Мисо-суп
Вместо ведущего на экране снова появились эксперты-ученые. Начались дебаты. Из зала неслось: «Школьницы сами виноваты, что с ними такое случается!» Один из экспертов взял слово:
— Конечно, о мертвых либо хорошо, либо ничего, но ведь такие случаи и раньше уже бывали. Нужно четко понимать, чем ты рискуешь, когда идешь встречаться с незнакомыми мужчинами за деньги. Неужели это непонятно с самого начала? Неужели обязательно нужно, чтобы произошло что-то ужасное? И я ни в коем случае не оправдываю тех мужчин, которые платят этим школьницам деньги, — таких, как они, следует сажать в тюрьму! Если пустить все на самотек и смотреть на подобные случаи сквозь пальцы, то очень скоро мы превратимся в Америку с ее уровнем преступности. Давайте же сохраним Японию для будущего!!
Домохозяйки в студии разразились бурной овацией.
— В Америке, между прочим, нет никаких свиданий за деньги, — буркнула Джун. — Интересно, что этот умник ответит, если какая-нибудь американская газета спросит у него: «А почему это, скажите, пожалуйста, у вас в Японии школьницы встречаются за деньги со взрослыми мужиками?»
При слове «Америка» я сразу вспомнил то, что мне ночью сказал Фрэнк в гостиничном вестибюле. Звучало это дико: «Мозг — такой орган, в котором с определенного возраста новые клетки больше не появляются. Вот в почках, или там в желудке, каждый день рождается несколько миллионов новых клеток. И клетки кожи тоже обновляются, а мозг — совсем наоборот. У взрослого человека с каждым днем клеток в мозгу становится все меньше и меньше. А мне врач сказал, что существует вероятность того, что взамен вырезанных клеток у меня будут появляться новые. Понимаешь? То есть в моей голове старые клетки перемешались с новыми, отсюда и провалы в памяти, и с моторикой проблемы — ну, когда я двигаться не могу…» Как вам такое объяснение?
Передача об убийстве старшеклассницы закончилась, и начались новости. От очередного сообщения я чуть не вывалил обратно на стол только что засунутые в рот остатки удона.
— И в продолжение нашего выпуска еще несколько новостей. В западной части района Синдзюку на территории Центрального районного парка в помещении платного туалета сегодня рано утром найден обгоревший труп мужчины. Труп обнаружил уборщик, пришедший утром на смену. По-видимому, сначала было совершено убийство, после чего труп облили бензином или другой горючей жидкостью и подожгли. В полиции Ниси-Синдзюку этот случай идентифицируется как убийство. Уже начато расследование. Судя по всему, жертвой убийства стал один из бездомных, проживающих на территории Центрального парка… Перейдем к следующему репортажу. В здании японского посольства в Перу произошел захват заложников. Репортаж с места событий передает наш корреспондент в Лиме…
Лапша у меня во рту в одну секунду превратилась то ли в обрывки какой-то грязной тряпки, то ли в жеваную бумагу.
— В чем дело? — спросила Джун, заглядывая мне в лицо.
Я сделал над собой усилие и проглотил остатки удона. Потом достал из холодильника бутылку минеральной воды и сделал пару глотков. Настроение у меня было прескверное.
— Что у тебя с лицом? — снова спросила Джун и, придвинувшись ближе, погладила меня по спине. Сквозь свитер я почувствовал тепло мягкой девичьей руки. «Именно это чувство, — вдруг подумал я, — Фрэнку и недоступно».
— Опять о своем гайджине вспомнил?
— Его зовут Фрэнк.
— Ага, Фрэнк. Никак не могу имя запомнить. Слишком уж оно простое… Может, ты перестанешь о нем думать, а то это у тебя прямо какая-то навязчивая идея.
— Слишком простое? — пробормотал я себе под нос. — Вполне может быть, что это ненастоящее имя.
— Типа кличка? — уточнила Джун.
Я пересказал ей то, что услышал от Фрэнка в баттинг-центре. По поводу бездомных.
— Ну надо же! Этот твой гайджин, то есть Фрэнк, прямо так и сказал? Он что, и вправду думает, что где-то на Земле есть человек, который, увидев вонючего бомжа, захочет прижаться к нему щекой, и наоборот, увидев младенца, захочет его придушить?!
— Этот парень, — сказал я ей в ответ, — этот парень врал мне всю дорогу. Знаешь, мне кажется, что его ненависть к бомжам — единственная правда, в которой он признался.
— То есть ты думаешь, что это он убил бомжа в парке?
Я не знал, как объяснить Джун, что я чувствую. Никаких доказательств вины Фрэнка у меня не было, и кроме того, Джун ни разу его не видела. А передать словами то тихое отвращение, которое вызывал у меня Фрэнк, было практически невозможно. Пока сам не увидишь, не поймешь.
— Но если до этого дошло, то, может быть, тебе просто отказаться от работы?
Я представил себе, как встречаюсь с Фрэнком и говорю ему, что отказываюсь водить его по Кабуки-тё. От этой мысли у меня кожа покрылась мурашками.
— Нет, Джун. Это не вариант.
— Почему? Ты думаешь, что он тебя убьет, если ты откажешься? — Джун, осознав, что я не на шутку напуган, похоже, тоже забеспокоилась. Наверное, представила себе этакого классического убийцу из кинофильма. Но Фрэнк совсем другой. Стандартный киноубийца убивает ради наживы. А Фрэнк, если и убивает, то явно не ради денег.
— Боюсь, я не смогу тебе внятно объяснить… У меня нет никаких доказательств, что Фрэнк убил этого бездомного, вообще, не факт, что речь идет о том самом бомже, которого мы с Фрэнком видели в баттинг-центре… Понимаешь, просто я раньше ничего похожего не ощущал… Я бы даже мог, например, снова пойти в баттинг-центр, чтобы убедиться, что этот чертов бомж жив и здоров, но это абсолютно никакого значения не имеет. Потому что я уверен, что Фрэнку совершенно безразлично, какого бомжа убить — того или другого. Понимаешь?
— Не совсем.
— Да я и сам не понимаю. Кажется, у меня просто слегка крыша едет…
— А этот бомж из баттинг-центра, он к Фрэнку приставал?
— Ни к кому он не приставал.
— Ну и зачем тогда Фрэнку этого бомжа убивать? А, Кенжи?
— Я не знаю, как тебе это объяснить… Честно говоря, я себя чувствую полным дураком. Мне иногда кажется, что у меня глюки… Вот ты спрашивала, принес ли я пурикуру. А даже если бы и принес? По фотографии-то все равно не понять… Например, когда я учился в старших классах, мне здорово везло на всяких уродов, которые нарочно делают людям гадости. Знаешь таких?
— Нет, — сказала Джун, — у нас в школе таких вроде нет.
Конечно, откуда им там быть?! Джун учится в более-менее приличной частной женской школе. Там неоткуда взяться подонкам. А может быть, просто таких людей, которые откровенно радуются, нагадив своему ближнему, с каждым годом становится все меньше и меньше…
— Я когда с Фрэнком рядом стою, я прямо физически чувствую, как от него волна энергии прет. Не волна — десятый вал. Он весь — словно сгусток злой воли.
— Злой воли?
— Ага. Это у всех есть. Даже у такой девочки-припевочки, как ты… Хотя у тебя, может, и нет. Ты ведь такая милая и нежная.
— Ну ладно, обо мне потом поговорим. Ты лучшее расскажи как следует, что там у тебя с Фрэнком, а то еще какую-то злую волю приплел. Объясни нормально.
— В школе у меня был один приятель. Он всех доставал ужасно, и его все тихо ненавидели, а учителя вообще махнули на него рукой. В конце концов его выгнали из школы за то, что он порезал школьного директора канцелярским ножом — все лицо ему исполосовал. Похоже, что в семье у этого парня были серьезные проблемы. Я, правда, подробностей не знаю, он мне не все рассказывал. Короче, я как-то пришел к нему в гости. Ну, его мать выходит и так вежливо-вежливо со мной: «Ах, как мило, что вы пришли. Вы у нас такой редкий гость» и все такое. Дом у них был приличных размеров. У каждого — отдельная комната, и все комнаты просторные, намного больше, чем эта, в которой мы сейчас сидим. У того паренька в комнате стоял компьютер последней модели со всеми возможными по тем временам примочками. Со всеми! Я даже позавидовал ему. Но вот атмосфера в их доме была неприятной. Чувствовался какой-то изъян, что ли.
Мать моего приятеля принесла нам чай и печенье и снова обратилась ко мне — я же как бы гость — с соответствующими случаю вежливыми словами. Типа «я вам так благодарна за то, что вы всегда помогаете моему сыну» или что-то в этом роде. А он вдруг ее перебивает на полуслове и говорит: «Ладно, хватит. Иди отсюда». Ну она тогда говорит: «Ну что же. Не буду вам мешать» и уходит. Я ей вслед: «Спасибо за гостеприимство», а мой приятель подождал, пока она из комнаты выйдет, и говорит с невозмутимым видом: «Между прочим, она меня в детстве резиновым шлангом лупцевала, а иногда — трубкой от пылесоса. И зажигалкой поджигала…» и показывает следы от ожога на предплечье. «А моему младшему брату она никогда ничего такого не делала». На этом разговор о его матери закончился, мы принялись за новую компьютерную игрушку. Потом мне захотелось в туалет, так что мы засейвили игру и я вышел из комнаты. В полутемном коридоре стояла его мать и смотрела на меня с каким-то странным выражением на лице, потом вдруг будто опомнилась, улыбнулась: «Вам в туалет? Это в конце коридора. Вон там, видите?» и рассмеялась пронзительно. От ее смеха у меня по всему телу волосы дыбом встали.