Запах Зла
– А-а… Только почему все-таки ты высадился на берег? Тебя ведь могли убить.
– Ну, на самом деле участие гхемфов не оставляло мне выбора, – скромно признался я. – Они просто выкинули мой плот на берег. И тут я увидел, как Райдер упал, и почувствовал, что бросить его не могу. Он истек бы кровью.
Блейз вздохнула.
– Хорошее решение для Райдера, плохое – для Флейм. Великая Бездна, почему ничто в этом мире не бывает простым, Кел? -Я отчетливо чувствовал запах ее отчаяния. – Флейм уже не поможешь, верно? К тому времени, когда мы ее догоним, она будет полна дун-магии. Даже силвы-целители не могут вернуть к добру того, кто полностью развращен.
– Мы можем попытаться.
– Ты ведь и правда к ней привязан, да? – Блейз слегка нахмурилась, потом добавила: – Флейм – замечательный друг: она добрая и любящая, щедрая и храбрая. По крайней мере такой она была… Только… только мужчин она просто использует и тут же бросает. Это из-за того, что она любит Руарта. Что бы с ней ни случилось, никого другого она не полюбит.
Я растерянно заморгал. Уж не думает ли Блейз, что я влюблен в ее подругу? Я положил руку ей на плечо.
– Блейз, я это знаю. Не забывай, какой у меня нос.
Она фыркнула, недовольная собой.
– Ну да… Впрочем, это и к лучшему: уж очень я расстраиваюсь, как вспомню, что ты разбираешься и в моих запахах… то ли я букет роз, то ли ослиный навоз.
Я засмеялся.
– Ничего подобного. На самом деле ты самое загадочное существо – если не считать, конечно, моих соплеменников. Ты мне напоминаешь их – мы, горцы, привыкли прятать свои эмоции. Вот и ты такая же.
– Ничего удивительного, если вспомнить, в каких условиях я росла. Если нищая побирушка показывает свои чувства, она становится уязвима. Все очень просто. Гораздо лучше крепко держать себя в руках и никогда никому не показывать, что ты чувствуешь. – Блейз переменила тему, прежде чем я сумел что-нибудь сказать: – А как теперь дела у Тора?
– С ним все в порядке, мне кажется. Он все еще слаб, конечно, и слабость сохранится еще какое-то время.
– Он спрашивал тебя о том, каким образом был исцелен?
– Он думает, что это заслуга гхемфов.
– Ты… ты знаешь, каковы мои чувства к нему, верно?
– Как я понимаю, тебе хватает нахальства посоветовать мне соблюдать осторожность в моих собственных романтических чувствах.
Блейз бросила на меня долгий взгляд.
– Удобный инструмент твой нос, Гилфитер, если даже об этом он тебе сообщает.
– Чуткого носа вовсе не требуется, чтобы сказать: вы друг другу не подходите. Я понял бы это и без помощи обоняния.
Блейз вздохнула.
– Да, наверное, ты прав. Мы знаем о своей… несовместимости. Вот мы и решили расстаться.
– Решили?
– Решили раньше и придерживаемся этого решения теперь. Ничего не изменилось и скорее всего никогда не изменится. Его вера – часть его личности, а я никогда не смогла бы разделить ее с ним. – Блейз ушла в себя; должно быть, она искала внутреннюю силу, какое-то утешение. Я позволил своей руке соскользнуть с ее плеча. – А как Дек? – переменила тему Блейз. – Выглядит он ужасно.
– Обычно так и бывает, если человека зверски избить. Нос, разбитые губы и сломанные ребра заживут, синяки скоро побледнеют. Ему больно, но мальчишка старается быть мужественным.
Блейз ласково улыбнулась.
– Это я заметила.
На пристани, когда мы туда пришли, царил хаос, хотя, пожалуй, хаос упорядоченный. Скарри, представительный бородатый мужчина, которому совершенно не подходило его прозвище Торопыга, отдавал приказы, стоя на палубе. По сходням туда-сюда сновали вереницы грузчиков и матросов. Нас уже ждал лопающийся от гордости Дек: ему удалось продать обе лодки за огромные, как он полагал, деньги. Ни один из нас не стал его разочаровывать; да и в самом деле он справился не так уж плохо, если учесть, что жители города страдали от застоя в делах.
– Можно мне на эти деньги купить меч? – с надеждой спросил Дек.
– На меч их не хватит, – ответила ему Блейз. – Впрочем, кое-что я для тебя купила. – Она отвязала от ножен своего меча длинный сверток и протянула Деку. Это оказался меч – своего рода.
– Но он же деревянный! – воскликнул паренек, пытаясь скрыть свое разочарование.
– Уж не думаешь ли ты, что каждый ученик воина сразу начинает тренироваться с настоящим оружием? Я уверена, что в городской страже вас обучали сначала владеть учебными клинками.
– Ну да…
– Я начну учить тебя сразу же, как только заживут твои ребра, – пообещала Блейз. – Я купила два деревянных меча.
Дек попытался выразить подобающую благодарность. Блейз решила приободрить мальчишку.
– Ох, чуть не забыла: я тебе еще и это купила. – Она протянула Деку пояс с ножнами, из которых торчала рукоять кинжала. – Думаю, тебе это подойдет больше, чем твой нож для разделки рыбы.
Дек расцвел, как маргаритка на солнце, на мгновение лишившись дара речи.
Блейз дернула Дека за ухо – это был самый ласковый жест, который она только когда-либо делала.
– Ты получишь настоящий меч, когда покажешь мне, что умеешь управляться с деревянным. А пока обращайся с кинжалом с осторожностью: это значит, что браться за него ты можешь, только чтобы спасти свою драгоценную шкуру. Понятно?
Дек ухмыльнулся и кивнул.
– Блейз! – Я неожиданно ощутил знакомый запах. – Я чую дастелцев! – Я разглядел маленькую стайку, рассевшуюся на снастях шхуны. Я показал на них Блейз, и тут одна птичка слетела вниз и уселась на швартовую тумбу. Следопыт по команде Блейз тут же улегся на землю и отвернулся.
– Ты Келвин Гилфитер? – знаками спросила птичка; мое имя далось ей с большим трудом.
Я уселся на причал рядом с тумбой и тихо – незачем всем на пристани гадать, с чего это я вдруг начал разговаривать с птицами, – сказал:
– Я Гилфитер. У тебя известие для меня? От Руарта?
– Да. Он сегодня утром отплыл на корабле вместе с цирказеанкой и злым колдуном.
– На «Любезном»?
Птичка кивнула.
– Он просил передать, что будет и дальше следовать за Флейм. Корабль идет сначала в столицу архипелага Ксолкас, а потом на Брет. Руарт сказал, что будет повсюду оставлять для тебя послания у местных дастелцев. И еще он велел передать, что Флейм становится все хуже и хуже. Она стала враждебной по отношению к нему – пытается прихлопнуть, как только он к ней приближается. Руарт сказал, что ты должен поторопиться.
– Спасибо тебе, – сказал я. – Мы выйдем в море, как только сможем.
– Сказал он тебе, кто такой злой колдун? – спросила Блейз.
Птичка снова закивала.
– Мы, дастелцы, живем надеждой. И мы почитаем вас за то, что вы пытаетесь сделать. – Исходивший от птички запах бесконечной печали противоречил ее словам. Меня это заинтересовало, но только мимолетно: я счел, что это не мое дело.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал я.
Птичка склонила голову, и Блейз ответила ей тем же. Обмен поклонами мог бы показаться театральным и глупым, но я почувствовал, что тронут. Я до сих пор часто задумываюсь о том, что сталось с той птичкой и со всеми остальными дастелцами, которые мечтали о родных островах, но, возможно, так на них и не вернулись.
Около полуночи мы вышли из устья Лентяйки, и у меня тут же начался приступ морской болезни. Шхуна совсем не походила на пакетбот с его аккуратными каютами, она обычно перевозила товары, а не пассажиров. В трюме было душно, темно и до сих пор воняло – совершенно отвратительно – гуано. Для нас там повесили гамаки, и тем удобства ограничились.
Корабль качало на волнах, и мой желудок откликался на каждый подъем и спуск.
Не говоря никому ни слова, я поспешил к борту и свесился через поручни.
После того как съеденное мной за ужином отправилось в море, я почувствовал себя немного лучше, так что даже смог доползти до укромного укрытого от ветра уголка у подножия мачты и свернуться там клубочком. По крайней мере воздух был свежим. Корпус шхуны скрипел каждой своей доской, как старик, у которого болят все суставы, а над головой в парусах пел ветер.