Пока подружка в коме

Вагончик остановился у нижней платформы, и мы поковыляли к моему «датсуну В-210», где тут же сбросили пластмассовые кандалы лыжных ботинок, чтобы пошевелить вконец затекшими пальцами. Забравшись в машину, мы поехали на одну из извилистых пригородных улочек Западного Ванкувера, где, как нам сообщили, одна из ныне забытых, пользовавшихся сомнительной популярностью девчонок собиралась устроить большую вечеринку — родители ее укатили развлекаться на всю катушку в Лас-Вегас, оставив ее «присмотреть за домом».
Прибыв на место, мы выяснили, что наши худшие предположения оправдываются. Такого дурдома нам раньше видеть не приходилось. Подъехали мы около десяти вечера, и наш «датсун» оказался в компании нескольких десятков машин, вкривь и вкось припаркованных на Ирмонт-драйв. Из колючих елок живой изгороди вылетали, словно протоны из ускорителя, подростки, тащившие в руках целые упаковки пивных бутылок, в каждой из которых, несомненно, сидело по джинну, готовому исполнить одно-единственное, самое-самое сокровенное желание.
Отовсюду доносились чьи-то возгласы, слышался звон бьющихся бутылок. В свете уличных фонарей на фоне мерцающих осколков то и дело мелькали какие-то силуэты. Кое-кто из веселящихся тоже недавно приехал с горы. Я услышал свист, обернулся и увидел Гамильтона — моего личного святого, покровителя плохо сложенных карт, подмокших спичек, низкопробной порнухи, паршивой химической завивки, тетрациклина и чужих сигарет. Он кивнул мне из гущи каких-то лавровых кустов, перед которыми мы только что припарковались, и прошипел:
— Эй, Ричард, тащи сюда свою задницу!
Я привычно повиновался и оказался в некоем подобии вигвама, провонявшего — хоть топор вешай — мексиканской травой, причем явно мерзейшего качества, от которой потом башка просто раскалывается. Я разглядел физиономии чуть не десятка приятелей Гамильтона, яростно смоливших свои косяки. Наслаждаться собственной головной болью у меня не было никакого желания, и я сказал:
— Слушай, Гэм, ну и воняет здесь. Словно кто-то набздел в вагоне метро. Давай вылезай отсюда. Девчонки ждут. Да, а где Лайнус?
— Да где-то там, веселится. Я сейчас вылезу. Дин, будь другом, передай мне Зиг-Заг.
Я вернулся к машине, где девчонки обсуждали новую диету Карен. Я поспешил высказаться:
— Карен, надеюсь, ты похерила этот бред насчет полного голодания?
У Карен была навязчивая идея — похудеть к предстоящей поездке на Гавайи.
— Ричард, Беб, мне нужно к следующей неделе довести себя до пятого размера. Иначе я не влезу в новый купальник.
Пэм, худая как спичка, спросила:
— Ты что — так и принимаешь таблетки для снижения веса? Мне-то мама их все время сует, но я отказываюсь.
— Пэм, — ответила ей Карен, — ты же знаешь, что меня на таблетках вырастили, моя мама — просто ходячая аптека. Но что касается амфетаминов, то стоит мне принять хоть одну таблетку, как меня выворачивает наизнанку, и я просто на стенку лезу. — Она замолчала, чтобы сдуть с глаз прядь волос. — От большинства лекарств, даже от витаминов, мне хреново. Другое дело — транквилизаторы. Я их принимаю, чтобы расслабиться, нервишки успокоить. Мама даже выдала мне персональный флакончик.
Прозвучало это, надо признать, эффектно; явно ставилась цель удивить и «зацепить» нас.
Венди, стараясь выглядеть круче, чем на самом деле, сказала:
— Вот прикол-то был бы — врач констатировал передозировку витаминками.
Шутка была встречена без смеха, вежливыми пристальными взглядами. Повисшее молчание нарушила Пэм. Она как раз пыталась тогда пробиться на подиум.
— Ой, а я тут вчера была на просмотре. Знаете, ребята, как эти модели говорят? Ну, когда они друг с другом болтают?
Мы выразили готовность восполнить этот пробел в наших знаниях. Пэм, обрадовавшись, пояснила:
— Звучит это примерно так: »Ку-ку-ку, бе-бе-бе, диета-таблетки, бу-бу-бу…». Поклянитесь, что как только я запою ту же песню, вы сразу же вытащите мою вилку из розетки.
У нас за спинами откуда-то появился Гамильтон — высоченный, в черных ботинках, в рубашке-поло на шнуровке, с кулачищами размером с буханку хлеба и изрядно навеселе.
— Ричард, — обратился он ко мне, — нам нужно срочно проверить, как там идет веселье. Дом вот-вот разнесут на куски. А, Пэмми, привет…
Пэм показала ему язык. Они вот уже три года то ссорились, то мирились, в тот вечер они числились поругавшимися. Гамильтон снова повернулся ко мне.
— Если мы не спасем Лайнуса, — заявил он, — его к полуночи мелко нашинкуют. Там же просто побоище идет. А кроме того… мой мистер Ливер жаждет чего-нибудь тяпнуть.
В пояснение своих слов Гамильтон похлопал себя по животу. В доме тем временем что-то заскрежетало и с грохотом рухнуло на пол.
Пэм провозгласила, глядя куда-то в небо:
— Ну почему? Почему мне так везет на этих самовлюбленных шутов гороховых, которым наплевать, существую я на свете или нет? О, боги любви, пошлите мне в следующий раз кого-нибудь поприличней!
Разговор зашел о том, как мы сегодня покатались, и я вдруг заметил, что стараюсь даже отойти назад, чтобы чуть со стороны посмотреть на Карен, Венди и Пэм. Почему-то, собравшись вместе, они напоминали сестер, очень непохожих друг на друга, но все же сестер. Сами они называли себя «ангелами Чарли» [3], но в те годы такое прозвище закреплялось чуть ли не за каждой троицей девчонок-подружек.
Личность. Совокупность черт и качеств, определяющих ее. Иногда я задаюсь вопросом, что можно сказать о человеке, пока он еще не вырос, возможно ли разглядеть его внутреннюю сущность? В равной ли степени проявляются признаки будущих свойств у разных людей? Вот убийцы — выглядят ли они убийцами годам к восемнадцати? А биржевые брокеры? Официанты? Миллионеры? Высиживается яйцо, а кто из него вылупится — неизвестно. Маленький лебедь? Крокодил? Черепаха?
Венди: широкие плечи — секция плавания, приветливое, серьезное, квадратное, чуть мужского типа лицо, коротко стриженные волосы шоколадного цвета. Мы с Гамильтоном как-то попытались четко обрисовать внешность и манеру поведения Венди, и, пожалуй, Гэм не ошибся, сказав, что она выглядит как двадцать седьмая в очереди претендентов на британский престол. Когда мы собирались под Рождество у нас и нам приходилось представляться взрослым, Венди никогда не забывала добавить: «Я из всех них самая умная». И ведь права она была, абсолютно права.
Пэм (Памела, Пэмми, Памелоид): худая, как струйка воды из незакрытого крана, идеальный овал лица, да и вообще — мордочка словно с открытки, да еще и грива химических кудряшек пшеничного цвета, шелковых на ощупь. Очаровательная лисичка Пэмми. Ее глаза вечно смотрят куда-то чуть дальше, чем твои. « Эй, Пэм, на что засмотрелась?» — «А? Что?… Да так, ничего. Там… В облаках… Что-то…»
Карен: некрупные черты лица, каштановые прямые волосы, разделенные посередине пробором. Глаза — цвета лесного мха. Общаться с ней — одно удовольствие. Что девчонкам, что мальчишкам. Свой парень. На лыжах кататься? В футбол поиграть не хватает человека? Подобрали раненую зверушку, которую теперь лечить и выхаживать надо? Зовите Карен, не ошибетесь.
У всех троих все шесть рук вечно сложены на груди. Одежда — кожаная куртка или пуховик. В сумочке обязательно крепкие сигареты. Лыжные свитера, пропахшие духами «Чарли», жевательная резинка без сахара, да еще — сладко пахнущие волосы. Чистенькие-опрятненькие, раскованные, привлекательные, спортивные.
Карен предложила выпить чего-нибудь, и Венди переспросила ее:
— Ты уверена, что тебе стоит пить? Я в том смысле, что выглядишь ты не слишком здорово. Что ты за целый день съела? Один крекер да полбанки тоника? Поехали лучше ко мне, перехватим чего-нибудь.
— Замолчи! — потребовала Пэмми. — Не искушай меня. Знаю я, чем все это кончится: в итоге именно я сожру все, что у тебя есть в холодильнике. — Помолчав, она решила уточнить: — У тебя там как — найдется что-нибудь?