Граф из Техаса
— Да не такие булочки, как у вас в Англии, дорогая, а особенные — пресные, слоеные и пышные.
— Сейчас посмотрю, — она приподняла следующую крышку и улыбнулась ему. — А кексы пойдут?
— Вы шутите? Еще бы! Я умираю с голода.
Они сели завтракать, и Люсинда пришла в полный восторг, наблюдая, с каким удовольствием Прескотт ест. Он положил полную тарелку еды и, мгновенно все уничтожив, добавил еще столько же, затем съел еще несколько кексов, запивая их яблочно-ореховым компотом да еще и горячим черным кофе.
«Любопытно, как это он с таким аппетитом ухитряется не иметь ни грамма лишнего веса?» — изумилась Люсинда.
Но еще удивительнее было то, что миссис Свит приготовила кофе. До его приезда в Рейвенс Лэйер кофе был здесь неслыханным напитком, и, кроме того, миссис Свит приготовила свой знаменитый компот. Каких еще удивительных вещей можно было ожидать? Прескотт определенно умел найти подход к женщинам.
Позднее в библиотеке Люсинда своими глазами увидела, что Прескотт имел в виду, сказав, что в учетных книгах имения нет ничего утешительного. Но она видела там многое и очень важное, чего не заметил Прескотт.
— Теперь вы убедились, что дела обстоят так плохо, как я и сказал? — спросил он.
— Не совсем. Очень многое в этих книгах выглядит очень обманчиво — Эмерсон подделывал записи в них.
— Откуда вы знаете?
— Вот эта запись может быть хорошим примером, — она развернула книгу так, что Прескотт мог видеть через ее плечо то, что в ней написано. — Более пятисот фунтов стерлингов было уплачено за импортное французское вино и коньяк «Наполеон». Это невероятно. Каждый, кто когда-либо был знаком с дядей Гербертом, знал, что тот никогда не одобрил бы покупку французского коньяка. Он считал это предательством по отношению к английскому престолу. Я еще могла понять, если бы это был чек за ящик шотландского виски, но только не французского коньяка. Кроме того, если вы спуститесь в подвал и потрудитесь осмотреть винный погреб, то обнаружите, что он ломится от вин и других напитков, к которым не притрагивались годами. И я готова поспорить, что этой покупки нет в инвентарной описи.
— Вы разыгрываете меня? — спросил Прескотт с горящими от восхищения глазами.
— Эмерсон был крайне нагл как в своем воровстве, так и в ведении записей. Неудивительно, что вы ничего не могли понять в этой неразберихе.
— А как же у вас это получается?
— Я хорошо помню дядю Герберта и с детства узнала, что он любил и чего не любил, с чем он никак не мог смириться и на что смотрел сквозь пальцы. Возраст и ослабленные умственные способности не могли изменить его коренных убеждений. По крайней мере, не в такой степени. О, посмотрите, вот еще…
— По-моему, это совсем не английский язык.
— Вы правы. Ну, Гарик, ты вовсе не такой умненький Дик, как ты сам о себе думаешь. На этом мы поймали тебя с поличным.
— Объясните-ка мне, что такое вы обнаружили, чего я не вижу.
— Дата покупки этого… — сказала она, указав пальцем на запись, о которой шла речь. — Это целых пять месяцев спустя после смерти дяди Герберта.
— А как вы только что назвали Эмерсона?
— Вы имеете в виду «умненький Дик?»
— Да. Это, должно быть, то же самое, что американское «смышленый Алекс» или что-то в этом роде?
— Скорее всего. Но, уверяю вас, Гарика нельзя назвать ни тем, ни другим. Он всегда был глуп. Когда мы были детьми, он считал себя самым умным мальчиком среди нас, намного превосходящим всех других. И то, что он позволял себе… — она замолчала и резко покачала головой. — Незачем и говорить, что если бы дядя Герберт знал об этом, он никогда не нанял Эмерсона на должность управляющего имением.
Любопытство заставило Прескотта спросить:
— А что именно он себе позволял?
Люсинда мгновение колебалась.
— Попросту говоря, он позволял себе вещи совершенно неприемлемые в благородном английском обществе.
В благородном английском обществе? Насколько Прескотт мог догадаться, это означало только одну вещь.
— Вы говорите, что он водился с девушками не своего круга.
— Он пытался.
От ее тихого ответа у Прескотта по спине побежали мурашки.
— С вами! Он пытался ухлестывать за вами?
Удивленная его быстрой проницательностью, Люсинда так резко повернула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, что они почти соприкоснулись носами. Они оба слегка отпрянули друг от друга. Он заметил, что ее лицо залилось румянцем, и догадался, что его предположение попало прямо в точку.
— Ведь так оно и было, не правда ли? Этот негодяй!..
— Он только пытался, Прескотт. Но ему это так и не удалось. Я приложила все усилия, чтобы этого не случилось.
— Надеюсь, вы выкинули его за дверь с хорошим пинком под зад.
Легкая улыбка тронула уголки ее губ.
— Я ведь женщина. Я никогда не прибегну к подобным действиям. Я просто использовала свой ум.
— Как?
— Я прокляла его, — просто сказала она.
— Прокляли его? Вы сказали ему пару грязных словечек, и это… это остановило его?
— Прескотт, богохульства никогда не слетали с моего языка.
— Но вы ведь только что сказали…
— Что я наложила на него проклятие. Я так и сделала. Я сказала, что, если он только дотронется до меня или даже пройдет мимо меня с похотливыми мыслями в голове, я обращусь за помощью к силам древних Друидов, и он навсегда потеряет ту часть тела, что делает его мужчиной.
Проклятия… Силы древних Друидов… Прескотт никак не мог взять в толк, о чем она говорила ему.
Внезапно его осенило. В тот день, когда он встретил их обоих, Эмерсон назвал Люсинду ведьмой и велел ей убираться домой к своему котлу.
— Я думаю, — продолжала она, — мысль о том, чтобы до конца жизни лишиться своей мужественности, по-настоящему испугала его. Можно даже предположить, что я помогла вселить в него страх перед Богом. По крайней мере, на некоторое время.
Чувствуя, как его злость на Эмерсона постепенно испаряется, а его восхищение Люсиндой становится все больше, Прескотт спросил:
— Он и вправду верил, что вы можете сделать с ним такую вещь? Я имею в виду лишить его мужской чести?
— По-видимому, это так. Он не подходит ко мне ни на шаг с тех пор, как я прокляла его.
Прескотт положил руку Люсинде на плечо, нежно проведя большим пальцем по чуть выступающей ключице, остальными пальцами ощущая легкое прикосновение локонов, спадающих на шею.
— Вы просто необыкновенная женщина, дорогая.
Так наивно произнесенные им ласковые слова вместе с теплым прикосновением его руки зажгли у нее глубоко внутри медленный скрытый огонь, который мог разгореться жарче и сильнее, если бы она позволила себе это. Но такие мысли, такие чувства к нему были совершенно неприемлемы. Она должна сохранять их отношения такими, какие они есть — чисто платоническими. Сделать это было чрезвычайно трудно, но не сделай она этого — все в конечном счете обернется трагедией не только для нее, но и для него.
Подавив в себе эти бурные чувства, Люсинда снова перевела все свое внимание на учетные книги. И через несколько мгновений она сделала важное открытие, которое, без всякого сомнения, могло очень обрадовать Прескотта.
— Мне кажется, я нашла что-то интересное.
— Что?
— Имение еще не совсем разорено, как вы подозревали. Остался еще небольшой капитал. Конечно, как вы понимаете, совсем небольшой, но он есть.
— Там найдется достаточно денег, чтобы выплатить всем людям, работающим в поместье, жалованье за месяц?
— О, да.
— Хорошо. Это, по крайней мере, снимает большой груз с моей души. Я уже было собрался позволить большинству из них уйти из имения.
— Знаете ли, они все равно не сделали бы этого.
— Не сделали чего?
— Не ушли.
— Вы хотите сказать, что они продолжали бы работать здесь без оплаты?
— Они делали так в прошлом, почему бы они стали отказываться от этого сейчас? Это их дом, Прескотт. Большинство прожили здесь всю свою жизнь. Как и наши предки, они были свидетелями всего — и плохого, и хорошего, но все эти годы они оставались в имении. Рейвенс Лэйер принадлежит настолько же им, насколько и вам. К тому же к следующему месяцу у нас будут большие денежные поступления.