Детство в Соломбале

Катер подошел к нашей «Молнии».
– Куда идете? – спросил морской офицер, сидев­ший у руля.
– Рыбу ловить, – ответил невозмутимо Костя.
– Откуда?
– Из Соломбалы.
– Далеко забираетесь. На вас рыба и поближе най­дется, – сказал офицер. И вдруг приказал: – Обыскать!
Мы испугались. В минуту все снаряжение нашей экспедиции было перевернуто и перерыто
– Это что за пулемет? – спросил офицер, рассмат­ривая нашу подзорную трубу, и, не дождавшись ответа, выбросил ее за борт.
– Господин офицер, не надо, – захныкал я, – это мы играем.
– Дурацкие игры! Лодку тут не встречали?
– Нет, – сказал я.
– Это которая на веслах шла? – как бы припоми­ная, перебил меня Костя.
– Все лодки на веслах, – заметил офицер, ус­мехаясь.
– Это которая небольшая, черноватая? – тянул Костя. – Мы же, Димка, видели – она в Курью речку свернула. Помнишь?..
– Помню, – утвердительно сказал я. – В ней еще двое ехали…
На лице у Кости я заметил досаду. Ведь никакой лодки мы не видели. А на той лодке, о которой говорил офицер, могло быть и три человека.
Но, по счастливой случайности, я не ошибся. Офи­цер стал внимательным. Он, видимо, поверил нам.
– Куда свернула?
В Курью! – в один голос воскликнули мы и на­перебой начали объяснять, как попасть в речку Курью.
Спустя несколько минут мы были свободны и про­должали свой рейс.
– А что если они обыщут всю речку и никого не найдут? – спросил я у Кости.
– Конечно, они никого не найдут, – ответил Костя, ликуя, – а в это время те, кого они ищут, будут уже далеко…
– Тогда они погонятся за нами.
Костя присвистнул:
– Не догонят!
Ветер тем временем переменился, и шлюпку стало прижимать к левому берегу. Течение тоже повернуло. Лодка почти не двигалась.
– Давай бечевой потянем, – предложил я. – Мы всегда против течения бечевой карбас водим, когда с де­душкой на рыбалку ездим.
К борту шлюпки мы привязали веревку. Один из нас шел по берегу и тащил шлюпку. Второй сидел в шлюпке и управлял. Утомившись, мы решили подождать, по­ка вода будет убывать. На берегу, в кустарнике, мы разожгли костер и повесили над ним чайник. Я забро­сил удочки и донницы. Не прошло и минуты, как был пойман большой пучеглазый окунь. Костя тоже закинул удочки. Но больше ни одна рыбка не задевала на­живки.
Окуня опустили в ведро с водой. Было интересно смотреть, как он, изогнувшись и распустив розовые плавники, ходил в нашем «аквариуме», то и дело наты­каясь на стенки.
Напившись кипятку и закусив сухарями, мы улег­лись на траву и уснули.
Нас разбудило горячее полуденное солнце. В возду­хе гудели оводы. Было нестерпимо жарко.
Мы выкупались и снова отправились в путь.
Это место, укрытое длинным изогнутым островком, в самом деле походило на кладбище. Здесь было тихо. Высокие березы и ольхи густо росли на островке, защи­щая бухту от ветров.
Мелодично посвистывали в зарослях невидимые птицы.
Мачты, склоненные и обломанные, торчали над бух­той, как кресты. Кое-где корабельных корпусов не было видно, и лишь мачты и реи вылезали из воды. Это были кресты над утопленниками.
Всюду над водой возвышались облезлые кормы с по­ломанными рулями. Старый почерневший бот завалил­ся на берег. Обшивка отстала от бортов и топорщилась, словно оперение у большой мертвой птицы.
На берегу распластались борта шхун, лежали скеле­ты из килей и шпангоутов [16], обломки рубок и палубных надстроек, глубоко вросшие в песок. Они нашли здесь, в бухте, свой покой. Престарелые странники – шхуны, боты, яхты, лодки, карбасы – закончили жизнь. Когда-то они бороздили Белое море и Ледовитый океан, захо­дили на Новую Землю, в норвежские фиорды, в Христианию [17], Лондон и Ливерпуль. Моряки, плавая на них, ловили треску, зубатку и морского окуня, промышляли тюленя, собирали гагачьи яйца.
Плоскодонные речные баржи приютились среди мор­ских судов.
Но самым интересным из того, что увидели, была большая красавица шхуна. Она даже не имела крена, и на мачтах ее сохранились остатки снастей. Позоло­ченные выпуклые буквы на носу чуть покривились, но мы без труда прочитали название шхуны – «Бетуха». Мачты были высокие, слегка склоненные назад. И это придавало шхуне особенную прелесть. Такие шхуны ри­суют в книгах. На носу была вырезана фигура девушки.
– Какая длинноволосая женщина! – сказал Костя.
– Не женщина, а обыкновенная русалка. Знаешь, Костя, они живые очень злые: заманивают моряков и отравляют.
– Вранье, живых русалок не бывает.
– Зато морские черти бывают.
– И чертей не бывает.
– Нет, бывают, – настаивал я. – Дедушка сам видел морского черта. На Мурмане поймали. Маченький такой, колючий.
– Не знаю, – удивился Костя, – только отец го­ворил мне, что черта выдумали попы. И лешего, и ру­салок, и домовых – все выдумали.
– Наш дедушка в бога не верит. Но только, знаешь, морской черт – это не настоящий, а животное такое…
– Ну, это другое дело, – серьезно сказал Костя. Вода колыхалась у бортов шхуны, и казалось, что судно покачивается, удерживаясь на якорях. Но шхуна прочно сидела на мели.
Мы даже забыли о кладе и, не медля, привязали шлюпку к борту шхуны.
– Как тут хорошо! – сказал Костя, спрыгнув на палубу. – Если бы я знал, то давно приехал бы сюда.
Палуба была завалена старыми досками, обрывка­ми веревок и канатов, осколками стекла. Из щелей между палубными досками выплавилась и застыла се­рая от пыли смола. Запах смолы, знакомый, приятный, вызывал необъяснимое волнение.
Мы осмотрели всю шхуну. По очереди вертели боль­шой с точеными рукоятками штурвал, спустились в куб­рик. Заглянули в люк трюма. Там в жуткой темноте блестела вода. Наш разговор звонко разносился по трюму. Словом, в развлечениях недостатка не было.
Вдруг Костя вспомнил о кладе:
– На «Белухе» ничего нет. Тут не только нет денег, но даже и того, что стоило бы денег.
 
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
НА ВОЛЬНОМ ВОЗДУХЕ
Но клад почему-то нас не волновал. Мы проголода­лись и поспешили на берег. Под двумя могучими широколапыми елями мы расположили лагерь нашей экс­педиции. Палатка, сооруженная из паруса и ветвей, бы­ла надежным прикрытием от дождей, ветров и солнца Флаг с мачты «Молнии» был торжественно перенесен на берег и укреплен над палаткой.
Спичек было мало Костя начал добывать огонь тре­нием. Но сколько он ни старался, ничего не получалось. Тогда решили разжечь костер и поддерживать его днем и ночью.
– Давай останемся здесь навсегда, – предложил Костя. Построим избушку и будем жить до тех пор, по­ка красные не придут в город.
– А как же клад? – спросил я.
– Останемся, если не найдем. Будем охотиться и ловить рыбу.
Это было заманчиво – остаться и жить в лесу, как охотники.
– Жалко, что здесь нет тигров и слонов. Зато мед­ведей и зайцев, должно быть, много.
Костер пылал ярко и бездымно. Дым привлекает внимание людей. Нужно выбирать сухие сучья – тогда костер будет бездымный; об этом мы знали из книги об индейцах. Впрочем, это известно не только из книг. Так же делал и дедушка, хотя он никогда не читал этой книги об индейцах. Над костром висел котелок, черный от копоти. В нем варилась уха из окуня.
Наступила ночь. Поднялся туман и скрыл островок и корпуса шхун и ботов. Хотя мы не верили в чертов­щину – в русалок и водяных – и спать нам еще не хо­телось, все же обследование кладбища было отложено до утра.
Сказать по правде, вечер нагнал какую-то непонят­ную тоску. Как славно бы теперь спать дома. Мысль о кладе казалась смешной. И уж совсем глупой пред­ставлялась теперь затея остаться здесь жить. Как могла прийти в голову Косте такая чепуха! Мы съели уху из окуня и остатки сухарей. Что же делать дальше?
Я знал, что Костя тоже думает об этом. Но оба мы не хотели признаться друг другу в своей слабости.