Дитя реки
— Уже второй раз я слышу о том, что меня ждет какое-то таинственное предназначение, но никто не хочет объяснить, почему именно меня и что это за предназначение.
Беатрис обратилась к мужу:
— Он разберется во всем достаточно скоро. Мы не должны больше ничего рассказывать.
Озрик подергал себя за бороду:
— Мне известно далеко не все. Например, что сказал лжец или что находится дальше конца реки. Я пытаюсь запомнить это снова и снова, но не могу.
Беатрис взяла ладони мужа в свои и объяснила Йаме:
— Однажды он был ранен и теперь иногда путается в том, что может случиться, а что уже случилось. Помни о пластине. Это важно.
Йама взмолился:
— Я знаю меньше вас. Позвольте мне еще раз взглянуть на картину. Возможно, там есть еще что-нибудь.
Беатрис перебила:
— Может, узнать твое прошлое и есть твое предназначение, дорогой. Только познав прошлое, ты можешь познать самого себя.
Йама улыбнулся: именно под таким девизом Закиль имел обыкновение вести свои бесконечные уроки. У него складывалось впечатление, что кураторы мертвых, библиотекари и архивариусы настолько похожи между собой, что они искусственно преувеличивают разницу, раздувая ее до смертельной вражды, совсем как братья, которые ссорятся и дерутся по пустякам, просто чтобы утвердиться как личности.
— Ты видел все, что мы могли тебе показать, Йама, — сказал Озрик. — Мы, как можем, сохраняем прошлое, но вовсе не претендуем на то, чтобы понимать все, что сохраняем.
Йама сказал официальным тоном:
— Благодарю, что вы показали мне это чудо. — Но сам подумал: картина доказывает только, что другие, похожие на него люди существовали в далеком прошлом; его значительно больше занимала мысль — а есть ли они сейчас? Очевидно, что должны существовать, он сам этому доказательство. Но где? Что разыскал доктор Дисмас в архивах своего Департамента?
Беатрис поднялась плавным, грациозным движением.
— Тебе нельзя оставаться, Йама. Ты действуешь как катализатор, а здешним местам опасны перемены.
— Если бы вы указали мне дорогу, я бы сразу отправился домой, отозвался Йама, но почти без всякой надежды: почему-то ему представлялось, что кураторы держат его в плену и не позволят уйти.
Однако Беатрис улыбнулась и мягко сказала:
— Я поступлю еще лучше, дорогой, я сама отведу тебя.
Озрик произнес:
— Сейчас ты здоровее, чем когда сюда прибыл, но полагаю, полное здоровье к тебе еще не вернулось. Позволь моей жене помочь тебе, Йама. Не забывай нас. Мы служили, как могли, и я чувствую, послужили хорошо.
Когда ты дойдешь до цели, вспоминай о нас.
Беатрис вмешалась:
— Не надо обременять мальчика. Он слишком молод.
Еще рано. Полагаю, он достаточно взрослый, чтобы понять, чего хочет. Помни о том, что мы — твои друзья, Йама.
Йама поклонился в пояс, как учил эдил, и повернулся, чтобы следовать за Беатрис, а ее муж остался сидеть в пятачке солнечного света. Зеркальные линзы очков по-прежнему делали непроницаемым его лицо. У него за спиной в обрамлении стройных колонн тянулись голубые, неведомые людям хребты, а на коленях лежала обернутая полотном картина.
Беатрис провела Йаму по длинной спиральной лестнице, потом сквозь вереницу огромных залов, где, до половины скрытые в каменном полу, стояли машины размером с целый дом. Еще дальше виднелись широкие круглые пасти шахт, куда уходили длинные узкие трубы из прозрачного, как стекло, металла. Уходили и терялись в белесой мгле глубиною не меньше лиги. В прозрачных трубах медленными всполохами возникали гигантские молнии. Подошвами Йама чувствовал глухую вибрацию, на тон ниже, чем звук.
Ему хотелось остановиться и рассмотреть эти машины, но Беатрис торопила, она провела его вдоль темных базальтовых стен длинного зала, который освещался белыми огненными шарами, висевшими под сводчатым потолком.
Некоторые участки пола оказались прозрачными, и глубоко под ногами Йама смутно различал огромные машины.
— Не смотри туда, — предупредила Беатрис. — Нельзя, чтобы они проснулись раньше времени.
В зал выходило множество коридоров. Беатрис провела Йаму по одному из них, и они оказались в крохотной комнате, которая начала трястись и гудеть, как только закрылись дверцы. На миг Йаме почудилось, будто он шагнул в пропасть, и он ухватился за поручень, идущий вдоль стены комнаты.
— Сейчас мы летим по подземному ходу, — пояснила Беатрис. — В наше время большинство людей живут на поверхности, но в древности они выходили туда только для игр и встреч, а жилье и рабочие места помещались под землей. Это — одна из старых дорог. По ней ты доберешься до Эолиса меньше чем за час.
— Такие дороги есть повсюду?
— Когда-то были. Теперь нет. Мы поддерживаем в рабочем состоянии некоторые из них под Городом Мертвых, но многие больше не действуют, а в районах вне пределов нашей юрисдикции положение еще хуже. В конце концов все разрушается. Когда-нибудь и Вселенная рухнет внутрь самой себя.
— В Пуранах говорится, что Храшпсли поэтому и ушли через Око. Но если Вселенная не погибнет в ближайшее время, тогда вообще непонятно, почему они ушли. Закиль никогда не мог этого объяснить. Он всегда говорил, что не мне ставить Пураны под сомнение.
Беатрис засмеялась. Смех ее был как переливы старого хрупкого колокольчика.
— Сразу видно библиотекаря! Но Пураны содержат множество загадок, и нет ничего дурного в том, чтобы признать, что не все ответы на них очевидны. Вполне вероятно, они недоступны нашему слабому интеллекту, но библиотекарь никогда не признает, что какой-либо из хранящихся у него текстов может оказаться непостижимым.
Он должен ощущать себя их владыкой и не допускает возможности поражения.
— Па картине показано создание Ока. В Пуранах есть сура, по-моему, сорок третья, в которой говорится, что Хранители заставили звезды устремиться в одну точку, и они перестали излучать свет, потому что он был слишком тяжелым.
— Может быть, и так. Ведь мы о прошлом многого не знаем. В былые времена находились такие, кто говорил, будто Хранители поместили нас сюда для собственного развлечения, как некоторые расы держат для забавы в клетках птиц. Но я и повторять не хочу такую ересь. Все, кто в нее верил, благополучно отправились в мир иной уже очень давно, но и сейчас подобная мысль еще опасна.
— Возможно, она справедлива или содержит в себе долю истины.
Беатрис рассматривала его живыми горящими глазами.
— Не надо горечи, Йама. Ты найдешь то, что ищешь, хотя, может быть, и не там, где ожидаешь. Ну вот, мы почти на месте.
Комнатка бешено затряслась. Йама упал на колени.
Пружинистый мягкий пол был обтянут искусственной тканью, гладкой и тонкой, как шелк.
Беатрис открыла дверь и повела Йаму по длинному, вырубленному в скале коридору. Целый лес стройных колонн поддерживал высокий потолок, а из узких щелей разливался тусклый свет. Когда-то здесь находилась мастерская каменотесов, и Беатрис вела Йаму мимо незаконченных резных панно и верстаков с разбросанными на них инструментами. Все заброшено уже не меньше столетия. Кругом целые горы пыли. У дверей она вынула темную повязку из какой-то мягкой ткани и сказала, что должна завязать ему глаза.
— Мы — тайный народ, ведь мы не должны существовать. Наш Департамент давно уничтожен, а мы выжили лишь потому, что умеем прятаться.
— Я понимаю. Мой отец…
— Мы не боимся разоблачения, Йама, но мы так давно скрываемся, что информация о нашем местонахождении имеет для некоторых людей большую ценность. Я не могу взваливать на тебя этот груз, он опасен. Если тебе потребуется снова нас найти, ты найдешь. Я тебе это обещаю. В ответ я прошу тебя поклясться не рассказывать о нас эдилу.
— Он пожелает знать, где я был.
— Ты болел. Теперь поправился и вернулся. Эдил будет так счастлив тебя видеть, что не станет расспрашивать слишком подробно. Обещаешь?
— Если только мне не придется ему лгать. Думаю, я покончил с ложью.
Беатрис осталась довольна.