день отдохновения».
Антреа, предместье Хольт, особняк daneke Тармы Торис, 
начало утренней вахты 
Утро выдалось столь же гадостным, как и предыдущие.
Начать с того, что хоть я и приказал себе проснуться ровно по окончании ночной вахты (а я — парень покладистый, несмотря на лень, и своим приказам следую... то есть, стараюсь следовать), о моём пробуждении позаботились за меня: Микис начал топтаться по постели ещё затемно, чередуя тяжёлые шаги с вкрадчивым мяуканьем. Жрать хотел, подлец, вполне его понимаю: в определённом состоянии духа и сам неспособен на осмысленные действия, пока не затолкаю в желудок шмат какой-нибудь еды. Желательно, вкусной, но обычно сходит и простая каша из белых зёрен саира, недоваренная и недосолённая.
Пришлось продирать глаза, вставать, искать на ощупь шкаф для домашней утвари и ящики в нём (потому что кое-кто забыл накануне долить в домашний светильник очередную порцию масла, без которой мало какая магия в мире способна рассеять ночную темноту светом), возвращаться обратно, ставя синяки на частях тела, не желающих двигаться плавно и в полном согласии с намерениями полупроснувшегося разума, наполнять-таки сосуд (проливая большую часть масла себе же на ноги), и только после всего этого командовать: «Свет!» Чтобы некоторое время спустя ужаснуться разгрому, который постиг убранство комнаты на всём маршруте моего следования, и удивиться отсутствию в небесах луны. Впрочем, последнее легко объяснялось низкими и плотными облаками, обещающими устроить дождь самое раннее к обеду, и самое позднее — к ужину. Ещё бы, после стольких подряд дней жары! Я люблю дождь: когда с неба льётся вода, мне не нужно ходить на службу. И потому, что корабли предпочитают пережидать непогоду на рейде, и потому, что влага в воздухе очень сильно снижает ясность моих ощущений. Согласно официальному заключению консилиума, определявшего мою пригодность к несению наследственной службы, разумеется, а не реальному положению дел...
Завтрак проходил в задумчивости. Моей, чем воспользовался Микис, нагло забравшийся прямо на стол и ни с того ни с сего решивший, что моя тарелка — это его тарелка. Правда, на овощи кот покушаться не стал, но куски подкопчённого лосося уминал охотно и быстро. Сначала я делал вялые попытки отогнать прожорливое животное или внушить ему, что человеческая еда ничем не лучше еды кошачьей. Целых три попытки. Потом плюнул (мысленно, чтобы не пачкать и без того не слишком чистый после моей готовки пол кухни) и отдал все силы размышлениям.
Говорят, нет ничего хуже ожидания. Врут. Есть одна вещь гораздо омерзительнее: когда ожидание заканчивается. Более того, она ещё и куда опаснее, потому что убаюкивающий ритм дней и ночей сменяется встряской. В лучшем случае, разочарованием неисполнившихся надежд, в худшем — встречей с непредвиденными обстоятельствами. Конечно, можно (и, пожалуй, даже нужно) готовить себя к любому возможному развитию событий, но при одном условии: представлять себе эти самые развития хотя бы приблизительно. Мне же никак не удавалось наметить для себя правильную линию ожидания.