Рикша
Хозяин понял, что больше не выжмешь. Поглядел на деньги, затем на Сянцзы, вздохнул.
– Ладно, по рукам, коляска – твоя! Гарантия на шесть месяцев. Починка – бесплатно, если, конечно, ты ее не разобьешь вдребезги! Вот квитанция, держи!
Руки у Сянцзы задрожали еще сильнее. Он спрятал квитанцию, подтянул к себе коляску и чуть не расплакался от счастья. Заехав в укромное место, внимательно осмотрел покупку и полюбовался на свое отражение в блестящем кузове.
Коляска нравилась ему все больше и больше. Конечно, не совсем о такой он мечтал, но ведь это его собственность, а остальное не важно. Он еще раз оглядел коляску, решил, что теперь можно передохнуть, и уселся на подножку, рассматривая блестящий медный рожок.
Вдруг он вспомнил, что в этом году ему должно исполниться двадцать два года. Когда именно, он не знал – родители давно умерли, а сам он ни разу не отмечал этой Даты. Пусть же счастливый нынешний день станет днем Рождения и его и коляски. Ведь коляска заработана его потом и кровью, они – одно целое.
Как же отпраздновать этот двойной день рождения? Сянцзы решил: первым пассажиром непременно должен быть элегантно одетый мужчина. Хорошо бы довезти его до Цяньмэня или до рынка «Восточное спокойствие». А там в самой лучшей закусочной поесть горячих жареных пи-Рожков с бараниной. Потом отвезти еще одного-двух пассажиров. Не попадутся – тоже не беда: можно закончить работу пораньше. Ведь сегодня – день его рождения!
С тех пор как у Сянцзы появилась собственная коляска, жизнь ему улыбалась. Имел он постоянную работу или возил случайных пассажиров, все равно не надо было платить хозяину за прокат. Сколько ни заработает – все его. А зарабатывал он теперь гораздо больше. Сянцзы успокоился, стал приветливей, веселей.
Прошло полгода, и Сянцзы снова начал мечтать: если дела и дальше пойдут так же успешно, через год, самое большее через два он сможет купить еще одну коляску… потом еще одну и, может быть, откроет собственную контору по прокату!
Но мечты редко сбываются.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Радость от покупки коляски придала Сянцзы уверенность. Он стал бегать еще быстрее. Собственную коляску, конечно, надо особенно беречь, но не пристало такому рикше, как он, еле тащиться.
В городе Сянцзы заметно вырос, однако надеялся, что еще подрастет. Он стал крепче, над верхней губой пробились усики. Ему доставляло огромное удовольствие, когда он пригибался, чтобы пройти в дверь, но хотелось быть еще выше. Он походил на большого ребенка и часто выглядел очень забавно. Рослый и сильный, он катил красивую коляску, свою собственную. Рессоры мягко пружинили, ручки слегка подрагивали, кузов сверкал, сиденье сияло белизной, рожок заливался. Нет, быстрый бег – не пустое тщеславие, это дело чести. Только в быстром, стремительном беге можно показать свою силу и все достоинства коляски. А коляска и в самом деле хороша! За полгода она научилась понимать своего хозяина: откликается на каждое движение и охотно ему помогает.
Между Сянцзы и коляской было полное согласие. Когда он бежал по ровным немноголюдным улицам, то держался только за одну ручку, колеса сами катились позади, с легким шумом, подгоняя его, словно попутный ветер. Сянцзы бежал быстро и в то же время плавно. Когда он довозил пассажира до места, одежда его прилипала к спине, и весь он бывал такой мокрый, будто его только что вытащили из воды. Конечно, он уставал, но испытывал гордость и счастье, словно наездник, проскакавший несколько десятков ли на прославленном коне.
Иногда смелость граничит с неосторожностью, но Сян-цзы был осмотрителен. Бежать надо быстро, чтобы не позориться перед пассажиром, но не мчаться сломя голову, рискуя разбить коляску. Коляска – вся его жизнь. Осторожность в сочетании со смелостью придавала Сянцзы уверенность: ни с ним, ни с коляской ничего не случится. Эта уверенность проявлялась не только в беге: теперь он не очень спешил выходить на работу. Знал, что коляска прокормит, и выходил когда вздумается. Профессия рикши – самая надежная в Поднебесной! Его не волновали слухи о том, что в Сиюань снова пришли солдаты, что в Чансиндяне идут бои, что за воротами Сичжимэнь хватают людей и заставляют работать на армию, что ворота Цихуамэнь закрыты. Вот если бы закрылись лавки, а улицы наводнили полицейские и охранники, Сянцзы не стал бы рисковать, а поторопился, как другие рикши, закончить работу. Но слухам он не верил и не поддавался панике, как настоящий деревенский парень, не то что горожане – они могут из мухи сделать слона. Зато он верил в себя. Если даже с ним что-нибудь и приключится, он все равно вывернется и не даст себя в обиду. Попробуй тронь детину с такими широченными плечами!
Слухи о войне приходят обычно, когда начинают подниматься весенние всходы. Колосья пшеницы для северян – символ надежды, штык – символ страха.
С тех пор как Сянцзы купил коляску, прошло полгода. Весенним всходам нужен был дождь, но дождя не было. Война никому не нужна, но слухи о ней поползли. Да и только ли слухи? Сянцзы словно забыл, что когда-то сам был землепашцем; его мало беспокоил ущерб, который принесет война полям, не очень заботили весенние дожди. Он пекся лишь о своей коляске – она давала ему горячие лепешки, кормила его. Коляска все равно что клочок земли, послушной, живой, драгоценной. Дождей давно не было, слухи о войне множились, но Сянцзы не принимал этого близко к сердцу. Он роптал лишь, что цены на продовольствие подскочили, – но тут ничего не поделаешь. Ничто не интересовало Сянцзы, только его собственная жизнь; к остальным он оставался безучастным.
Горожане мало на что способны, зато мастера распускать самые невероятные слухи. Наговорят с три короба и рады. Знай, мол, наших, мы тоже кое-что смыслим! Пузыри пускают – как рыбы.
Разговоры о войне вызывают особый интерес, не то что прочие слухи. О дьяволе сколько ни болтай, он все равно не появится. Но в слухах о войне всегда есть доля правды. Пусть они не до конца соответствуют истине, но раз пошли Разговоры – значит, война грядет. Если говорят: «Скоро начнутся бои», – рано или поздно они начнутся. А вот кто с кем воюет и где, тут уж каждый плетет, что взбредет на ум.
Нельзя сказать, чтобы Сянцзы совсем не верил слухам, но люди рабочие, в том числе и рикши, не считают войну таким уж несчастьем. Больше всех войны боятся богачи, страшатся за свою жизнь, за свое богатство. При первых же тревожных вестях спешат уехать подальше. И при этом пользуются услугами многих людей: одни им служат руками, другие – ногами – таскают их имущество, перевозят родичей, жен и детей. В такие дни все, кого кормят руки и ноги, в большой цене. «Цяньмэнь, Дунчэчжань!» – «Куда?» – «Дун… чэ… чжань!» – «Полтора юаня, и ни цзяо меньше. Время смутное, а вы торгуетесь!»
Однажды Сянцзы решил выехать со своей коляской за город. Дней десять ползли разные слухи, но война, казалось, еще далеко и не может так сразу очутиться у стен Бэйпина. Сянцзы не верил слухам. Но в тот день, оказавшись в западной части города, почуял неладное. На перекрестке улиц Хугосы и Синьцзекоу никто не нанимал рикш, чтобы ехать в Сиюань или в Цинхуа. Он повертелся на улице Синьцзекоу и понял, что рикши боятся выезжать за город. Рассказывали, будто за воротами Сичжимэнь отбирают все подряд: арбы, телеги, повозки, коляски.
Сянцзы решил выпить чашку чаю и отправиться в южную часть города. На стоянке царила мертвая тишина, словно предупреждая о грозящей опасности. Сянцзы не был трусом, однако рисковать жизнью не собирался.
Тут с южной стороны подъехали две коляски: пассажиры, видимо, были студентами. Рикши кричали на бегу:
– Есть желающие отвезти господ в Цинхуа? Эй, кто повезет в Цинхуа?
Никто не отозвался. Одни ухмылялись, другие сидели, покуривая трубки, и даже не оглядывались.
– Вы что, оглохли? Кто повезет в Цинхуа?
– Я повезу! За два юаня! – как будто шутя отозвался, наконец, молодой коренастый парень с бритой головой.
– Идет! Нужна еще коляска!