Подземка

Я дремала, и это меня спасло.
Аи Кадзагути (23 года)
Г-жа Кадзагути родилась в квартале Матия токийского района Аракава, где и продолжает жить по сей день. Ей нравится там, и она ни разу не задумывалась о переезде. Живет вместе с матерью, сестрой на четырнадцать лет младше ее самой и отцом. Полноправный член общества, она понимает, что пора бы отделиться и зажить самостоятельно, однако, на радость родителям, продолжает жить вместе с ними.
Окончив старшую школу, она ходила в бизнес-школу на курсы обработки информации и бухгалтерии, затем устроилась на работу в некую швейную фирму. У фирмы было несколько собственных брэндов, за один из которых отвечала она. Сама она не считает себя сведущей в мире женской одежды, но именно ее не самая дешевая модельная линия была во вкусе как столичных нимфеток, так и дам в возрасте. Отец ее работал в этой же отрасли, благодаря чему она и нашла нынешнюю работу. Глубокого интереса к пошиву одежды не питала — ей было все равно, какая работа, лишь бы можно применять компьютер и «вапро» [31]
Любимая музыка — реггей, любимые виды спорта — сноуборд и серфинг. Одним словом, «не интеллектуалка», смеется она над собой. Любит ездить на природу. Все товарищи — начиная с начальной школы, по-прежнему с ними дружит.
Жизнерадостная, целеустремленная, вдоволь наслаждается холостой жизнью. Не вспыльчивая, по характеру — спокойная. По-видимому, пользуется у парней популярностью. Волосы прямые до плеч. Кстати, не столь важно, но ее мать — одного возраста с автором.
Четвертый год, как я устроилась в эту фирму. Работаю помощником начальника коммерческого отдела. Контролирую на компьютере складские запасы, разбираюсь с возвратом товара, разговариваю по телефону со смежниками. Кроме того — подсчет выручки и сверка чеков. В общем, сплошная коммерция.
Сейчас как раз период всевозможных показов одежды, и я очень занята. Определяется модельная линия на осенне-зимний сезон этого года. Мы — оптовики, раскладываем образцы, ждем, когда придут хозяева магазинов и сделают предварительный заказ. Вот и решается, сколько мы получим этих самых заказов. Жуткая работенка… Сейчас и так непростые времена, и хуже уже некуда… (смеется).
От дома на Матия до фирмы минут сорок. На линии Тиёда я еду от Матия до Нидзюбаси, оттуда иду пешком до Юракутё, пересаживаюсь и еду до Син-Томитё. На работу приезжаю где-то без пяти девять. Рабочий день начинается в 9:20, вот я и оставляю в запасе минут 20-25. Ни разу не опоздала. Почти всегда сажусь в один и тот же поезд.
Вагон битком. На промежутке линии Тиёда от Матия до Оотэ-мати ничего не поделаешь — даже пошевелиться сложно. Подняла руку — да так и осталась стоять. Входишь в вагон, и чувствуешь, как сзади напирают. Бывает, что некоторые специально щупают — так противно!
На станции Оотэ-мати пересадка на разные линии, там вагон пустеет. Но Нидзюбаси — следующая, и почти вся моя поездка проходит в переполненном вагоне. По порядку после Матия — Ниси-Ниппори, Сэндаги, Нэдзу, Юсима, Син-Отяно-Мидзу, Оотэ-мати… нечего и рыпаться. Остается только неподвижно стоять. Оказавшись в вагоне, стою недалеко от входа. Можно к кому-нибудь слегка прислониться и стоя поспать… Да-да, стоя дремлю. Причем не только я — многие. Тихо так закрывают глаза. Все равно не пошевелиться. Хорошо, приятно… Закроешь глаза и покачиваешься вместе со всеми.
20 марта — день происшествия — пришлось на понедельник, верно? Точно, понедельник. Как раз в ту пору у нас в отделе по понедельникам с 8:30 проводились планерки. Приходилось выезжать раньше. Выходить из дома до восьми — где-то без десяти. Села не в ту электричку. Вот что значит раньше — в вагоне было намного свободнее. Было куда набиваться народу. Войдя в вагон, я наметила место между выходом и сиденьем и, как это лучше назвать… прикорнула.
Обычно я сажусь во вторую дверь первого вагона. Прижимаюсь прямо по стеночке рядом с входом и не двигаюсь. Люди выходят и заходят, а я стою — не двигаюсь. Но со станции Нидзюбаси двери открываются с противоположной стороны, и в районе станции Оотэ-мати я перехожу на другую сторону вагона. Там поезд пустеет, и перейти не составляет никакого труда. Такое ощущение, словно вагон проредили.
Вот и в тот день я открыла глаза, собираясь перейти на другую сторону. С закрытыми глазами делать это как-то несподручно (смеется). Очнулась — трудно дышать. Что такое? В груди словно сдавило. Пытаюсь изо всех сил вдыхать, а воздух внутрь не попадает… Странно, подумала я. Верно, слишком рано встала (смеется). Поднялась ни свет ни заря, вот и поплохело. И особого значения не придала. Я — сова, но даже при этом уж слишком тяжко.
Пока двери были открыты, поступал свежий воздух, и было как-то терпимо, но стоило дверям на Оотэ-мати захлопнуться, и стало совсем невыносимо. Не знаю, как это выразить точно, — будто бы что-то сдавливается воздухом. Вроде того, что воздух замер, время и то остановилось.
Мне это показалось странным. Смотрю — люди, что держались за поручни, закашляли. К тому времени вагон опустел, и стояло лишь три-четыре человека. А мне так тяжко, что хочется поскорее оказаться на воздухе — ну когда же этот поезд доедет до станции? Перегон между Оотэ-мати и Нидзюбаси — две-три минуты, но как непросто они дались. Бывает так, что, падая, ударяешься грудью и не можешь дышать. Вдохнуть-то у меня получалось, а выдохнуть — нет. Гляжу: на другой стороне вагона возле дверей лежит предмет, завернутый в газету. И я стою как раз перед ним. Но обратила внимание на него не сразу.
Размером с бэнто, оберточная газета намокла. И просачивается то ли вода, то ли какая-то жидкость. Смотрю, а он вздрагивает в ритме колес поезда. Не так, чтобы явно, но видно, что это — предмет не твердый.
Я родом из простых кварталов, и там купленную в лавке рыбу заворачивали в газету. Вот я и подумала: кто-то купил рыбу и обронил. Но кто будет с утра пораньше покупать и забывать рыбу в вагоне метро? Мне это показалось странным, потом смотрю — какой-то человек тоже с сомнением рассматривает пакет. На вид ему лет сорок, в пальто, по виду — из служащих. И смотрит, будто спрашивает: что же это такое? Но не прикасается.
Тем временем поезд остановился на Нидзюбаси, и я вышла. Все, кто вышел вслед за мной, кашляли. Я — тоже. С чего бы это? Выходят почти десять человек, и все одновременно кашляют. Что-то тут не так, значит, не одна я.
Однако времени у меня уже не оставалось, нужно было торопиться. Сердце колотилось, но я прямо прошла по платформе, а в переходе чуть не задохнулась. Да, двигалась такими мелкими перебежками. Полегчало. Но вместо этого потекли сопли — в три ручья. Правда, на сердце отлегло. Может, сопли — от холода, подумала я. Но внимания не обратила.
А на планерке мне постепенно стало все хуже и хуже. Затошнило. Узнала из новостей про это происшествие в метро, поняла — это однозначно оно и есть. Услышала, и в голове все так и поплыло. Выходит, я — трусиха. Сразу же поехала в больницу Сэйрока. Там часа два пролежала под капельницей. Тем временем у меня взяли на анализы кровь и отпустили домой. Результаты анализов оказались положительными. Я оставалась в той же одежде, зрачки не сужались, просто было неприятно.
Прямо перед вами лежал прорванный пакет с зарином, но вы отделались так легко…
В тот момент было тяжко. Но со временем стало лучше. Как потом сказал мне следователь, я дремала, и это меня спасло. Глаза были закрыты, дыхание мелкое, так что почти не надышалась (смеется). Считаю, что мне просто повезло.
Все обожают скандалы.
Хидэки Соно (36 лет)