Пешие прогулки

– Почему вы мне все это рассказываете? Не боитесь, что каждое ваше слово в определённой ситуации я могу повернуть против вас? Организованная преступность у нас карается сурово.
Незнакомец зло рассмеялся в ответ:
– Не боюсь, товарищ прокурор, не боюсь. За это и деньги получаю. «Организованная преступность»… Как вы боитесь произнести это определение, как вообще боитесь что-либо сообщать народу о преступлениях и преступниках, все тешите себя иллюзией: этого у нас нет, этого быть не может. Скажу вам, раз выпала мне такая честь – пообщаться с самим прокурором, попавшим в беду: преступность в основном и есть организованная, и так организована, что вам и представить трудно, иначе бы вы успешнее боролись. Вы же умный человек, разве вас не пугает такая компания: Суюн Бекходжаев, Герой Труда, депутат Верховного Совета, председатель колхоза, Акрам Садыков, член бюро обкома, крупное должностное лицо, тоже депутат, Иргашев, начальник областной милиции, прокурор Исмаилов, и я, профессиональный преступник, – будем называть вещи своими именами.
Вот вы прокурор, из тех, что не идут на сделку с совестью, – уж мы-то знаем, кто есть кто. Наверное, о том, что вы достойный человек, знают и люди на высоких постах, – почему же они оставили вас одного против Бекходжаевых, почему на бюро не приехал прокурор республики, чтобы защищать вас? Честно говоря, строя планы, мы не были уверены, что удастся растоптать прокурора области такими сомнительными анонимками и демагогическими выступлениями, но Садыков оказался прав, он, конечно, лучше знает вашу среду
– у нас, в преступном мире, так легко оболгать человека не удалось бы. Воистину тут, у вас, сместились все понятия о нравах.
– Ну, какие у нас нравы, позвольте разобраться нам самим, обойдёмся без благородной помощи преступного мира. Не все так мрачно, как вам видится, молодой человек. А союз ваш – ненадолго, не так уж много в наших рядах Иргашевых, Бекходжаевых, иначе бы вы сейчас не отбывали срок, – прервал Амирхан Даутович философствующего преступника и заметил, что ночной посетитель нервно среагировал на его последнюю фразу. Значит, угадал…
– Много ли, мало, а вам они испортили жизнь, сломали карьеру. Ваша песня спета, прокурор, вы проиграли. А впрочем, давайте не будем препираться, мы люди полярных взглядов, проговорили уже с полчаса, а к делу и не приступали…
А прокурор, глядя на удобно устроившегося в кресле человека, думал о закрытых совещаниях в прокуратуре республики, где его коллеги не раз пытались поднимать вопрос о сращивании организованной преступности с органами правопорядка у них в крае, и как такие разговоры круто пресекались, а то и поднимались на смех, хотя примеры приводились далеко не смешные. Амирхан Даутович сейчас не поручился бы, что этот уверенно державшийся ночной визитёр – «гастролёр» и прибыл откуда-то из Ростова или Грозного, Москвы или Тбилиси. Он вполне мог быть выпущен полковником Иргашевым на время операции из мест заключения на территории области.
Если бы он мог, если бы он только мог задержать этого незваного гостя! Но Азларханов понимал, что сделать ему это не удалось бы. Во-первых, того наверняка подстраховывали, – возможно, сообщник стоял в тени летней веранды и в мгновение ока оказался бы в комнате; во-вторых, преступник был вооружён. Амирхан Даутович сразу, ещё в прихожей, отметил едва заметную ремённую лямку пистолета под мышкой – тонкий модный пиджак гостя не очень годился для такого снаряжения. А главное – что он мог сделать после двух инфарктов и тяжелейшей пневмонии с человеком безусловно сильным, да и жестоким. Глупо было бы погибнуть от пули, от приёма карате или кунфу, которыми, несомненно, владел этот человек, – не исключено, что ощущение этой власти силы над другими подтолкнуло его стать преступником. Обиднее всего, что убийство такое, случись оно, вряд ли когда-нибудь раскрылось бы: преступник к утру вернулся бы к месту заключения, и какая светлая голова догадалась бы искать убийцу за тюремной решёткой?
Гость достал новую сигарету из длинной золотистой пачки, щёлкнул дорогой зажигалкой.
– Бьюсь об заклад, вы никогда не догадаетесь, зачем я к вам пришёл…
Амирхан Даутович не перебивал, давая возможность ему вновь разговориться.
– Скажу коротко: передать вам этот французский «дипломат», кстати, модную ныне вещь, и заручиться вашим честным словом. И ничего больше. Но прежде чем расшифровать своё скромное поручение, я должен передать вам от всей огромной семьи Бекходжаевых искреннее соболезнование по поводу гибели вашей жены.
Видя удивление прокурора, гость повторил:
– Да-да, самые искренние соболезнования. Не станете же вы утверждать, что вашу жену убили… специально… Это тот самый случай, который принято называть трагическим. В данном случае и для вас, и для Бекходжаевых трагичнее не придумаешь. Но от судьбы не уйти ни вам, ни им. Мне понятна и ваша утрата, понятна и позиция Суюна Бекходжаева. Он рассуждает так: понесёт ли их сын наказание или нет, вашу жену уже не вернуть, и стоит ли губить ещё одну судьбу? Цинично, но для такого цинизма есть причины. Суюн Бекходжаев имеет в этих краях определённую власть, и многие люди на высоких постах обязаны своим восхождением ему. В конце концов семейство не отрицает своей вины и готово нести ответственность, скажем, материальную, готово на определённую компенсацию.
Против вас лично у них нет никаких предубеждений, и, не затевай вы столь решительно пересмотр дела, вы до сих пор оставались бы на своём посту областного прокурора. Так что поста вы лишились благодаря собственным усилиям – таковы жёсткие условия игры: или вы нас, или мы вас – другого не дано. В случае вашего успеха понесли бы суровое наказание и полковник Иргашев, и прокурор Исмаилов – игра зашла слишком далеко, и назад хода нет. Впрочем, извините за откровенность, мало кто думал, что вы выкарабкаетесь из двух инфарктов. Но опять же, повторяю, ни у кого не было мысли лишать вас поста областного прокурора, и в подтверждение – вот эта компенсация.
Незнакомец поднял на колени стоявший на полу вишнёвого цвета кожаный «дипломат», быстро набрал шифр. Раздался лёгкий щелчок, и крышка стала сама медленно подниматься. Как только «дипломат» открылся, гость развернул его к Амирхану Даутовичу.
– Здесь ровно сто тысяч – это компенсация за организованную нами потерю должности областного прокурора и вытекающих из этого благ: служебной машины, бесплатных путёвок, буфета и т.д. Учли и предстоящую разницу в зарплате, и потерю коттеджа с великолепным садом, который наверняка у вас отнимут, – вот до чего может довести упрямство…
Незнакомец неожиданно захлопнул «дипломат», ловким жестом опустил на пол, подтолкнул легонько ногой к креслу прокурора.
Амирхан Даутович молча, правда, не так ловко, как ночной гость, отпихнул носком ботинка «дипломат» обратно.
– Не устраивает сто тысяч? Мало? Впрочем, я бы тоже за потерю такой должности потребовал лимон.
Амирхан Даутович знал, что на жаргоне «лимон» означает миллион и что у них в крае есть подпольные миллионеры.
– У меня повышенная кислотность, и лимон мне противопоказан, не нужно мне и ста тысяч, да ещё в таком роскошном «дипломате». Должность свою, на ваш манер, я никогда не оценивал в деньгах, так что напрасно думаете, что я лью слезы, потеряв место областного прокурора. Хотя, честно говоря, очень жалею, что потерял его в такой момент, когда у меня на многое открылись глаза – сегодня я работал бы уже по-другому. Моя личная трагедия высветила жизнь совсем по-иному. И поймите наконец вы со своими компаньонами, что не все потери в жизни компенсируются, не за все в жизни можно расплатиться деньгами…
Незнакомец вдруг хищно улыбнулся и похлопал в ладоши:
– Браво, прокурор, браво!
– Перестаньте паясничать! – оборвал Амирхан Даутович.
– Я не паясничаю. Я сейчас выиграл пари в двадцать тысяч, – почему бы не поаплодировать себе? Поясню. Идея с этим «дипломатом» не моя, я сразу сказал – деньги он не возьмёт, не тот человек. С ним, то есть с вами, по-другому надо говорить, вплоть до крайней меры, извините за откровенность. А братья смеются, говорят, кто же от ста тысяч откажется. Тогда я предложил каждому из них пари, в счёт своего будущего гонорара за особые услуги… Так что на вашей порядочности я заработал двадцать тысяч…