Золотой немецкий ключ большевиков

Никитин на страницах своих воспоминаний рассказал, с каким невероятным трудом пришлось ему восстановить разрушенную переворотом военную контрразведку – вплоть до того, что первые деньги на организацию столь необходимого в период войны государственного дела ему пришлось взять взаймы у частного лица. Для деятельности немецких агентов всех рангов и мастей в таких условиях открывался широкий простор. Может быть, русская военная контрразведка была бы совершенно беспомощна, если бы не находила поддержки со стороны иностранных делегаций союзных держав.
«Досье» контрразведки революционного периода открывается в Петербурге расследованием деятельности журналиста Колышко, прибывшего из Стокгольма в начале апреля. Колышко довольно явно принадлежал к кругу тех «пацифистов», которые работали на сепаратный мир России с Германией – он еще до революции приезжал, в Петербург для информации премьер-министра Штюрмера. В мою задачу отнюдь не входит рассмотрение всех начинаний, так или иначе связанных с немецким главным штабом, поэтому частное досье Колышко я приоткрою только на той странице, где Никитин пытается установить некоторую связь между деятельностью Колышко и деятельностью Ленина. При обысках, произведенных чинами контрразведки, было обнаружено собственноручное письмо Колышки, адресованное в Стокгольм близкому ему лицу некоей Брейденбод, по сведениям английской разведки, находившейся в непосредственной связи с немецким штабом.
Письмо на французском языке было направлено с нарочным. – по утверждению самого «журналиста К» письмо его было извлечено из дипломатической вализы («П. Н» 25. X. 32). «Мы много работали, чтобы прощать Милюкова и Гучкова»-писал Колышко, по словам Никитина, «дословно»: «теперь почва подготовлена: «а bоn еntеndeur salut» (автор переводит так: имеющий уши, да слышат). Далее шло указание на необходимость передать партии центра Рейхстага, «чтобы она перестала бряцать оружием», что «ее непримиримые требования аннексий и контрибуции губят Германию». Тут же указывалось, что «Ленин не соглашается поддерживать эти требования». Наконец, следовала просьба прислать пол миллиона руб. через Стокгольм и пол миллиона через Христианию (Колышко приобрел у Нотовича «Петроградский Курьер» для создания газеты, которая проводила бы германофильскую линию). Во фразе, относящейся к Ленину, Никитин видит доказательство «каких то переговоров» Колышко с Лениным. Конечно, можно дать и иное толкование словам Колышко (если допустить, что фраза воспроизведена точно) – вопрос мог идти об использовании агитации Ленина.
Контрразведка, между прочим, установила, что Колышко посещал некий Степин, игравшей активную роль среди большевиков (Степин, бывш. агент компании Зингер, имел значительные связи среди рабочих, которым продавал до революции швейные машины в кредит). По наблюдениям агентов наружного наблюдения, «начиная с апреля месяца 1917 г. Степин нанимал людей для участия в большевистских демонстрациях». Сдружившись со Степином, один из таких ловких тайных агентов, пообещавший дать Степину казачьи связи, проник в его бюро, где Степин показал ему «пачки» денег в мелких купюрах по 5-10-25 рублей. «Просматривая рапорты агентов, – утверждает начальник контрразведки – можно было убедиться, что не проходило и двух дней, чтобы Степин не побывал в штабе Ленина, в доме Кшесинской». 3-го июля в 6 час. вечера Савицкий (упомянутый агент контрразведки) застал Степина за прямой раздачей денег солдатам. Последний самодовольно заявил, что денег у него, сколько угодно, что он «первый человек у Ленина», что последний ему доверяет и «сам дает деньги». Так ли это было в действительности или нет, но во всяком случае можно сделать вывод, что к Ленину прилипали всякого рода немецкие агенты. Степин был арестован [66].
Другое «направление» контрразведки вело в Финляндию. Агенты разведки «нащупали» два места в районе Торнео, через который отдельные люди нелегально переходили границу и связывались в Выборге с приезжими из Петербурга– среди последних была Колонтай. Никитин сообщает, что в первых числах июня через Переверзева, со слов одного из членов Ц. К. партии большевиков, стало известно, что Ленин сносится с Парвусом письмами, отправляемыми с особыми нарочными [67]. И вот в Торнео при попытке перехода границы нелегальным путем было обнаружено письмо, адресованное (?) Парвусу. Потом доставлено было еще два письма: «все они, написанные одним и тем же почерком, очень короткие не больше одного листа обыкновенной почтовой бумаги в 4 стр., а последние так даже в 2 стр.» Содержание писем было весьма лаконично, без всякого вхождения в какие либо детали. В них просто приводились общие фразы, в роде; «работа подвигается очень успешно», «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы», «будьте осторожны в письмах и телеграммах», «материал, посланный в Выборг, получили, необходимо еще», «присылайте побольше материалов», «будьте архи-осторожны в сношениях» и т. д. «Присяжные графологи» установили, что неразборчивая подпись принадлежит Ленину. «Письма эти – добавляет автор – читали все мои помощники и Переверзев». [68]
«Настойчивые просьбы Ленина, обращенные именно к Парвусу о присылке «побольше материала». были очень сомнительны» – замечает Никитин: «примем во внимание, что тогда в России существовала полная свобода печати, очевидно, не могло быть и речи о присылке секретным путем каких бы то ни было печатных материалов. Торговлей Ленин не занимался; таким образом, гипотеза о товарах также отпадала. Оружия у большевиков в петроградских полках было, сколько угодно. Что же подразумевал Ленин под словом «материалы», обращаясь секретным путем к официальному германскому агенту»? Оставим вопрос о толковании текста в стороне. Самый факт обращения Ленина к Парвусу после всего того, что мы внаем, был бы убийственным доказательством виновности Ленина. Как мог Ленин – этот «великий революционер» с чертами «педантичного нотариуса», по выражению Троцкого, – соединявший «смелые замыслы» с тщательной предусмотрительностью в выполнении, так старательно обставивший в Швейцарии свое политическое алиби и в силу этого уклонявшийся от каких либо непосредственных сношений с Парвусом, вдруг сделать без особой к тому надобности такой неосторожный и ложный шаг? Нет, этого шага Ленин не делал. В № 21 «Пролетарской Революции» (1923 г.) большевики опубликовали 3 письма Ленина, найденным в копиях, заверенных представителем контрразведки подполк. Мясоедовым, в архиве министерства юстиции. Не приходится сомневаться, что это именно те письма, которые были отобраны при обыске в Торнео или в других прилегающих к границе местах. В одном ив этих писем есть фраза: «будьте архи-аккуратны и осторожны в сношениях». Но письма эти адресованы не Парвусу. Два письма направлены Ганецкому (одно помечено 21 января, другое 12 июня) и третье Карпинскому в русскую библиотеку в Женеве (12 апреля).
В сущности письма информационного характера. Ленин жалуется Карпинскому, что трудность сношений с заграницей «невероятно велика»: «нас пропустили, встретили здесь бешеной травлей, но ни книг, ни рукописей, ни писем до сих пор не получили». «Очевидно, военная цензура работает чудесно – даже чересчур чудесно, но Вы знаете, конечно, что у нас ни тени нигде о войне не было и быть не могло» Ленин просит Карпинского прислать конец его рукописи по аграрному вопросу. В нервом письме к Ганецкому Ленин сообщает, что письмо.№ I (от 22-23 апреля нов. ст.) получено, как и две тысячи от Козловского, но «пакеты» до сих пор не получены, жалуется Ленин на затруднительные сношения – «с курьерами дело наладить не легко», и сообщает, что сейчас «едет специальный человек для организации всего дела. Надеемся, – ему удастся все наладить». Второе письмо, имеющее в виду Ганецкого и Радека, наряду с информацией о «шовинистическом угаре» в Петербурге и выражением надежды, что удастся выправить линию «Правды», «колеблющейся к каутскианству», снова сообщает: «до сих пор ничего, ровно ничего, ни писем, ни пакетов, ни денег от вас не получил, только две телеграммы от Ганецкого»