Викинг

Не было слышно ни звука, кроме монотонного рокота волн. В бескрайнем море мы были всего лишь щепкой с крошечным парусом. Я подтянул его покрепче.
Рагнар следил за мной удивленными глазами. Наверное, он, как и я, понял, что залог нашей безопасности был в том, что «Игрушка Одина» подчинялась волнам, а не бросала им вызов, как драккары. Пока ветер дул в сторону Англии, надо было этим пользоваться. Если он прекратится, мы будем идти на веслах. Если ветер будет мешать нам, мы бросим морской якорь, и нас будет сносить не так быстро. Нас мог утопить шторм, мы могли разбиться о скалы. Нас могло отнести в Ледовое море или за край света. Но мы знали об этом, когда отправились. Не эти опасности пугали меня и заставляли сжиматься сердце, — это был ужас перед тьмой среди мертвых вод, вдали от людей, и полная неизвестность.
Кулик стоял у рулевого весла. Я подумал, что это правильно — ведь мы плыли в слепую ночь, а он был глух и нем. Потом его сменит Китти; когда она устанет, то разбудит Куолу, спавшего поблизости. Луна проглядывала сквозь рваные облака. Звезды то мерцали, то исчезали. Остальные будут спать и верить в то, что солнце взойдет, как всегда. Что еще оставалось делать?
У нас с Морганой было достаточно шкур, чтобы укрыться от резкого ветра, и мы были страстными любовниками. Лежа в объятиях друг друга, мы чувствовали незримое присутствие великих богов. Эти боги не прощали человеку гордо поднятой головы и бесстрашного сердца: он должен был трепетать перед ними, дрожать от страхов ночи, и никогда он не мог быть настолько счастлив, чтобы забыть об их существовании. Мурашки поползли у меня по спине, но радостное биение сердца быстро отвлекло от мрачных мыслей. Сердце Морганы часто и сильно билось рядом со мной.
Мы выбросили из головы непроницаемую ночь и безбрежный океан, и то, что даже слабейший из богов мог утопить нас одним мизинцем. Мы были просто любовниками, и никакая ведьма или вёльва не могли бы наложить на нас более сильных чар. Наши души и тела были полны волшебного пламени, словно зимнее северное небо.
Проходили часы, но ничего не менялось. Если ветер дул в том же направлении, то мы все еще плыли на запад. Если же он переменился, то только боги знали, куда нас могло отнести. Не могу сказать, что меня это заботило больше, чем безмятежный сон возлюбленной, лежавшей в моих объятиях. Я только хотел бы, чтобы облака не были столь густыми и не скрывали утреннее солнце.
За Лапландией, под Полярной звездой, среди зимних снегов, солнце иногда не всходит совсем. Китти своими глазами видела это, когда голод заставил ее племя преследовать стадо диких оленей, кочующих на север. Люди стали поговаривать о кровавом жертвоприношении, но никто не хотел предложить себя; и, в отличие от данов, они не могли решиться перерезать горло кому-нибудь из соплеменников против его воли. Их шаман заявил, что они все умрут. Они, конечно, поверили ему. Но однажды солнце показало золотистое плечо из-за пустыни снегов. С тех пор оно появлялось постоянно, оставаясь на небосклоне все дольше, и они решили, что оно отсутствовало по какому-то неотложному делу.
Я не поделился своими мыслями с Китти, потому что был скорее взволнован, чем встревожен. Держа весло, я внимательно всматривался в море, туда, где, как я думал, был восток. Время шло, но ничто не указывало на близкий рассвет. Я почти решился разбудить Китти, когда край неба посерел. Небо светлело все быстрее и быстрее, и я вздохнул с облегчением. Боги знали, что я не хотел потеряться в бесконечной ночи, и меня, как видно, рано было лишать жизни.
Я был даже несколько разочарован этим рассветом в открытом море — он ничем не отличался от любого другого. Тот же туманный свет, такое же медленное проявление очертаний восточных холмов, только теперь вместо холмов были облака. Я осмотрелся вокруг — ни признака земли. Только восходящее солнце, свистящий ветер, мчащиеся по небу облака да без устали катящиеся волны. И в этом разгуле стихий наш крошечный деревянный конь, разрезая пену, нес своих семерых всадников.
— В таком море мы бы нашли Авалон, — сказал я подошедшей Моргане.
— Думаю, что море будет побольше.
Вскоре небо расчистилось, и ветер сник еще до полудня. Мы взялись за весла. Солнце пыталось догнать нас, а мы — нашу тень, и к вечеру она уже тащилась позади нас.
Темнота наступила быстро. Никогда я не видел такой ясной ночи. Звезды сияли, словно алмазы, и их невозможно было сосчитать. Но затем облака закрыли и луну, и тысячи небесных огоньков. Поднялся ветер, и мы уже не могли понять, в каком направлении нас несет. Мы ничего не могли сделать, поэтому бросили якорь и заснули до утра.
Небо посветлело, и мы, словно совы, завертели головами, высматривая солнце. Пелена облаков была так густа, что лодка не отбрасывала даже слабой тени. Не помог и мой испытанный способ: лезвие ножа обычно всегда затеняло ноготь большого пальца, но не сегодня. Ветер мог быть попутным, а мог быть и встречным, так что мы не поднимали якорь.
Прошло много времени.
Наконец Кулик достал крошечную железную рыбку, с которой как-то забавлялся в тумане в день, когда мы перехитрили Хастингса. Он вновь держал ее на веревке, но я уже не был уверен, что это оберег, потому что Кулик не давал ей раскачиваться и следил за ней очень внимательно.
— Наверное, эта штука предсказывает добро или зло тому, на кого показывает, — предположила Берта.
Мне было очень любопытно. Указав на рыбку и вопросительно подняв брови, я дал ему понять, что озадачен. Кулик ножом отрезал кусок шкуры, надрезал себе палец и очень аккуратно нанес несколько капель крови на внутреннюю сторону. Я удивился еще больше. Одной рукой он делал вид, что правит, а другую приложил козырьком ко лбу, словно пытаясь рассмотреть что-то вдали. Затем, переведя взгляд на обрывок шкуры со сделанным кровью странным рисунком, он изобразил радость. Тут я понял, что он показывал заблудившегося кормщика, а картинка на шкуре изображала созвездие Большой Медведицы.
Я заинтересованно глядел на него. Тем временем он выдавил еще каплю крови, и бережно поместил ее на линии с двумя звездами, которые мы называем Стрелкой. И я догадался, что это — Полярная Звезда, путеводная для всех моряков.
Затем Кулик спрятал свой рисунок и принялся изображать отчаяние от безуспешных поисков. Потом он извлек свою рыбку и повернул головой туда, где был спрятан чертеж и торжествующе извлек его оттуда. Этим он хотел сказать, что рыбка указывает на Полярную Звезду.
После этого он грустно посмотрел на рыбку, сердито потряс ее и убрал, а затем вновь сел на свое место со своим обычным безразличным видом.
— Похоже, это волшебная вещь, только она сломана, — сказала Моргана.
Я повернулся к ней с изумленным видом. То, что казалось бессмысленным, вдруг стало ясным.
— Когда не видно Полярной Звезды, рыбка может указать на нее, — ответил я.
— Хотел бы я иметь такую, — заметил Рагнар по-датски, — я мог бы напасть на Англию коротким путем. Если бы вёльва продала мне попутный ветер, я бы добрался до залива Хамбер за пару недель. Тогда я мог бы взять больше воинов и меньше припасов. Я успел бы выгрести богатства из всей страны до осенних штормов. Я мог бы преследовать англичан, а не позволял бы им убегать. Как думаешь, Оге, хорошая колдунья смогла бы его починить?
— Это христианская вещь, и нужны христианские чары.
— Среди нас есть христиане, только сомневаюсь, что калека отдаст рыбку добровольно. Но я могу размозжить ему голову цепью.
— Вряд ли стоит так начинать дело.
— А ты скажешь христианам, что это случайность. И не говори, что собираешься привести викингов к христианским берегам. Может, пара их молитв на латыни сделают свое дело. Если Моргана станет что-то подозревать, подожди, пока она не ослабеет в твоих объятиях, и тогда возьми с нее обещание помочь. Если она похожа на других христианок, то пообещает все золото на земле.
— Ты сравниваешь ее с Энит?