Ловушка

– Вера, почему вы считаете, что Анатолий?… – он взглянул на Толика вопросительно.
– Бабенко. Анатолий Семенович Бабенко. – Толик покраснел.
– Вера, почему вы считаете, – Гуров должен был начать фразу с начала, – что Анатолий Семенович может обрадоваться смерти Елены Сергеевны? – Лева был доволен собой. Фраза выстроена классически и адресована не столько выпившей, растерянной девочке, сколько мужчинам, которые обязаны активизироваться.
– Послушайте, товарищ… – произнес Качалин.
Гуров быстро повернулся к хозяину дома, взглянул заинтересованно, явно обрадовался вмешательству. Качалин смешался, махнул рукой и замолк.
Гуров посмотрел вопросительно на Сергачева: может, ты? Денис, исподволь наблюдавший за происходящим, вновь уставился в окно. Бабенко выбрал объектом своего внимания потолок и походил на верующего, который вопрошает: доколь прикажешь терпеть, о господи?
– Ну? – Лева посмотрел на девушку.
– Чего привязались? Ну чего вам от меня надо? – возмутилась Вера.
– Я не привязывался, – солидно ответил Лева. – Вы сказали, что гражданин Бабенко якобы рад неожиданной смерти. Мне интересно знать, почему вы так считаете?
Вера со свойственной женщине последовательностью сказала:
– Ничего я не считаю, отвяжитесь!
Сергачев продолжал любоваться городским пейзажем, Бабенко ждал ответа от бога, Качалин сосредоточенно варил кофе. Гуров, естественно, мог бы и не «отвязываться», но пауза его устраивала, давала возможность подумать. Причин для обвинения Толика у Веры может быть несколько. Личная антипатия? Отпадает, девушка в запальчивости так бы и сказала, обозвав парня подходящими словами, и момент для сведения счетов удобный. Личные отношения Толика и убитой, которые известны? Тоже не годится. Толик Бабенко, кто он в доме? Качалиными интересуются ребята из УБХСС, вспомнил Гуров. Толик в этой связке, в какой-то торговой комбинации, и был близок с Еленой Качалиной, именно с ней, и в дом Толик вошел как свой человек, и принят как свой. «Пойдем, помянем», – сказал Качалин. Вера о деловых связях знает, считает смерть хозяйки для Толика выгодной, проговорилась, после его, Гурова, вопроса опомнилась.
– А почему вы со мной так разговариваете? – наконец спросил Гуров, чувствуя, как атмосфера разряжается.
На лице Сергачева появилась ирония. Толик Бабенко покровительственно улыбнулся, но сразу спохватился и принял вид скорбный, хозяин снял безукоризненного покроя пиджак и расслабил узел галстука.
– Девочка, нервы… – Качалин вышел из кухни, повесил пиджак; на дверь в гостиную, где лежала его мертвая жена, даже не взглянул и вернулся на кухню. – Раз власть спиртное не разрешает, может, чай или кофе? – Он вернулся к плите.
У Левы началась головная боль, она вспыхнула сразу, будто по голове ударили. Слишком много информации, рождается множество вопросов, и нет времени. Сейчас бы чаю, хоть тридцать минут побыть одному, все систематизировать, разложить по полочкам. В этой квартире все не так, и все ведут себя противоестественно и лживо.
Хозяин даже не взглянул на жену, не спросил, отчего она умерла. Его должно было прорвать вопросами. Он же подпоясавшись фартуком, варит кофе. Возможно, Качалин жену давно не любит, даже терпеть не может, случается, но фактор неожиданности должен был сработать, но не сработал. Почему? Бабенко, судя по всему, не отличается ни выдержкой, ни высокой культурой: молча снес обвинение Веры, которое для невиновного звучало бы оскорблением. Вера сказала правду, и Бабенко неожиданно смерти рад? Возможно, но не факт.
Неужели Сергачеву не надоело здесь сидеть? Обнаружил труп, вызвал милицию, позвонил хозяину, все приехали, твоя квартира рядом, иди домой. Ждешь? Чего ты ждешь? Ты ждешь, когда я заговорю об убийстве. Простое житейское любопытство или страх перед разоблачением? Будем, Сергачев, ждать вместе.
Вера, дежурная вахтерша, она убирала в квартире, дружила с погибшей. Возможно, возможно, но тут есть что-то еще. Что делает женщина, даже потрясенная горем, получив информацию? Женщина несет информацию людям. У женщины это называется: делиться. Рассказать, как ужасно происшедшее и как несправедлива судьба. Какая невосполнимая потеря для нее лично, никто так не любил и не ценил погибшего человека. Вариантов много, необходимы слушатели и зрители, место Веры у входной двери, для данного момента лучше места не существует. Вера же сидит здесь, никому не нужная, лишняя… Стоп! Гуров почувствовал, что где-то близко, горячо!
Если бы не болела так голова, если бы он имел право на ошибку сейчас, когда истина рядом – протянуть руку и взять.
Полковник сказал: «Меня попросили». Что его попросили? Кто попросил? И Лева представил, как ребята, разматывая хозяйственные махинации, узнают о несчастном случае в квартире Качалина. Они бросаются к своему начальству: «Ложь! Никаких несчастных случаев! Убийство! – кричат они. – Ехать! Изобличить!»
Начальство сочувственно кивает. «Никуда вы не поедете. – И снимает телефонную трубку. – Константин Константинович, извините, что беспокою. Заявлено о несчастном случае с одной дамой, которая нас крайне интересует». Турилин, конечно, молчит, вопросов не задает, отвечает лаконично: «Мы постараемся». Старый розыскник отлично понимает: если о несчастном случае сообщают на таком уровне, значит, действительно «крайне интересует». Надо стараться, и стараться не врачу и эксперту – наука точна, науку не обманешь, на современном уровне криминалистики выдать убийство за несчастный случай практически невозможно, – сколько человеку из уголовного розыска.
Константин Константинович выбрал меня, понял Гуров, знал, предвидел, придется решать на месте в считанные минуты. Он выбрал меня.
Гуров провел ладонью по лицу и сказал:
– Игорь Петрович, у вас не найдется что-нибудь от головной боли?
Качалин ответить не успел. Толик Бабенко сунул руку в карман и положил перед Гуровым «тройчатку». Сергачев потянулся к лекарству, Вера смахнула его со стола, поставила перед Левой стакан, взяла бутылку коньяка.
– Мужчина! Покойников не видел? Выпей! – И налила до краев.
– Верочка! – пробормотал Качалин сконфуженно.
Сергачев вздохнул и отвернулся. Толик опустился на четвереньки, стал искать лекарство.
Они девочку боятся, понял Гуров. Я зацепился за слово «лишняя», отвлекся на Турилина и мотивы преступления. Вера здесь отнюдь не лишняя, мужчины ее боятся. Почему они девушку боятся?
Гуров смотрел на Веру серьезно, ждал объяснений: простак-то он простак, однако представитель власти и не должен позволять девчонке вести себя, как вздумается. Она поняла его немое требование, легко поднялась из-за стола вылила коньяк в раковину, сполоснула стакан, забрала у растерянного Толика таблетки, две положила на чистое блюдце и вместе со стаканом воды подала Гурову.
– Извините, пожалуйста, со мной случается, а сегодня, – она горько улыбнулась, – сами понимаете.
– Спасибо, – Гуров выпил лекарство, отметив, что на поступок Веры никто не обратил внимания.
Девочка чувствует себя здесь как дома, отметил Гуров, а как мгновенно изменилась? Двигаться вдруг стала мягко, пластично, из речи исчез базарный тон и вульгаризмы. Она умеет себя вести прекрасно, значит, ранее был театр. К чему бы это? И почему мужчины тебя боятся? Не надо изображать умника и изобретать колесо, его изобрели. Мужчина боится женщину в подавляющем большинстве случаев по одной причине. Не хочет афишировать отношения. Добрее надо быть, Гуров, добрее, о людях думай проще и лучше.
– Я могу сходить в ванную? – Вера смущенно потупилась.
Лева кивнул и, выйдя из роли, мягко и ободряюще улыбнулся. Мужчины не заметили его оплошности, Вера же не только заметила, она на секунду застыла, вглядывалась в Леву широко открытыми, удивленными глазами, а когда пошла к двери, задержалась, быстро глянула через плечо. Гуров не сумел перехватить этот мгновенный сигнал, но что какой-то сигнал был, не сомневался. Страх? Предупреждение?
– Не обращайте на девочку внимания. – Качалин разлил по чашкам густой черный кофе. – Жена избаловала… Елена… – он запнулся, но продолжал спокойно: – …любила ее, вроде младшей сестры. Детей у нас не состоялось.