Сын Розмари

Розмари потупила глаза. Одно упоминание о том давнем жутком событии заставило ее внутренне содрогнуться.
— Извини, — быстро промолвил Энди и наклонился поцеловать обе ее руки. — Глупо с моей стороны поминать былое и растравлять старые раны… Прости меня. Не сомневаюсь, что ты прошла через настоящий ужас.
Розмари горестно вздохнула и нашла в себе силы поднять глаза на сына.
— Продолжай, — сказала она. — И в чем заключался его план?
Прежде чем ответить, Энди отпил глоток шампанского. Розмари неотрывно наблюдала за ним.
— Ну, как тебе покороче рассказать… — произнес он, облизывая губы и ставя бокал обратно на кофейный столик. — Во-первых, он намеревался запустить в мир харизматического лидера, Великого Психоманипулятора, то есть гениального одурачивателя, высочайшего специалиста в области общения с массами — проще говоря, талантливого болтуна, который без мыла влезет в любую душу.
Тут Энди, глядя матери прямо в глаза, лукаво улыбнулся и прибавил:
— Но у этого сукиного сына обязательно будут нормальные, человеческие глаза. Согласно плану, эта марионетка к двухтысячному году должна достичь того возраста, в котором Иисус совершал свои подвиги. Даже некоторое внешнее сходство не помешает.
Энди приподнял подбородок и со значением погладил свою аккуратную бородку.
— Именно некоторое внешнее сходство с Христом, — продолжил он. — Чтобы вернее соблазнить христиан — и при этом не отпугнуть мусульман, буддистов и евреев. Такой человек, имея за спиной такую поддержку, без особого труда обретет нужные связи и соберет необходимые средства, чтобы начать самую блистательную и самую дорогую рекламную кампанию за всю историю человечества.
При этих словах улыбка исчезла с губ Энди. Теперь он молчал и прятал глаза, дышал тяжело, с усилием.
— Согласно плану, когда все-все на Земле поверят ему — за вычетом горстки несгибаемых параноиков-атеистов, вот тогда-то он и предаст человечество. Все человечество разом. Самое блистательное и самое дорогое предательство в истории человечества. Биохимические штучки. Тебе для собственного спокойствия лучше вообще не знать об этом…
Розмари растерянно заморгала глазами. Чем бы ни были эти «биохимические штучки»… от одного слова «биохимические» по спине бежали мурашки! Она догадывалась, на какие пакости способна химия в преступном союзе с биологией! Были тому примеры!
Энди наклонился ближе к матери, сжал ее руки в своих.
— Да, мама, — сказал он с горькой улыбкой, — вот для таких-то «подвигов» я и был взращен и воспитан. Воспитан им и брэдфордским колдовским кланом. Но как только умерли сильнейшие члены клана — Минни, Роман и Эйб, я начал задавать себе трудные вопросы. В то время я был еще подростком. Очень многие обычаи и ритуалы, которым и стал свидетелем, казались мне просто смешными и нелепыми. А кое-какие так прямо внушали отвращение. Я обнаружил в себе любовь к людям — я любил их почти всех, невзирая на то, кто именно их создал! Ведь я как-никак наполовину человек, не правда ли? Я ведь наполовину — ты. И кажется, даже более чем наполовину! Только взгляни на меня — и ты поймешь, что это так!
Розмари, кусая губы, внимательно слушала его.
— В итоге я восстал, — продолжил Энди свой жутковатый рассказ. — Твоя доля во мне оказалась сильнее его доли. Те немногие годы, что мы провели вместе… — Тут ему, похоже, горло перехватило от волнения. Он тряхнул головой, в глазах блеснули слезы. — Я… я всеми силами старался удержать в памяти тебя всю — твое тепло и твою ласку, чтобы иметь перед глазами пример души, устремленной к добру…
Вытирая кулаками слезы, он слабо улыбался, смущенно поглядывая на мать.
— Ах, Энди, Энди… — ласково выдохнула она, поглаживая его щеку.
Они потянулись друг другу, и их губы встретились в мгновенном поцелуе.
Розмари снова, нежно улыбаясь, погладила сына по щеке. И на ее глаза навернулись слезы.
Энди встал, быстрыми движениями расстегнул золоченые пуговицы красного пиджака, словно они мешали ему дышать. Затем, нервно прохаживаясь взад и вперед перед диваном, вернулся к прерванному рассказу;
— Итак, как я уже говорил, в итоге я восстал. Я вдруг понял: покуда я здесь, на Земле, он не имеет надо мной полной власти, что является лишним доказательством большей силы во мне именно человеческого, а не сатанинского. И я решил превратить «БД» из фальшивой декорации в реальность, то есть в нечто действительно полезное для человечества. Там, где, по замыслу Сатаны, должна быть одна видимость, я воздвигну осязаемый оплот Добра! А почему бы и нет? Ведь то, что проповедует Энди, исполнено простоты и правды — и никого не отвратит, кроме закоренелых тупоголовых атеистов. Я принялся исполнять свой план. И поверишь ли, мама, у меня получается! Получается! Градус ненависти в обществе понемногу падает. Люди вокруг стали чуть менее вспыльчивы. Учителя и ученики, боссы и подчиненные, жены и мужья, а также друзья и целые страны — все подвигаются к тому, чтобы более деликатно относиться друг к другу! Нравы повсеместно и ощутимо смягчаются. Всеми этими свершениями я как бы воздаю должное тебе, мама! Верней сказать, «как бы» тут неуместно. Надо сказать прямо: всем хорошим, что я делал и делаю, я возвращаю должное тебе, мама. За твою неизменную доброту, за все, что ты мне успела дать в мои первые годы на Земле.
Розмари пристально изучала его лицо.
— А как же?.. — почти робко начала она.
— Как он относится ко всему этому? — подхватил Энди, угадывая ее вопрос. — Ну… Представь себе состояние воинственного консерватора, «ястреба», чей сын стал активным сторонником движения за мир. Представила? А теперь помножь его злобу на десять.
Розмари усмехнулась и лукаво покачала головой:
— А ты, однако, мастер играть на клавишах либеральных душ!
— Положено, — с ответной улыбкой отозвался Энди. — Как-никак Великий Психоманипулятор, «гениальный спец по общению с массами»… Короче, он в неописуемой ярости. И мы теперь на ножах. Тотальная война. Но покуда я на Земле, он ничем не может меня остановить. Будь у него такая возможность, он бы давно стер меня в порошок! — Тут Энди остановился, бросил взгляд на свои массивные золотые часы и сказал:
— Увы, мне пора уходить.
— Так быстро! — воскликнула Розмари и в свою очередь вскочила с дивана.
— У меня позднее рандеву с кое-какими важными лицами, — сказал Энди, огорченно разводя руками.
— И ты ничего не поел! Смотри, сколько тут всяких вкусных вещей! Энди рассмеялся:
— Дорогая мама, начиная с завтрашнего дня мы с тобой будем так неразлучны, что ты скоро начнешь изобретать способы хотя бы на часок избавиться от меня! — Вынув из кармана карточку и положив ее на кофейный столик, он прибавил:
— Вот номер, по которому ты всегда сможешь связаться со мной — или сразу, или в пределах считанных минут.
Сын обнял Розмари за талию, и они вместе направились к выходу. По дороге Энди воркующим голосом говорил:
— На нижних этажах здания, где находится мой фонд и где обитаю я в промежутках между поездками по стране и по миру, есть первоклассный отель. Мы перевезем тебя туда уже завтра утром. Сам я занимаю пентхаус — последний, пятьдесят второй этаж небоскреба. Внизу огромный парк. Словом, вид из окон чудесный — тебе понравится. «БД» занимает три этажа — с восьмого по десятый.
В прихожей он остановился и застегнул воротник сорочки.
— Ты как себя чувствуешь? — озабоченно спросил он. — Сможешь завтра выдержать пресс-конференцию? Я должен знать заранее.
— Конечно, — отозвалась она, помогая ему завязать бабочку на шее. — Предвкушаю большое развлечение.
Энди деловито застегнул пиджак и сказал:
— Надо бы мне забрать тележку и ведерко со льдом. Не ровен час меня застукают и разоблачат. Уж лучше выдержу роль до конца.
Пока Розмари выглядывала в коридор — нет ли там кого из гостиничного начальства, Энди сходил в гостиную за тележкой.
Когда он вернулся, Розмари мечтательно улыбнулась:
— Какой чудесный День Благодарения ожидает нас в этом году!