Заказ
Однако «Нива» привезла их не в поля, а всего лишь на конный двор. И на площадке для выводки Андрей Николаевич, к своему недоумению и некоторой тревоге, увидел двух осёдланных лошадей.
– Машиной туда никак, только верхом, – коротко пояснил Василий Никифорович.
– Я вообще-то… ни разу… – нервно засмеялся зам-прокурора. Было чёткое ощущение, что он сам угодил в проверочку: «А не слабо?..»
– Вы, товарищ начальник, не переживайте, они у нас смирные, – сказал молодой конюх, державший лошадей под уздцы. Только тут Андрей Николаевич разглядел, что лошадки вправду отличались от утрешних жеребцов, как «Запорожцы» от иномарок. На любой выставке, где блистала слава и гордость лошадиного Рода, их не подпустили бы даже к воротам: сугубо беспородных, лохматеньких, неказистых… поколениями вывозивших на безропотных хребтах всю будущность человечества…
Впрочем, в данный момент Ларионову было не до философий. Он рассматривал строевое седло, поверхность которого была примерно на уровне его плеч, и не знал ни что такое седло называется строевым, ни как в него положено забираться. Когда ухмыляющийся конюх объяснил ему, куда продевать ногу и за что держаться руками, Андрей Николаевич подтянулся и героически повис на седле животом, потом с помощью всё того же парня перекинул через него ногу… ощутил на седалище опасное натяжение брюк и перепугался, как бы они не лопнули в самом неподобающем месте.
Брюки не лопнули. И лошадка, против всех его ожиданий, не взвилась диким мустангом, сбрасывая и затаптывая всадника-неумеху. Лишь вздохнула и переступила на месте, примериваясь к незнакомому весу у себя на спине.
– Ну, поехали, – сказал Цыбуля, уже сидевший на своей саврасой Маруське. Ларионовская лошадка тронулась следом ещё прежде, чем Андрей Николаевич сообразил, где тут повод и как с ним поступать, чтобы кобыла поворачивала направо-налево… Её неспешный шаг показался ему стремительным, опасным движением, он вспотел и ухватился для надёжности за седло, но оказалось, что так ещё неудобней…
Некоторым чудом он не вывалился из седла и вообще был ещё жив, когда наконец они подъехали к табуну. Издали заметив верховых, «дикая стихия» очень обрадовалась и дружно затрусила навстречу: люди! Друзья пришли!.. Сейчас скажут что-нибудь хорошее… приласкают… а то и вкусненьким угостят…
Всадники спешились: Цыбуля – с тяжеловесной грацией малоодарённого, но очень опытного наездника, зампрокурора – со всем изяществом мешка с картошкой. После седла и стремян земля под ногами казалась шаткой и непривычной, но прислушиваться к телесным ощущениям было некогда: «дикая стихия» доверчиво обступила нового человека, со всех сторон уже тянулись любопытные морды и мордочки. Кобылы и жеребята обнюхивали ларионовские карманы, толкали его носами, вежливо пробовали на зуб края его пиджака… Цыбуля уже кормил чем-то с ладони большеглазую кобылку, ничем, на ларионовский взгляд, от прочих не отличавшуюся:
– Коринка, маленькая…
Андрей Николаевич даже не сразу заметил табунщика, поднявшегося из высокой травы, и обратил на него внимание, только когда тот уже ковылял к ним с Цыбулей. Именно ковылял: одна нога парня принципиально не гнулась в колене. Идти было далеко – шагов, наверное, сто. Парень оглянулся, подозвал свою лошадь, осёдланной пасшуюся рядом… мгновенно оказался в седле – и потрясённый Андрей Николаевич увидел перед собой того самого кентавра, чей полёт впереди табуна так заворожил его накануне…
Вторую половину дня зампрокурора провёл в конторе, за бухгалтерским столом. Он сидел и старался как можно незаметнее ёрзать на стуле: конная прогулка оставила после себя, прямо скажем, весьма ощутимые воспоминания…
В бумагах всё оказалось в порядке.
Вечером они с Василием Никифоровичем вновь ужинали вместе. Уже совершенно по-дружески. Марьяна Валерьевна даже поставила на стол запотевшую, из морозилки, бутылку со злющим перчиком, затаившимся возле прозрачного дна:
– На здоровьечко…
Наутро, встретив Ларионова на пороге гостиницы, Василий Никифорович крепко тряс ему на прощание руку.
~ Эх и хорошо у тебя здесь, Василь Никифорыч, – искренне вздохнул зампрокурора. И размечтался: – Вот бы в отпуск… Рыбалка здесь, говорят…
Цыбуля отреагировал по-деловому:
~ Рыбалка? А что отпуска ждать, сейчас и заедем. Полчаса для тебя, Андрей Николаич, всё равно погоды не сделают…
«Нива» помчалась вперёд, «Волга» – уже привычно – следом за ней. Вскоре показалась рукотворно-правильная линия прямоугольных прудов. На том берегу, в окружении двух десятков разноцветных пчелиных домиков, стояла сторожка. Из неё навстречу подъезжающим машинам проворно выбежал старичок в белой полотняной рубахе и сандалиях на босу ногу: этакий дед Щукарь местных масштабов.
К самой сторожке машины подъезжать не стали, остановились поодаль – пчелы всё же.
– Василъ Никифорыч, здоровеньки булы! – приветствовал Цыбулю «дед Щукарь». Снял шапку и отвесил забавный полупоклон:
– И вы, гости дорогие. Медку свеженького?..
– Погоди, Филиппыч, – остановил хлебосольного сторожа Цыбуля. – Удочку какую найдёшь? Да червячков пару?
– А-а, никак гости порыбачить хотят? – хитренько заулыбался «Щукарь». – Это мы враз, это у нас завсегда в наличии…
Дед заспешил к сторожке и скоро вернулся с удочкой.
– Ну, пошли… – Он многозначительно посмотрел на Василия Никифоровича и засеменил по берегу вдоль прудов, оглядываясь на шагавшего сзади зампрокурора: – Место клёвое знаю… Раз тут мы ночью сидели… – начал было он рыбачью байку, но Василии Никифорович грозно прокашлялся:
– Филиппыч, у людей всего полчаса, так что ты им зубы не заговаривай.
– Ну… – «Дед Щукарь» что-то прикинул и свернул к ближайшему прудику: – Тогда нам сюда…
Заняв позицию на берегу, он быстро размотал снасть, состоявшую из толстой лески, простого гусиного поплавка и довольно внушительного крючка. Достал прямо из кармана какую-то наживку, ловко насадил её на крючок – и протянул снаряжённую удочку Андрею Николаевичу.
Тот неуверенно взял в руки снасть, столь мало напоминавшую привычный фирменный спиннинг, и поинтересовался, наполовину ожидая подвоха:
– Куда бросать, посоветуйте?..
– А куда хошь, милок, туда и бросай. Здесь всюду клюёт…
Водитель прокурорской «Волги», обо всём догадавшийся раньше начальника, завистливо переминался в сторонке. Вот бы ему сейчас эту снасть!..
Андрей Николаевич забросил.
Шлёпнувшийся поплавок не успел даже выпрямиться, как его тут же потащило под воду.
– Подсекай!.. – азартно взвизгнул дедок. Мог бы и не советовать. Привычные руки всё сделали сами – и на берег плюхнулся красавец карп. Этакий лапоть в роскошной тёмно-золотой чешуе, каждая с пятнадцатикопеечную монету!..
Весу в нём было никак не меньше килограмма. Филиппыч подскочил к рыбине, быстро вынул у неё изо рта крючок и вновь насадил приманку:
– Забрасывай, пока клюёт!..
Рыбачий азарт – страшная штука. Андрей Николаевич забросил не думая. И вновь поплавок нырнул, едва коснувшись воды, и через секунду по берегу заскакал второй карп – точная копия первого. Вот тут Ларионов наконец осознал, что к чему. Шальной восторг мигом рассеялся, он вернул удочку «деду Щукарю» и повернулся к Василию Никифоровичу, не зная, сердиться или смеяться.
– Это что же, – сказал он, – в качестве взятки?..
– Ага, – кивнул Цыбуля невинно. – В особо крупных размерах…
Начальство вернулось к машинам, водитель убрал в багажник «Волги» двух честно пойманных карпов, а Филиппыч, вынув из кармана оставшуюся приманку, швырнул её в воду, откуда моментально высунулось десятка три рыбьих разинутых ртов:
– Плывите, милые, с Богом…
…Марьина Валерьевна наконец заставила мужа сесть ужинать. Но только того и добилась, что Василий Никифорович нехотя поприсутствовал за столом, ковыряя вилкой в тарелке, а съесть почти ничего так и не съел. Кусок в горло не лез.
– Вася, ты, может, рюмочку?.. – Хозяйка дома озабоченно поглядывала на супруга. – На тебе лица нет, куда ж это годится! Ты погоди, найдётся он ещё, Заказ твой. А не найдётся – так что, в петлю теперь?..