Буря мечей. Книга II

— Не попадусь. Хуже никого нет.
— Ты еще не знаешь моего братца. Григор как-то убил человека за то, что он храпел — своего собственного латника. — Когда Клиган усмехался, обожженная сторона его лица натягивалась, и рот кривился совсем уж противно. Губ у него с той стороны не было, а от уха остался только обрубок.
— Твоего брата я знаю. — Пожалуй, Гора и правда хуже, если подумать. — Его и Дансена, и Полливера, и Раффа-Красавчика, и Щекотуна.
— Где это ненаглядная дочка Неда Старка умудрилась завести такие знакомства? — удивился Пес. — Григор своих крыс ко двору никогда не таскал.
— Я их встретила в деревне. — Арья доела сыр и взяла сухарь. — В деревне у озера, где они взяли в плен меня, Джендри и Пирожка. Ломми Зеленые Руки тоже взяли, но Рафф-Красавчик убил его, потому что он не мог идти.
— Взяли в плен? Люди моего брата? — Клиган засмеялся, будто зарычал. — Григор так и не понял, что у него в руках, верно? Ну, ясное дело — иначе он приволок бы тебя в Королевскую Гавань и кинул на колени Серсее. Чудеса! Непременно расскажу ему об этом, прежде чем вырезать его сердце.
Он уже не в первый раз говорил, что убьет Гору.
— Ведь он же твой брат, — усомнилась Арья.
— А тебе разве никого из своих братьев не хотелось убить? — Он опять засмеялся. — Или сестру? — На лице Арьи, должно быть, отразилось что-то, потому что он придвинулся ближе. — Это Санса, да? Волчонок хочет убить хорошенькую птичку.
— Нет, — огрызнулась Арья. — Я тебя хочу убить, вот кого.
— За то, что я разрубил твоего дружка пополам? Я и кроме него много народу поубивал, можешь мне поверить. По-твоему, я чудовище? Может, оно и так, только твою сестру я спас. Когда толпа стащила ее с коня, я порубал их и привез ее назад в замок — иначе с ней было бы то же самое, что с Лоллис Стокворт. А она мне спела. Ты ведь не знала этого, да? Твоя сестра спела мне красивую песенку.
— Врешь ты все, — выпалила Арья.
— Ты и половины правды не знаешь. Черноводная, надо же! С чего это взбрело тебе в голову? Куда мы, по-твоему, едем?
В его голосе звучало презрение и Арья заколебалась.
— Обратно в Королевскую Гавань. Ты везешь меня к Джоффри и королеве. — Она поняла уже, что это неправда, иначе он не задавал бы ей такие вопросы, но надо же было что-то сказать.
— Глупое волчье отродье, — проскрипел он. — Плевать я хотел на Джоффри, на королеву и на эту горгулью, ее братца. Я покончил с этим городом, с Королевской Гвардией и с Ланнистерами. Разве псу место рядом со львами? — Он напился воды и протянул мех Арье. — Эта река — Трезубец, а не Черноводная. Представь себе карту, если сумеешь. Завтра мы выберемся на Королевский тракт и поскачем прямо в Близнецы. Это я верну тебя твоей матери, а не благородный лорд-молния со своим огненным мошенником-жрецом. Я, чудовище. — Увидев ее лицо, он ухмыльнулся. — Думаешь, только твои друзья-разбойнички чуют, где можно поживиться? Дондаррион отнял у меня золото, а я забрал тебя. Ты, мне сдается, стоишь вдвое дороже того, что у меня было. А может, и больше, если б я продал тебя Ланнистерам, как ты боялась, но этого я не сделаю. Даже Псу надоедает получать пинки. Если боги дали вашему Молодому Волку хотя бы столько мозгов, сколько дают жабе, он сделает меня лордом и пригласит к себе на службу. Я ему нужен, хотя он пока еще сам это не знает. Может, я даже Григора для него убью — ему это понравится.
— Он ни за что тебя не возьмет, — отрезала Арья. — Только не тебя.
— Тогда я возьму столько золота, сколько смогу унести, засмеюсь ему в глаза и уеду. Если он не возьмет меня на службу, ему лучше всего меня убить, но он не убьет. Для этого он слишком сын своего отца, насколько я слышал. Ну что ж — я выигрываю в любом случае, и ты тоже, волчонок. Так что перестань на меня огрызаться, мне это надоело. Помалкивай и делай, что я велю — тогда мы, глядишь, еще поспеем на свадьбу твоего дядюшки.
 
ДЖОН
Кобыла еле дышала, но Джон не мог дать ей роздыха. Он должен был успеть к Стене раньше магнара. Он спал бы в седле, будь у него седло — без него Джону и бодрствующему трудно было усидеть на лошади. Рана в ноге мучила его все сильнее. Он не мог позволить себе отдохнуть подольше, чтобы заживить ее.
Увидев со взгорья бурые колеи Королевского тракта, змеящегося на север через холмы и равнины, Джон потрепал кобылу по шее.
— Теперь нам остается только ехать по этой дороге, девочка, а там скоро и Стена. — Нога у него точно одеревенела, и в голове от жара так мутилось, что он дважды чуть было не поехал не в ту сторону.
Да, скоро Стена. Он представлял себе своих друзей, пьющих подогретое вино в трапезной. Хобб хлопочет у своих котлов, Нойе в кузнице, мейстер Эйемон сидит в своих покоях под вороньей вышкой. А Старый Медведь? Сэм, Гренн, Скорбный Эдд, Дайвин с деревянными зубами? Джон мог только молиться, чтобы кому-то из них удалось уйти с Кулака.
Игритт тоже постоянно занимала его мысли. Он помнил запах ее волос, тепло ее тела... и ее лицо в тот миг, когда она перерезала горло старику. Нельзя было ее любить, шептал ему один голос. Нельзя было ее оставлять, настаивал другой. Может быть, и отец вот так же разрывался надвое, когда оставил мать Джона, чтобы вернуться к леди Кейтилин. Он дал клятву верности леди Старк, а я — Ночному Дозору.
В лихорадочном жару он чуть не проехал мимо Кротового городка, не соображая, где находится. Городок почти весь располагался под землей, и наверху при свете убывающей луны виднелась только кучка жалких хижин. Бордель представлял собой сарайчик не больше нужника, и его красный фонарь, поскрипывавший на ветру, походил на глаз, налитый кровью. Джон сполз с лошади около примыкающей к заведению конюшни и криком разбудил двух конюхов.
— Мне нужна свежая лошадь с седлом и уздечкой, — заявил он тоном, не допускающим возражений. Ему привели лошадь, принесли мех с вином и полковриги черного хлеба. — Будите всех, — распорядился Джон. — К югу от Стены одичалые. Берите свои пожитки и идите в Черный Замок. — Он взобрался на вороного мерина, скрипя зубами от боли, и во весь опор поскакал на север.
Когда звезды на востоке стали меркнуть, перед ним выросла Стена. Озаренная луной, она мерцала над деревьями и утренним туманом. Он гнал коня по скользкой проселочной дороге, пока не увидел каменные башни и бревенчатые стены Черного Замка, похожие на кучку поломанных игрушек под ледяной глыбой Стены. Заря уже раскрашивала лед пурпурными и розовыми тонами.
Он не услышал окрика часовых, проезжая мимо служб, и никто не вышел ему навстречу. Черный Замок казался таким же заброшенным, как Серый Дозор. Между плитами на дворе торчала сухая бурая трава. Старый снег лежал на крыше Кремневой Казармы и под северной стеной башни Хардина, где Джон спал до того, как стать стюардом Старого Медведя. На башне лорда-командующего после того давнего пожара остались следы копоти. Мормонт потом перебрался в Королевскую, но свет не горел и там. Снизу Джон не видел, есть ли часовые на Стене, но на огромной деревянной лестнице с южной ее стороны, похожей на огромный зигзаг молнии, не было никого.
Из трубы оружейной, однако, поднимался дымок, почти невидимый на сером северном небе. Джон спешился и заковылял туда. Тепло пахнуло на него из открытой двери, как дыхание лета. Однорукий Донал Нойе, качавший мехи у огня, обернулся на шум.
— Джон Сноу?
— Он самый. — Джон, несмотря на лихорадку, изнеможение, рану, магнара, старика, Игритт и Манса, расплылся в улыбке. Хорошо вернуться домой, хорошо увидеть Нойе, пузатого, с зашпиленным рукавом, заросшего черной щетиной.
Кузнец бросил мехи.
— Что у тебя с лицом?
Про лицо Джон успел позабыть.
— Один оборотень хотел выцарапать мне глаза.
— Я уж не чаял тебя увидеть — ни целого, ни в шрамах, — нахмурился Нойе. — Мы слыхали, что ты переметнулся к Мансу-Разбойнику.
Джон ухватился за дверь, чтобы не упасть.