Рикша

Парень оглянулся в нерешительности, но охотников больше не нашлось.
Сянцзы понял: за городом опасно. Иначе кто отказался бы от двух юаней – обычно до Цинхуа платят в десять раз меньше. Он тоже не собирался ехать. Но парень, видно, и впрямь решил заработать свои два юаня, если кто-нибудь составит ему компанию. Сянцзы ему приглянулся, и он спросил:
– Ну что, богатырь, поедем?
Польщенный таким обращением, Сянцзы не мог отказать смельчаку. К тому же не каждый день можно заработать два юаня, сумма порядочная. И Сянцзы решился. Ехать, конечно, опасно. Но, может быть, они проскочат? Два дня назад болтали, будто в храме Неба полным-полно солдат, но, проезжая мимо, он убедился, что это вранье. И Сянцзы подкатил свою коляску.
Подъехали к Сичжимэню. У ворот никого не было, и на сердце у Сянцзы похолодело. Спутник его тоже приуныл, однако сказал с улыбкой:
– Поднажмем, приятель! Чему быть, того не миновать! Сянцзы понял, что дело плохо, но за годы работы привык держать слово и не хотел выглядеть трусом.
Ворота Сичжимэнь остались позади. Ни одна коляска не попалась им навстречу. Сянцзы бежал, опустив голову, не решаясь смотреть по сторонам. Только у моста Гаолянцяо осмотрелся: солдат нет. От сердца отлегло.
«Два юаня – шутка ли, – думал он. – Трусу столько за месяц не заработать!»
Обычно неразговорчивый, Сянцзы решил переброситься несколькими словами с напарником. Вокруг стояла
гробовая тишина.
– Поедем проселочной дорогой. На шоссе…
– Да, да! – Тот угадал его мысль. – Проселочной дорогой спокойнее…
Но не успели они свернуть, как были схвачены солдатами.
В это время года на горе Мяофэншань открывают храмы Для жертвоприношений, однако ночи все еще холодные, и в одной рубашке легко замерзнуть. А на Сянцзы не было ничего, кроме старой гимнастерки серого цвета и ветхих военных брюк. Глядя на это драное, пропахшее чужим потом обмундирование, он с тоской вспоминал свою белоснежную рубашку, добротную куртку и синие штаны – все недорогое, но чистое и приличное. Конечно, есть вещи и получше. Но какой ценой они достаются! Сянцзы с гордостью думал о своем былом достатке и удачах, которые казались ему теперь особенно значительными, и еще сильнее ненавидел солдат. Они отняли у него все: одежду, башмаки, шляпу, коляску – даже пояс! А взамен он получил синяки, ссадины и волдыри на ногах. Одежда – это пустое, ссадины скоро заживут, но он лишился коляски, своей коляски, заработанной потом и кровью! Она исчезла, как только он попал к солдатам в лагерь. Можно забыть все невзгоды и огорчения, но как забыть коляску!
Не так-то просто заработать на новую. Для этого нужно по меньшей мере несколько лет. Старания его пошли прахом, придется все начинать сначала, не имея за душой ни гроша. Сянцзы заплакал. Он ненавидел сейчас не только солдат, но и весь белый свет. За что такая обида?
– По какому праву? – крикнул он и почувствовал облегчение, но тут же спохватился. Не стоит шуметь, главное – спасти жизнь.
Сянцзы не знал толком, где он. Все эти дни, обливаясь потом, брел за солдатами. Таскал тяжести, возил солдатское имущество, носил на привалах воду, разводил огонь, кормил скот. Работал с утра до ночи, выбиваясь из сил. На душе было пусто. А ночью он сразу забывался мертвым сном, едва голова касалась земли. Заснуть бы и не проснуться!
Вначале он еще понимал, что солдаты отступают к Мяо-фэншаню. Но когда перевалили хребет, совсем запутался и лишь покорно карабкался по горам, опасаясь оступиться, полететь вверх тормашками в пропасть и быть съеденным коршунами.
Много дней шли они по горным дорогам. Но вот горы расступились, начало пригревать солнце. Внизу показалась долина. Солдаты, как только раздался сигнал к ужину, разбили лагерь и дожидались остальных, тех, кто вел за собой верблюдов.
Верблюды! Сердце у Сянцзы дрогнуло, и он стал соображать, где находится, как путник, вдруг увидевший знакомый перекресток. Верблюды не пасутся в горах – значит, неподалеку равнина. Он помнил, что к западу от Бэйпина – в Баличжуане, Хуанцуне, Бэйсиньане, Мошикоу, Улитуне, Саньцзядяне – всюду держат верблюдов. Неужели эти вояки, побродив по горам, снова пришли в Мошикоу? Может быть, это военная хитрость? Вряд ли, эти солдаты только и умеют, что таскаться по дорогам да грабить. Ясно одно: если это действительно Мошикоу, значит, солдаты не смогли перебраться через горы и решили снова спуститься вниз. Из Мошикоу они могут двинуться куда угодно: пойдут на северо-восток – окажутся в Си-шане, повернут на юг – попадут в Чансиндянь или Фэнтай, отправятся на запад – и там есть дорога. Поразмышляв так, Сянцзы решил: надо бежать! Если солдаты снова уйдут в горы, оттуда не удерешь, умрешь с голоду-До Хайдяня далеко, но добраться можно.
Сянцзы закрыл глаза и мысленно представил себе весь путь. Места знакомые. Это же Мошикоу! Бог мой, конечно, Мошикоу! Он повернет на северо-восток, пройдет Цзинь-диншань, Ливанфэн, Бадачу; от Сыпинтая подастся на восток в Синцзыкоу и попадет в Наньсиньчжуан. На всякий случай будет держаться поближе к горам. Из Бэйсинь-чжуана, забирая на север, он пройдет Вэйцзяцунь, НаньХэ-тань, Хуншаньтоу, Цзеванфу и Цзинъиюань. А от Цзинъи-юаня, как говорится, с закрытыми глазами доберется до Хайдяня.
Кровь прилила к сердцу, оно едва не разорвалось от радости. Сянцзы даже задрожал весь.
Долго не мог Сянцзы сомкнуть глаз. Надежда на спасение окрыляла, мысль, что побег не удастся, вселяла ужас. Сянцзы лежал, разметавшись на сухой траве, и тщетно пытался уснуть. Вокруг царила тишина, и звезды, казалось, мерцали в такт биению сердца. Вдруг неподалеку раздался жалобный крик верблюда. Он напомнил Сянцзы пение петуха на рассвете – от него веет и грустью, и покоем.
Где-то далеко, но отчетливо загрохотала канонада. В лагере поднялась паника. Сянцзы замер – пришел его час! Он знал наверняка, что солдаты снова будут отступать, и непременно в горы. Он успел понять, что эти вояки мечутся словно пчелы, залетевшие в дом. Орудийные залпы все слышнее. Сейчас солдаты наверняка пустятся наутек. Только бы не упустить момент. Затаив дыхание, Сянцзы осторожно пополз. Надо найти верблюдов. Они, пожалуй, будут ему мешать, но ведь животные тоже попали в беду, они – его товарищи по несчастью.
Сянцзы воспользовался суматохой и отыскал верблюдов. Они неподвижно лежали, похожие в темноте на живые холмики, будто вокруг все было спокойно, и дышали прерывисто и шумно, как всегда. Это придало Сянцзы храбрости. Он спрятался за верблюдами, как солдаты за мешками во время боя. Мгновенно пронеслась мысль: канонада Доносится с юга, значит, путь там закрыт, если даже настоящих боев нет. Вряд ли солдаты возьмут с собой верблюдов, Что будет с верблюдами, то и с ним, решил Сянцзы. Возьмут солдаты верблюдов – все кончено, не возьмут – Удастся бежать. Приложив ухо к земле, Сянцзы прислушался. Сердце бешено колотилось.
Он ждал, ждал, – никто не приходил за верблюдами. Осмелев, Сянцзы привстал, огляделся – кромешная тьма. Бежать! Будь что будет! Бежать!
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Сянцзы пробежал десяток-другой шагов и остановился: жаль расставаться с верблюдами. Единственное, что удалось сохранить, это жизнь. Но зачем ему жизнь, если он нищий? Хоть бы веревку найти – все лучше, чем с пустыми руками! А может, прихватить верблюдов? Для начала пригодятся, хотя неизвестно, что с ними делать.
Сянцзы потянул связанных веревкой верблюдов. Он не умел с ними обращаться, но не боялся, потому что вырос в деревне и к животным привык. Верблюды медленно поднялись. Он не стал проверять, крепко ли они связаны. Главное, что он не с пустыми руками. Сянцзы сразу пустился в путь, не заботясь о том, все ли верблюды на месте.
Но вскоре раскаялся. Верблюды двигались медленно, как обычно, когда тащили тяжелую поклажу. К тому же в темноте боялись поскользнуться, споткнуться в грязной колдобине и сломать или вывихнуть ногу – тогда конец. А Сянцзы прежде' всего надо было спастись самому!