Ложь во имя любви
– Патрик на пути к своему дедушке, ему будет хорошо там. – Костос старался, чтобы его слова звучали помягче. Он говорил с Алекс успокаивающим тоном, как разговаривают с тяжелобольными.
Пэдди в пути? Без нее? Она закрыла лицо руками, а затем выпрямилась, сделав глубокий вдох, безучастно глядя на стену. Она была в состоянии оцепенения.
– Но ведь с ним не было никаких документов...
Костос сконфуженно опустил глаза, стараясь не смотреть на Алекс.
– Я понимаю, что мне трудно оправдаться, но вы должны понять и меня. Так как дело не терпело отлагательства, мне пришлось использовать свои деловые связи. – Он не смог сочинить подходящую отговорку.
Неужели это правда? Такое ведь бывает только в плохих боевиках... Патрика похитила эта греческая террористка? Ее мальчика увезли от нее, украли, спрятали... У Алекс закружилась голова, желудок сжало, в висках стучало, мешая думать. Казалось, мозг окутан густым туманом.
Она никак не могла взять в толк, что Патрик больше никогда не войдет в эту дверь, не будет ползать со своими игрушками по этому ковру, что все то время, что она доверчиво ждала его возвращения, он уже был в самолете, который уносил его все дальше и дальше от нее.
Неожиданно Алекс вспомнила, как Лала сказала Патрику: «Давай помашем маме». Какое отвратительное бездушие и коварство!
Впервые за много лет Алекс объяло ощущение страха. Ее бил озноб. Что же это за люди? Разве не вчера Костос Сикельянос, член уважаемой семьи, беседовал с ней о перспективах, которые могут открыться перед Патриком, втираясь к ней в доверие, а сегодня беззастенчиво украл ребенка? А она поверила ему, сдалась... Где были ее глаза, где была ее голова?
– Вы не можете этого сделать... Забрать Патрика от меня таким образом... – Алекс говорила что-то маловразумительное тихим надтреснутым голосом, на ее лице была застывшая маска горя и отчаяния. Она медленно покачала головой. – Ведь у него нет даже пижамки.
Костос подошел к бару, инкрустированному красным деревом, вытащил красивую бутылку и плеснул приличное количество коньяка в широкий фужер. Лучшее средство от стресса. Это должно помочь ей, попытался он убедить себя.
Он жестом подозвал одного из телохранителей, стоящего у дверей, и дал ему несколько команд на своем родном языке, приказав привезти врача из посольства. Чего бы это ни стоило, ему сейчас было необходимо привести ее в чувство, чтобы закончить это дело полюбовно. Вот сейчас ему и должно пригодиться его умение вести переговоры в экстремальных ситуациях.
Костос подал Алекс фужер, но та взяла его, не понимая, что ей делать с ним. Фужер задрожал в ослабевшей руке. От прежней Алекс остались только яркие бирюзовые глаза. Ее лицо было лицом старой и усталой женщины. Она чувствовала, что ее жизнь трещит по швам.
Алекс смотрела в смуглое суровое лицо, поражаясь, как такая красота могла скрывать коварство и низость. Ей не хотелось верить в то, что произошло. Алекс растерялась, не зная, где теперь ей искать ее дитя. Она с трудом соображала. Она превратилась в робота, в тело-автомат, лишенное разума.
Алекс, не понимая, что делает, глотнула коньяку, и крепкий напиток обжег ей горло. Она закашлялась, но приятная теплота разлилась по телу, принеся некоторое облегчение.
– Чтобы загладить нашу вину, мы готовы возместить моральный ущерб, нанесенный вам, в любом виде, в котором вы потребуете. – Его голос звучал откуда-то издалека, она едва его услышала.
– Мне нужен Патрик, больше ничего. – Ей не потребовалось ни минуты на раздумье. В ее душе загорелась искра надежды. – Вы же влиятельный человек, отзовите самолет назад.
– Я уже не в силах сделать это. – Он возненавидел себя за эти слова.
Все, что говорил Костос, пролетало мимо сознания Алекс. На какой-то миг у нее возникло чувство, близкое к помешательству, какое случается, когда человека неожиданно смывает волной за борт. Наконец до нее стало доходить, что Патрика больше нет с ней. Его забрали, не потрудившись даже вынудить ее дать согласие на это. Как она могла поверить этому человеку? Как она могла позволить кому-то увести ребенка? Почему она сразу же не позвонила в полицию?
Неожиданно Алекс разжала руку, не стараясь даже подхватить упавший фужер. Он со звоном упал на пол. Резко пахнущая жидкость разлилась по светлому ковру. Алекс протянула руку к телефону, как утопающий тянется к спасательному кругу.
– Что вы собираетесь делать? – Его голос резко ударил по ее нервам.
Высокая фигура Костоса встала между Алекс и телефоном, не давая ей возможности подойти к нему.
Впервые в жизни она почувствовала, что возненавидела человека. И на какое-то безрассудное мгновение, ослепленная всем происходящим, она страстно захотела, чтобы он исчез из ее жизни раз и навсегда. Из ее с Патриком жизни. Она даже подумала, что способна его убить. Ей стало страшно от этой своей жуткой мысли, и она, сдерживая изо всех сил то, что рвалось из нее, сдавленно крикнула:
– Убирайтесь отсюда!
Он подошел к ней и попытался успокоить, дотронувшись до ее плеча. Она нашла в себе силы оттолкнуть его. И почти успокоилась. Есть же другой выход.
– Я сейчас же звоню в полицию. Вы нарушили международный закон. Никто не имеет право насильно увозить граждан США.
Он все еще старался ее успокоить:
– Остановитесь, вы не понимаете, что говорите.
Но она уже не могла остановиться.
– Я устрою такой международный скандал, что вы будете не рады тому дню, когда переступили порог моего дома. Откуда я знаю, может, вы собираетесь убить Патрика! Вы мне не предоставили никаких гарантий.
Ее слова ранили подобно стреле, сразу в сердце.
Алекс сквозь какую-то странную пелену, затянувшую ее глаза, увидела, как телохранители Костоса окружили его плотной стеной, закрывая его собой и отгораживая от нее, как будто это ему угрожала какая-то опасность, а не она сама стала жертвой его подлого коварства.
В ее словах прозвучала боль.
– Вы самый обычный трус!
Изменившись в лице, Костос что-то выкрикнул на своем языке, и его люди быстро и послушно вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.
– Я вовсе не трус, но, пока вы не выслушаете все мои доводы, я не дам вам звонить по телефону. Какова бы ни была моя роль в происшедшем, я не позволю вам нанести вред моей семье.
– Плевать я хотела на ваши доводы и вашу семью. Я хочу только одного. Верните мне Патрика!
Искусственное спокойствие, больше похожее на паралич, внезапно покинуло ее, и Алекс как фурия кинулась на Костоса, исхитрилась лягнуть его ногой что есть силы, надеясь, что сделала ему больно, так же больно, как сейчас было ей. Она бы с наслаждением его кусала и рвала бы когтями, но он перехватил ее на расстоянии всего нескольких сантиметров от телефона и удержал, обхватив обеими руками.
– Хотя вы и ударили меня, я не стану отвечать вам тем же. Я прекрасно понимаю ваше состояние. Вам нужно успокоиться, присядьте. – Он пытался сохранять хладнокровие, но это было трудно.
– Успокоиться? Как я могу успокоиться! – продолжала кричать Алекс, пытаясь вырваться из его железных тисков. – Вы не можете запретить мне звонить в полицию. Это мое неотъемлемое право. Вы – преступный тип. Вас должны арестовать как похитителя детей!
Его темные глаза смотрели на нее в упор, не желая ставить последнюю точку над «i».
– Нет причины так нервничать, вы все равно не сможете позвонить. Успокойтесь, и давайте поговорим. Ваш телефон отключен уже со вчерашнего дня.
– Что?!
Алекс в ужасе смотрела на него, не в состоянии поверить его словам. Как такое может случиться во второй половине двадцатого века в центре Лос-Анджелеса? И что же ей теперь делать?
Ее положение было безвыходным – телефон не работает, а ее квартиру оккупировали четыре звероподобных великана, от которых нельзя ждать ничего хорошего. Она заложница в своем собственном доме! Она побледнела как полотно и в изнеможении опустилась на диван.
– Чтобы вас немного успокоить, могу заверить, что Патрик в полном порядке и ничто не угрожает его здоровью и жизни, – заговорил Костос уже более спокойным тоном, видя, что она в растерянности и не делает более никаких попыток изменить ситуацию.