Викинг

Я кивнул, и он показал мне пальцы обеих рук четыре раза. Примерно столько стрелок было нарисовано на карте, обозначая расстояние примерно в четыре сотни миль.
Затем Кулик сделал ямку примерно в футе к западу от той, которая обозначала пролив. Две стрелки показывали расстояние в двадцать миль. В том, что новая ямка изображала ближайшую точку на побережье Англии, я не сомневался.
— А как он узнал, что мы хотим плыть в Англию? — спросил я Китти.
— Иногда он наблюдает за нашими разговорами, и, прочитав по губам несколько слов, мог о многом догадаться.
Кулик поднял вверх палец, чтобы привлечь мое внимание и начертил извилистую линию, загибающуюся на север, примерно в пять футов длиной.
— Залив Хамбер, — раздельно сказала Берта.
Кулик кивнул, а мы с интересом смотрели на него. Однако он до сих пор не сообщил ничего нового. Вдоль побережья нам пришлось бы двигаться около шести сотен миль.
Он жестом попросил нас смотреть внимательно и одним движением ножа прочертил линию от нашего теперешнего места положения прямо на запад, к нашей цели.
— Он хочет, чтобы мы пересекли Северное море, — удивилась Берта.
Я начертил маленькую стрелку над этой линией, затем посмотрел на Кулика. Он трижды показал десять пальцев и один раз пять, указывая расстояние в триста пятьдесят миль. Затем повернулся к нам спиной и пошел к лодке.
— Такое путешествие было бы намного короче? — спросила Моргана.
— Естественно, при хорошем ветре мы можем проделать его за три дня.
— А долго мы будем плыть длинным путем?
— Вдоль побережья, прячась за мысами, двигаясь только при попутном ветре, мы доберемся дней за двадцать.
— Кто-нибудь когда-нибудь переплывал Северное море?
— Викинги говорят, что три корабля рискнули переплыть его, больше их не видели.
— Как ты думаешь, что с ними случилось?
— Они могли попасть в водоворот и провалиться прямо в Хель. Говорят, там бывают такие бури, что могут поднять корабль в воздух, а волны так высоки, что им ничего не стоит забросить его на вершину утеса. А еще там такой туман, что не видно солнца, и попавшие в него могут скитаться, пока не умрут от жажды и голода.
Никто не сказал ни слова, когда я смолк. Наконец, Моргана повернулась ко мне:
— Я не знаю, какие опасности нам встретятся там, но я знаю, что нам там не встретиться точно — флот Рагнара. Давай поплывем туда.
— Это игра со смертью, — ответил я.
— Мы уже играли с ней и вроде как выиграли. Если все получится, будем считать это знаком того, что доберемся до Авалона. Если же потонем, значит нам и не суждено попасть туда. Я буду молиться своим святым, а ты можешь воззвать к Одину.
— Кому будешь молиться ты, Китти? — спросил я желтокожую женщину на ее птичьем языке.
— Я буду молиться своим внутренностям, чтобы они держались покрепче. Мне будет страшно.
— Мы скоро сможем отплыть?
— Погляди на облака, понюхай ветер и решай.
— Поднимается восточный ветер. Наполняйте бурдюк водой и поищите в домах уголь и еду.
Китти позвала Куолу, и даже Кулик, видя суматоху, присоединился к ним. Крестики на шее не остановили Берту с Морганой. Они вошли в богатый дом и забрали богатую одежду для себя и меня. Моргана заявила, что это послужит интересам владельца — ведь мы враги викингов. Я проверял снаряжение.
— Куда теперь? — потягиваясь, спросил Рагнар. Он только что пробудился от долгого сна на солнышке.
— Скоро узнаешь.
Он внимательно всмотрелся вдаль, и на лице его появилось озадаченное выражение.
— Я надеялся, что мой флот уже подошел, но, вижу, ничего не изменилось, кроме ветра.
— Потерпи Рагнар, — ответил я, проверяя узлы, — и ты увидишь больше.
— Разве ты не понимаешь, глупец, что это прекрасное убежище? Их корабли обязательно войдут сюда.
— Так ты стал командовать флотом, потому что хорошо находил укрытия?
— Говорю тебе, если поплывешь между островов, то налетишь на мель, а если захочешь обогнуть их, то тебя унесет в море. Впрочем, меня устроит и то, и другое.
Я не ответил, а он притворился, будто не обращает внимания на солидный запас еды и питья. Мои спутники принесли какой-то ящик, в который у меня не было времени заглянуть. Мы вышли из бухты. Теперь ветер дул с такой силой, что нам пришлось приналечь на весла, чтобы не налететь на подветренный остров. Наконец перед нами оказалось открытое море.
— Втащите весла и ставьте парус, — закричал я.
И не смог удержаться — взглянул на Рагнара, чтобы увидеть выражение его лица. Недоуменный взгляд хёвдинга стал озабоченным.
— Ты новичок в хождении под парусом, но желтокожая ведьма не позволит тебе плыть вдоль побережья при таком ветре.
— Конечно нет, — ответил я, — мы плывем на север.
Он помолчал немного и зазвенел цепью, словно Локи, прикованный к скале.
— Клянусь Одином, мне не так стыдно, как было, — крикнул он.
— Я не слышу тебя, парус полощется слишком сильно.
— Такова моя судьба — быть свергнутым тобой. Моя душа знала это все время, и все это время я проклинал богов. Но ты вырастал на моих глазах. Сперва ты натравил сокола на Хастингса. Ты взывал к Одину из ямы с водой. Ты убил большого медведя и стал свободным. Я не обращал на все это внимания и дал тебе шанс сбежать с пленницей Хастингса, но я должен был разгадать твою хитрость у отмели, и мне стало стыдно, что меня так обманывает хитрый раб. — Он кричал во все горло, так что я хорошо его слышал.
— Если ты расскажешь, почему изменил свое мнение, я буду рад.
— Ты решился переплыть Северное море, где я, Рагнар Лодброк, ни разу не распускал свой парус.
— Это слушать приятнее, чем твой смех, когда ты всадил в меня гарпун.
— Ты был крепким парнем, и я не раз подумывал освободить тебя, но что-то в твоем лице отталкивало меня.
— Ты жалеешь, что не освободил меня?
— Жалеть, что я не спорил со своей судьбой? Так ты разговариваешь с могучим Рагнаром, скованным, словно собака?
— Я не это имел в виду. Мой язык подвел меня.
— Знаю. Ты викинг, Оге, и мы оба понимаем, что значит любить свои судьбы, какими бы они ни были, до последнего вздоха. А значит это, что мы до конца будем ненавидеть друг друга.
Когда берег превратился в узкую полоску, ни Рагнар, ни я больше не оглядывались назад.
Мне очень хотелось обернуться, думаю, что и Рагнару тоже. Но мы не показывали вида. Моргана и Берта не смотрели назад, потому что их родина была впереди, Кулик — потому что его домом была лодка, но Куола и Китти не отводили глаз от берега, пока он не исчез из виду.
Мне не было стыдно за них, я даже завидовал им.
Когда начало темнеть, я перенес постель Берты на новое место, чтобы мне можно было быть с Морганой. Берта плакала, твердя, что прыгнет в море и оборвет свою никому не нужную жизнь. На ее лице было такое горе, что я бы уступил ее мольбам, если бы Моргана не покачала головой.
Я пожалел, что у нее нет возлюбленного. Но потом подумал: а почему бы не Куола? Правда, от него сильно пахло тюленьим жиром, но к этому можно привыкнуть. Она не была обручена с ним, она даже не любила его, но если бы они оба были лапландцами, оказавшимися только вдвоем в зимней хижине, то одиночество, страх и холод перевесили бы все возражения. К тому же Куола был молод, здоров и крепок. Китти говорила, что он замечательный охотник. Берта была красивой саксонской девушкой в расцвете лет. Вся разница заключалась в том, что он был желтокожим и черноглазым, а она с белой кожей и голубыми глазами.
Тем временем Моргана утешала свою загрустившую подругу:
— Мы, конечно, можем погибнуть, но, скорее всего, останемся жить. Будем ли мы с Оге вместе или расстанемся, ты все равно будешь со мной.
Море катило длинные валы, и они плавно поднимали и опускали лодку. Темнело очень быстро, и с каждой минутой сжималось обозримое пространство. Если ночь застигала меня в лесу, я мог найти убежище на огромных деревьях; мне была понятна жажда крови волков, жизнь звенела в крике ночной птицы и в беготне зверей. Здесь же нас было семеро людей, отрезанных от остального мира. Я не чувствовал родства с холодными рыбами, снующими под лодкой, с акулами, чьи плавники резали волны неподалеку, и с ужасными чудовищами морских глубин.