Копейка

— Сметанки не желаете? Утрешняя… А яичек? Крупные, одно к одному.
Покупатели брали сметану, яйца. Дядя принимал деньги и ссыпал их в кошелек. У него было два кошелька: один — для мелочи, другой — для бумажек. Тот, который для крупных денег, дядя прятал во внутренний карман.
Мне надоело торчать на одном месте и смотреть на дядьку в сатиновой косоворотке. Лицо у дядьки было красное. Загорел. Шутка ли — весь день простоять на солнцепеке. Я бы не согласился, если бы мне даже мешок с семечками дали.
Луку и яиц у дяди еще много, можно и прогуляться.
— Погляди, как там мотоцикл, — сказал дядя.
Мотоцикл стоял на месте. Мимо шли и шли люди. В руках у них сетки, сумки, корзинки. Над рынком от людских голосов стоял гул. Слышались звучные удары топора. В мясном ряду рубили туши. Бродить по рынку было интересно. Где еще сразу увидишь столько людей? И все ходят, толкаются, задевают друг друга плечами; что-то говорят, спрашивают, отвечают.
Вдруг я услышал знакомую негромкую мелодию «Подмосковные вечера». Сколько я ни крутил головой, нигде динамика не увидел. Музыка доносилась изнутри желтоголового парня, который стоял вполоборота ко мне и равнодушно смотрел в другую сторону. Я обошел вокруг парня и окончательно убедился, что «Подмосковные вечера» у него внутри. Вот он не спеша зашагал дальше, и музыка стала тише. Я догнал парня и дернул за рукав.
— Покажи, — попросил я.
— Что показать?
— Ну это… что играет.
— Ах, приемник, — улыбнулся парень. — Я бы показал, да ты все равно не купишь.
Он помахал мне рукой и пошел дальше. Он не был похож на других, кто сновал взад-вперед. Парень шел степенно, никого не спрашивая, ничего не говорил. Я слышал, как умолкла музыка и голос диктора произнес: «Концерт эстрадной музыки окончен. Слушайте последние…» Голос диктора оборвался: парень отошел на порядочное расстояние. Я слышал о приемниках на полупроводниках, крошечных, чуть побольше спичечной коробки, но никогда их не видел. А посмотреть очень хотелось. Я снова догнал парня.
— Куплю, — сказал я. — Покажи.
Парень взглянул на меня из-под желтой копны волос. Улыбнулся.
— Ты упрямый, чертенок!
Достал из нагрудного кармана плоскую металлическую коробку. Немного побольше папиросной. На коробке были маленькие кнопки и красные деления. Я взял приемник в руки. Он был легкий и теплый. «Притащить бы эту штуку в школу, — подумал я. — Вот бы все ахнули».
— Производство фирмы «Глебов и К°», — сказал парень. — Модель «Малютка-два».
— Дорого? — спросил я. Надо было возвращать приемник, но мне еще хотелось подержать его в руках.
— Не продается, — сказал парень и забрал приемник. — Ношу с собой, чтобы быть в курсе всех последних событий.
— А где их продают?
— Сам сделал, — сказал парень. — Фирма «Глебов и К°» — это я.
Он снова помахал мне рукой и скрылся в толпе, а я все еще стоял разинув рот. Вот бы мне такой приемник! Сунул в карман — и ходи себе как бог. Теперь я понял, почему парень не был похож на других: он ничего не покупал и не продавал. Прогуливался. Слушал музыку и последние известия.
Когда я вернулся к дяде, он уже продал все яйца и сметану. На столе осталось пучков двадцать луку.
— Как мотоцикл? — первым делом спросил дядя.
— Куда он денется? — ответил я. — На цепи, как Картуз.
— Погляди тут, — сказал дядя. — Схожу на барахолку… Резину пошукаю.
Дядя ушел «шукать» резину к мотоциклу, а я остался за прилавком. У женщины в фартуке были толстые руки. Таких я еще не видел. Руки проворно хватали связки красной редиски и заворачивали в листы от книги.
— Редисочка первый сорт, — приговаривала толстуха.
— Почем лук? — спросил мужчина.
— Двугривенный, — сказал я.
Мужчина взял со стола три пучка и бросил на стол три двадцатикопеечные монеты. Потом подошли мужчина и женщина. Молодые, веселые. Они сразу взяли пять пучков, а у тетки — три связки редиски.
— Помогаешь матери? — спросил мужчина. — Это хорошо.
— А по-моему, плохо, — возразила женщина. — С таких лет приучают мальчишку…
— Верно, плохо, — согласился мужчина. — Ты, друг, брось это занятие…
— Есть яички от курицы-птички, — сказал я. — Не желаете?
Это я нарочно сказал. Яиц не было. Дядя все продал. Не хватало еще выслушивать нотации от каждого покупателя.
За каких-то полчаса я распродал все пучки. В корзинке валялось несколько помятых стрелок. Штук пять. Я выдернул нитку от рубахи, связал их и тоже продал за десять копеек. Самостоятельно торговать мне довелось впервые. Оказывается, это совсем не трудное дело. Я пересчитал деньги. Три рубля восемьдесят пять копеек.
Когда пришел дядя, я передал ему деньги. Он пересчитал, спрятал: бумажки — в один кошелек, мелочь — в другой. А меня похвалил. Сказал, что я молодцом, не позволил себя надуть. Только меня никто и не собирался надувать.
На это дядя мне сказал:
— Э-э, ты еще молод… И считанную овцу волк съедает.
А потом дядя снова достал из кармана кошелек, который с мелочью, вынул монету и протянул мне.
— За труды, — сказал он.
Это был полтинник. Тяжелый, блестящий. Новенький полтинник. Заработанный. Я еще никогда не зарабатывал денег. Сегодня в первый раз. Оказывается, это не так трудно — зарабатывать деньги.
— Сбегаю в магазин, — сказал я.
— Попусту не трать, — посоветовал дядя. — Пригодится.
Я забежал в магазин спорттоваров. Я любил заходить в этот магазин. Тут есть всякая всячина. Все для рыбной ловли и охоты. Под витринным стеклом блестели блесны. В углу стояли бамбуковые удилища.
— Цена? — спросил я, кивнув на бамбуковый лес.
Раньше я бы не спросил, постеснялся. Тем более что цену можно было прочитать на табличке, прикрепленной к стене. Но у меня в кармане был новенький полтинник. Я его мог в любую минуту истратить, и никто у меня не потребует отчета. Ведь я его заработал.
Продавец посмотрел на меня. Я засунул руку в карман и пощупал полтинник. И тогда продавец ответил:
— Восемьдесят копеек.
Я выбрал одно удилище, взмахнул. Удилище свистнуло. Хорошее, гибкое. Я поставил удилище на место и нагнулся к витрине. Надо крючков купить. Долго выбирал, а когда облюбовал два десятка и вытащил из кармана полтинник, вдруг стало жалко тратить. Совсем новенький полтинник. Блестит.
Я вздохнул, спрятал в карман полтинник и зашагал к выходу. Обойдусь и без крючков.
— Ты что же мне голову морочил? — рассердился продавец.
— Это разве крючки? — сказал я. — Недоразумение.
Продавец еще что-то хотел сказать, но у меня не было времени пререкаться с ним.
Домой мы возвращались в полдень. Я ехал на заднем седле и был очень доволен. Ветер обдувал со всех сторон. За щекой у меня «Гусиная лапка». Это дядя купил. Кроме полтинника. А еще говорят, что он скупой. Я пощупал в кармане и чуть не свалился с седла: мне показалось, что полтинник исчез. Провалился в дырку и упал на дорогу. Я хотел сказать дяде, чтобы он остановил мотоцикл, но тут моя рука нащупала круглую монету в другом кармане. Просто по ошибке я не в тот карман руку засунул.
На всякий случай я достал из штанов полтинник и переложил его в куртку. Куртка еще совсем новая, и карманы без дырок.
 
12. ИЩУ ДРУГА
Вернувшись из школы, я первым делом уселся за уроки. Потом вышел на луг, полежал на траве. Я смотрел на небо. Оно было светло-голубое. Ни одного облака. Высоко-высоко кружилась стая голубей. С пруда притащились утки. Прошли мимо моих ног и скрылись в сарае, где для них на широкой доске был приготовлен корм. Валяться на лугу и смотреть на чистое небо надоело. Я вышел на улицу. На дороге копошилась курица. Никого из ребят не видно. Над домом Тольки Щуки снижались голуби. Надоело им небо, спустились на землю. На крыше сарая стояли Щука и Грач, глазели на голубей. Ну ладно, Щука — заядлый голубятник. А Леха-то чего на голубей глаза таращит?
На Щуку и Грача смотреть было мало радости. Хорошо бы из рогатки пальнуть по ним…