Тень в камне

Что ж, Кассарелли — всего навсего дело. Оно закончилось подобно тому, как и множество других, «чечеткой» — термин, придуманный Эйхордом. Вполне законная «чечетка»: жертва кормит червей, а крутые парни гуляют на свободе. Конечно, все далеко не так просто. Да вообще никогда не было простым, ясным и не делилось только на черное и белое. Больше того, публика только и ждала, чтобы дело оказалось масштабным, сложным, неразрешимым, высосанным из пальца, запутанным, чтобы адвокаты вместе с судьями могли нажиться, запудривая мозги сводящими с ума юридическими, тонкостями.
Он часто думал, что в конце концов зацепит «танцора». А, черт с ним, пусть теперь ломает себе голову Международный Красный Крест. Эйхорд продолжал копаться в себе. Прилепили ярлык: «эксперт по серийным убийствам»... Время от времени об этом вспоминала пресса. Когда требовалось придать остроты газетным публикациям в ход шли состряпанные криминальные истории.
Его использовали, да и сам он, пожалуй, не брезговал светом рампы, чтобы потешить свою персону раздачей чаевых за дополнительную работу. Взятки, прилипающие к рукам, — ржавые винтики бюрократической машины. Мускулы для вышибания дверей, клинья, стамески, инструменты, с помощью которых разрозненные факты складывались в аккуратную поленницу. Известность, громкое имя помогали вызвать на откровенность потенциального информатора, привлекали людей, как мотылька пламя свечи.
Но в какой-то момент ты так выворачиваешься наизнанку перед средствами массовой информации, что жизнь начинает походить на клоунаду. Ему пришлось бессчетное количество раз пересказывать историю о сумасшедшем докторе, которого он взял по наводке наркомана-стукача. И еще одно большое дело — по нему Джек ездил в Чикаго. Все до того заболталось, что в конце концов стало казаться нереальным. Может, этого и не было?
«Да, с годами сильно меняешься, — подумал Эйхорд. — Ли правильно заметил. Мне теперь на все плевать. О моих успехах так много говорили, что они стали похожи на затертые открытки. Я за себя не то Что гроша, куска дерьма сегодня не дам». Самокопание утягивало его в бездну, как в его кошмарах... «...Пошли!» — чудится ему. Это два парня, весело бултыхающиеся в воде, зовут его. Их имена из детства четко всплывают в памяти. Хотя, как звали психа-дантиста, он не может вспомнить, но Уортли Уильямс и Кэбри Браун не забыты даже сорок лет спустя. Необъяснимо.
— Пошли, неженка, — дразнятся знакомые голоса.
— Я не неженка.
— Джек — маменькин сынок!
— Аuа, он, как цыпленок, боится ножки замочить. Девчонка-трусиха!
И в своих кошмарах Джек плывет мимо волнорезов, куда родители запрещали ему заплывать, где было так глубоко, что никто никогда не доставал дна, где темнела, таилась бездонная пучина и где маленьким мальчикам нечего было делать.
— Маменькин сынок! А ну, нырни, нырни! Не можешь! — продолжает издеваться Кэбри Браун.
— А вот и могу.
— Докажи. И мы посмотрим, как ты ныряешь. Плыви к нам. Это всего пятнадцать — двадцать футов. [3] Нет, у тебя духу не хватит.
— Точно, — подначивает его Уортли Уильямс, второй задира. — Трусливый цыпленок никогда не нырнет. Цыпленок и маменькин сынок.
— Черта с два, — отчаянно кричит Джек и, набрав полную грудь воздуха погружается в холодную чернильную тьму озера, изо всех сил работая руками и ногами. Лихорадочно колотится сердце. В мутной воде нельзя открыть глаз. И вдруг, о Боже, что-то зажимает его, как в тиски. Это ребята, обхватив его, держат под водой. Он яростно вырывается, но ничего не получается, они больше и сильнее. Он борется, пытаясь освободиться, хочет закричать и глотает галлона три зеленой вонючей воды, задыхается, плачет, теряет сознание, все меркнет перед глазами... И вдруг просыпается в холодном поту. С ужасом осознает, что с похмелья могло быть хуже. Он испытывает облегчение оттого, что это просто кошмар, и его мертвое тело не лежит на дне Шугарлейк. Облегчение от сознания, что в любую минуту можно скинуть ноги с кровати, и нет разламывающей виски боли, которая начинается у глаз, сверлит мозг и превращает пробуждение в пытку, так что приходится лежать с закрытыми глазами, накрывшись с головой. Типичное утро алкоголика.
Смесь из кошмара и головокружения — плохое начало дня. Но даже в эти несколько секунд самосознания, пока еще честен сам с собой, Джек понимал, что не сможет прожить без «лекарства». Вставал, с омерзением представляя вяжущий привкус полоскания для рта, зубной пасты. Только от предвкушения первого глотка загорался, как радиолампа в старом приемнике, хотя знал, что его снова начнет засасывать в болото.
Теперь цель состояла в том, чтобы побыстрее добраться до кухни. Достать большую кофейную чашку и наполнить ее кубиками льда. Плеснуть порцию «Дэниелса». [4] Добавить воды и влить в себя немного этого «лекарства». У-м-м-м. Вздрогнуть. Проклятье. Ага, порядок. У-м-м. Проскочило, Джеки выпил «лекарство», как послушный мальчик. Давай-ка повторим. Дерьмо! Но день уже казался более приятным. И он снова наполнял чашку, обходясь на сей раз без воды. Лед таял. Огонь растекался по телу.
Вот так это начиналось. И он сразу чувствовал, что его, как бывало прежде, засасывает. С ним такое случилось много лет назад. Тогда он осознал, что время героев прошло. (Надо же было выдумать такой идиотский предлог! Остановись, подумай!) С того момента, как «Энола Гей» [5] сбросил бомбу, и от взрыва расцвело огромное грибовидное облако, в стране ощущалась нехватка героев. Последним из них, как считал Джек, был Армстронг.
Армстронг — американский астронавт, первый человек, ступивший на Луну.
Даже такие истинные храбрецы (ими восхищалась пресса), как минер Чавес или пожарник Эдер, никогда не поднимались до статуса национальных героев. Вспомните войну, Стиллвела, Шенно или Ауди Мэрфи. А теперь сравните их с «гориллами» из горящих джунглей Юго-Восточной Азии. Фильмы типа «Хью Дорганнер против Бен Хоа» или «Данаганский дневник» не в счет. Пожалуй, только Сталлоне или Норрис в картинах «Месть» или «Пропавшие без вести». И то — спокойной ночи, малыши.
Почему, черт возьми, исчезновение героев приобрело такое значение? Астронавты, последние законные герои, похоже, растворились в «Звездных войнах». На кого с восхищением взирают дети — на эстрадного певца-грязнулю с хриплым голосом, да еще засунувшего в каждую ноздрю по грамму кокаина? На профессионального боксера, который в одной руке держит альбом со своими фотографиями, а в другой — контракт на 497 тысяч долларов? Герои превратились в пыль под громовые раскаты рок-музыки. Душа Эйхорда, раненная жизнью, сметенная ураганом времени, отчаянно пробивалась к свету и вот уже в третий раз терпела поражение.
«Не было массового убийства с тремя сотнями трупов в запертой комнате... — вспомнил он, как Ли его донимал. — Но ты еще на службе. И с каких это пор тебе стало сто раз на нее наплевать?»
«Джимми, старина, у меня новости. Проверь. Сто процентов от нуля равняется нулю. Кроме того, ты, коварный сукин сын с Востока, ты, старый ублюдок, тебе не следовало бы дружить со мной, если не понимаешь шуток». Так подумал Эйхорд и потянулся за пинтой «Джека Дэниелса», которую он теперь повсюду таскал с собой. Все образуется. Или нет.
 
ДАЛЛАС
Только одна из первых трех жертв видела лицо убийцы. Йоланда де ла Крус так его и не рассмотрела. Когда Марк пригласил ее, она беспокоилась только о том, что ее черные блестящие волосы на ветру выглядят ужасно. Ей было двадцать два года. «Мисс Арбуз» из Дилли, штат Техас. Арбузы в тех краях не предмет для шуток. Они вырастают поистине до гигантских размеров. Йоланда работала в различных агентствах в Далласе, выполняла множество мелких заказов. Демонстрация нарядов. Контракты. Обычный набор. Заказ на серию снимков для рекламы продуктов от самого Марка Голда из «МГ ГРАФИКС» показался ей весьма заманчивым. Один из трех самых крупных контрактов Марка, и она, как всегда, скрестила пальцы на руке. Такого заказа ей еще не доводилось получать.